Заговор двух сердец - Кэтрин Куксон

Наступил ее шестнадцатый день рождения. Мать купила в подарок Норин новое пальто и шляпку. Пальто было серым с синими отворотами и капюшоном до плеч, а вельветовая шляпка — синей с серой отделкой. У нее никогда не было таких красивых вещей, и Норин казалось, что на нее все смотрели, когда она стояла в церкви и пела на воскресной службе. Когда служба закончилась, девушка заторопилась к выходу — сегодня отец не ждал ее, не было даже младшего брата, который заболел и лежал в постели. Поэтому она была одна, когда встретилась с Вилли.

На этот раз он не сидел на лошади или на берегу с удочкой — Вилли медленно шел по дороге, за ним бежала собака довольно замурзанного вида. У него-то были великолепные пастушьи овчарки. Молодой человек заговорил первым:

— Привет! Это ведь ты, я не ошибся?

— Да, я, — ответила она. — Кто же еще?

— Ну, ты извини, что сразу не узнал тебя, ты такая нарядная и очень хорошенькая.

— Не означает ли это, что когда я ненарядная, то не хорошенькая? — Норин улыбалась и ждала, что он тоже рассмеется, но Вилли был серьезен.

По привычке, слегка отвернув голову, он заметил:

— Я ничего такого не хотел сказать. Я всегда считал тебя хорошенькой, вернее даже красивой.

Она оторопела: никто никогда не говорил ей, что она хорошенькая, а уж тем более, красивая. Маленькое зеркало в ее комнате уверяло, что с ней все в порядке. Возможно, не такая она хорошенькая, как Мэгги Томптон из деревни, но значительно привлекательнее, чем близнецы Рейнтон.

Вилли нарушил молчание вопросом:

— Ты днем сегодня гулять пойдешь?

— Может быть, — замялась она. — Я не могу обещать. Мама чай затеяла, ведь у меня сегодня день рождения.

— Желаю тебе еще много-много дней рождения. Сколько тебе, семнадцать?

Она замешкалась, потом неохотно ответила:

— Шестнадцать.

— Ах да, разумеется. — Он сделал вид, что припоминал тот день, когда она с вызовом заявила, что ей уже почти четырнадцать.

Тут к ней подошла собака, обнюхала и лизнула руку в перчатке. Норин погладила ее по голове и заметила:

— Дружелюбный парнишка. Что это за порода?

— Ирландская легавая.

— А как ее зовут?

— Пэт. Как еще можно назвать ирландскую легавую?

— Верно. — Она тихо засмеялась и сказала: — Мне пора. До свидания.

— До свидания.

Она чувствовала, что он не ушел сразу, а все еще стоит и смотрит ей вслед. Это ее смущало. Она с трудом подавляла желание побежать. Нет, говорила она себе, тебе уже шестнадцать, ты свое отбегала, надо вести себя солидно, надо сдерживаться…

В тот день увидеться с Вилли ей больше не удалось. Отец выбрался из постели и следил за ней. Да и следующие несколько недель после. Но когда молодые люди снова встретились, обоим казалось, что этих недель не было, что они стояли так и разговаривали только вчера. Вилли протянул ей руку и, держась за руки, они долго гуляли по берегу, разговаривая.

Это вошло в привычку. Когда они встречались, Вилли брал Норин за руку, если этой темненькой с ним не было. Но со временем она стала появляться все чаще, и в таких случаях Норин просто здоровалась и шла дальше. Странно, но теперь при встрече темнокожая девушка всегда молчала, только подолгу ее разглядывала.

Так и продолжалось это нерегулярное ухаживание по воскресеньям. Во вторник Норин исполнится восемнадцать. Она мечтала, что на этот раз Вилли придет один — настало время объясниться. Мало того, Норин давно стало казаться, что если он не заговорит сам или не даст ей возможности признаться в любви — ее разорвет на части. Она знала, что нравится ему, даже больше, чем нравится. Это чувствовалось по прикосновению руки, по задержавшемуся на ней взгляду. Но Вилли не произнес ни единого слова любви. Возможно он, как и она, боялся последствий такого объяснения. Норин останавливал гнев отца. Узнай он о ее связи именно с этим Сопвитом, будет что-то страшное. А Вилли должен был думать о своей матери.

Норин слышала, что его мать — дурная женщина, во всяком случае, с моральной точки зрения, такая шла о ней молва. Она долгие годы путалась с управляющим шахты, и, как говорили в деревне, пусть она еще хоть сто коттеджей построит, пусть дает пенсии и еду и подарки к Рождеству, перед Господом ей своих грехов не замолить. Судя по всему, она всегда была дурной женщиной. Ведь сам Вилли — внебрачный ребенок. Его мать очень долго была любовницей его отца. А когда он умер, она выскочила замуж за его сына. Когда же муж умер, она вернулась домой с темнокожей девочкой, заявив, что она ее удочерила. Если все это учесть, получалось, что мать Вилли и в самом деле ужасная женщина. Норин хотелось бы встретиться с ней и составить свое собственное мнение. Она не боялась этой встречи не в пример жителям деревни, которые готовы были сделать большой крюк, только бы с ней не столкнуться.

Что ж, если Вилли признается в любви, Норин придется встретиться с его матерью. Так ведь? Но только пусть это случится скорее — ей все труднее бороться с пламенем, разгорающимся внутри. Норин прекрасно понимала, что если оно разгорится, то поглотит не только ее. Раздадутся возмущенные крики со всех сторон, особенно постарается отец. Но девушка чувствовала себя достаточно сильной, чтобы побороться за свое счастье, только бы Вилли объяснился ей в любви.

Глава 2

В то же самое утро об отношениях Вилли с Норин Бентвуд заговорили в особняке. Тилли уже давно догадывалась о том, что происходит, но сегодня с громкими протестами выступила Жозефина.

Так вышло, что Жозефина договорилась с Джоном и Анной приехать к ним, благо они в эти выходные принимали гостей: Пола и Алису Бартон, брата и сестру, живших в Дархэме. Бартоны — знатная семья, и они не дружили с Тилли, но на Джона и Анну Сопвит это не распространялось.

Жозефине нравился Пол Бартон — он был хорошей мишенью для ее острот, прилично играл в вист и крокет, и за ним приятно было наблюдать во время игры.

В последнее время Жозефина все время была на взводе. Не понимая причину такого настроения, она осознавала, что устала от особняка и монотонной жизни. Сюда никто не приезжал, кроме Джона и Анны. Если ей или Вилли надо было с кем-то встретиться, делать это приходилось на стороне. Такая ситуация не угнетала ее — она в принципе сторонилась людей. По-настоящему хорошо она относилась лишь к Вилли и маме. Хотя чувства ее к этим людям были совершенно разными.

Мать она обожала, а вот к Вилли относилась так, как женщина относится к мужчине, и отдавала себе в этом отчет. Она понимала, что если Вилли ее и любит, то только как сестру. Кроме того она знала, что Тилли на самом деле не ее родная мать. Это заставляло Жозефину ощущать себя чужой в этой стране и она давно приняла четкое решение относительно своего будущего. Сейчас перед ней лежали две дороги: если она не сможет пойти по той, которая отвечает ее желаниям, тогда она стоически пойдет по другой и, возможно, в конечном итоге заполнит странную пустоту в своей душе.