ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3) - Пантелеймон Кулиш

Мясковский же писал к своему брату, что 16 октября прибыл к Потоцкому ханский ага

в сопровождении Васька из Чигирина, хорунжого Хмельницкого, да Федора Брагиля,

писаря его. Они отправляли посольство публично (publice). Отдав письмо от хана, ага

требовал объяснения (expostulo ѵаи): о собрании столь великого войска, о котором у

них представляют, будто бы оно, по своей огромности, стоит тремя лагерями; о

наступлении на Козаков; о несоблюдении ни в .чем относительно их Зборовского

постановления: чему хан очень удивляется, и требует хранить братство с

Хмельницким, считая кривду его своею собственною. •

„Пан Краковский" (пишет Мясковский) „отвечал, что в нашем отечестве давнишний

обычай ежегодно, жолнера, получающего жалованье, держать в обозе под открытым

небом, а не в домах. Но этот обоз не причиняет козакам никакой кривды. Мы стоим в

20 милях от козацкой линии, и ничего враждебного не замышляем, хотя козаки

поступают с нами неприятельски: ни слова, ни присяги не держат; не выходят не

только из Брацлавского, но и из Подольского воеводства; имений наших не пускают;

особенно я-—слова пана Краковскаго—имея за Днепром 150.000 доходу, не

.

.141

получил еще и гроша, также его милость пан коронный хорунжий и многие другие.

Оловом, козаки делают, что хотят, и слуг наших, и шляхты, братии нашей, множество

перебили в ото время тирански.

„На ото хорунжий Хмельницкого дерзко (arroganter), не допустив переводчика

толмачить, возразил: Не покажсцця воно, милостивый нано гетмаие: не наше козацьке

дило розбивати мужнкив: се ваши опришки справляют. Федор поддержал его. (Вот из

чего молва сделала невозможную сцену между Потоцким и козаком Кравчеаком).

„Пан Краковский*1 (продолжает писать брат к брату, поучая Малоруссов отличать

былое от небывальщины) „представил доказательства справедливости своих слов: ибо

и его собственных слуг за Днепром убили теперь несколько человек, и других перебили

козаки, убили и наиа Воляновского, и папа Костыка, на которого конях ездит Нечай, а

прочих подарил Хмельницкому*). Спор продолжался с полчаса, и когда переводчик все

это пересказал ясно аге, тот сказал: Я сумею (bde lo umiai) рассказать об этом хану, и

которая сторона виновна перед другою, и кто не соблюдет Зборовского постановления,

против того будет стоять хан: так и велел он мне сказать.

„При этом послы отдали, с низким поклоном письмо от Хмельницкого, в котором

письме он настоятельно просить о распущении вриска, присовокупляя, что он

принужден держать на Синих Водах Татар с великими издержками, доставляя из

Украины стации, пока не разойдется войско.

„После того послы были публично на обеде; их угощали с почетом (byli na obiedzie

publice, traklowani honorifice), и после этого посольства уехали в Варшаву".

По словам Мясковского, между Потоцким и Хмельницким уже недели полторы

перед тем были дружеские сношения, а неделю тому назад Потоцкий отправил с

каким-то тайным поручением к хану Бечинского с Атталыком. Грозы как будто и не

было на горизонте, но она чуялась в воздухе, потому-то и носились переделываемые

каждым слухи о Хмельницком. Но никто не предвидел козакотатарского набега на

Волощину, о котором а долженъ

*) Это показывает, что Хмельницкий разыграл перед Киселем такую же комедию с

Нечаем, какую перед Ляшком с Кривоносом.

,142

.

был прервать повествование, чтоб осветить истинным светом взаимные отношения

трех интригующих сил в виду четвертой, лупуловской.

За неимением более точных известий о козацких похождениях в Волощине,

приходится и мне повторить слухи, долетавшие до анонимного мемуариста, который,

как можно догадываться, был адгерентом дома Замоиискнх и жительствовал в

Замостье.

„Вскоре" (пишет он) „полковники Носач, Пушкаренко и Дорошенко с 16.000

Козаков ворвались к Волохам и соединились под Сорокой с 20.000 Орды иуреддин-

оултана. Татарская голота, как муха на мед, бросилась на грабеж Волощишы. Там люди

зажиточные, есть что грабить, а если будут обороняться, то собственною кровью

заплатят.

„Волошский господарь Лупу.ш, не имея столько войска, чтоб отразить внезапный

набег Татар и Козаков, отослал жену и детей в замок Немец, за реку Серег, и велел там

сделать засеку в густом лесу, в буковине, а сам скитался в неприступных горах,

ущельях и нетрах. Поэтому неприятели не воевали, а сплошь грабя, опустошали край

огнем и мечем, гоеиодарскую столицу сожгли, как сожжена из-за Елены Троя, и всю

Волощину разорили. Господарь Василий посылал людей на высокие деревья, велел

смотреть, в которой стороне видать огонь, и соображал руиины. Было у него несколько

приближенных Поляков. ИИо совету двоих из них, Кутнарекого и Доброшевекого,

опытных в домашних и военных делах, решился он окупиться, и послал переговорить с

неприятелем.

„Орда уже довольно награбила; козаки опасались Поляков, сто• явших обозом на

водошской границе; поэтому иуреддин-султан вступил охотно в переговоры, и получив

800.000 битых талеров, еверх подарков старшине, выступил из Волощини.

Хмельницкому также было полезно разграбление Волошины: ибо господарь обещал

ему отдать дочку за его Тимошка, лишь бы только дал ему после этой руины немного

осмотреться. Он до того был прижат к стене, что прежде у нею присватывались, а

теперь сам он сватался ради мира. Отсчитав жестоким сватам такую громадную сумму,

оплакивал он выжженный и разоренный край свой, и поступил по давнишнему обычаю

Волохов, которые заискивают благоволения у всех и кланяются сильнейшему.

Несчастное положение их было таково, что сысподу дым выедает глаза, а сверху на них

каплет.

.

143

„Удавались эти штуки Хмельницкому* (продолжает эхо современной молвы,

Аноним). „Счастливый десперат, он заохачивал Турцию к протекции над собою, Орду

отвлек от Московской войны, Москву, обманутую видом предательской приязни,

сделал неприятелями Поляков, волошского господаря оклеветал, и не пропустил

никакого случая повредить Польше. Великое диво! человек низкого происхождения

одним природным умом доходил до таких предательских штук и прозорливых мыслей,

что не только обманывал глупое посольство, но обманывал и великих монархов и,

словно помраченных чернокнижными чарами, вооружал и соединял на Поляков.

Татары, от природы довольно проницательные, поверили, что Поляки, будучи не в

силах одолеть Козаков, хотят выгубить обезоруженных под предлогом Зборовского

трактата. Россиянин, устрашенный татарским могуществом, принял протекцию над

козаками для обеспечения своего Московского царства; а Турок, желая завоевать

Украину, предложил им протекцию, и ослабив постоянною войною Поляков, надеялся

покорить их своей власти. Так-то* (заключает с глубоким вздохом современник-

мемуарист) „одной головы Хмельницкого с его столь быстрым умом было достаточно,

чтобы причинить Речи Посполитой такия тяжкия страдания,— того Хмельницкого, о

котором все знали, что это был такой великий пьяница, что никогда не просыпался, и,

однакож, он один был автором и выполнителем столь страшных руин, бед и

кровопролития*.

Совсем иной взгляд на козацкие подвиги и единоверной Молдавии усвоили себе от

Козаков наши предки Малоруссы; а как от формации мнений зависят судьбы

человеческих обществ, то заслуживают внимания историка и те мнения, которые

поворачивают общественный ум вспять, вместо того, чтоб устремлять его вперед.

Козацкия воззрения не оставляют козацких потомков доныне, как и шляхетския—

шляхетских. Малорусская историография до настоящего момента угощает публику вот

какими взглядами на героя пожогов, руины и человекоистреблеиия:

„Вся страна пылала. Яссы, оставленные жителями, были разорены и сожжены

козаками и Татарами. Гетман чувствовал себя в положения торжествовавшего

победителя, могущего требовать покорности от своего противника, так недостойно его

обманувшего и так грубо оскорбившаго* *).

*) Еиевсвая Старина, 1887, март, 491.

144

.

В том крайнем положении, до которого была доведена страна и собственная семья

Лупула, он был принужден откупиться и от Козаков, как откупился от Татар, обручить

Роксанду с Тимошком Хмельниченком и дать в залог четырех богатейших бояр, в том

числе и своего племянника, как удостоверение, что тотчас после Рождества Христова

1650 года будет свадьба. Но при всей иизкопокдонности своей в бедственном

положении, при всем своем корыстолюбии и свойственном корыстолюбцам