Филолог - Святослав Логинов

Вжался лицом в землю возле мамы и затих. Анита присела рядом, молча гладила Вериса по волосам. Слова, которые могут всё, были совершенно бесполезны.

Здравствуй, Верик.

Вот видишь, пишу снова. Не хотела, но пишу, потому что не могу по-другому. Знаю, что ты был в библиотеке и те мои сообщеница прочёл, но не появился, не простил. Что теперь прикажешь мне делать? Живу одинокая. То и дело представляется, будто ты входишь и говоришь: «Одинокий, то есть, с одним оком, одноглазый. Такой человек лишён объёмного зрения, мир ему видится плоским». Как мне сейчас.

Постоянно думаю о тебе. Иной раз чудится, будто разбираю обрывки твоих мыслей, а может, напридумывала всё. Наверное у тебя давно другая женщина, неважно, пусть их тьма тьмущая будет, красивых, умных. Но любить как я они не смогут. А я люблю тебя ужасно. Люблю и сама в ужасе от этого.

Главный ужас, знаешь в чём? Каждое утро просыпаюсь и думаю, что ты есть, ты жив. Пусть не со мной, а где-то, но есть. А что будет потом, через какую-то сотню лет? Двести, триста, пятьсот лет без тебя с умершей надеждой я так не смогу.

Верька, ведь можно же что-то придумать, как-то тебя вылечить. Я сперва думала вырастить тебе новое тело, такое же, как сейчас, но здоровое, а потом переписать личность, ну, как мнемокопии делаются, но поняла, что это будешь не ты. Но я не отступлюсь. У нас ещё есть сто лет, а я стала большим спецом по этим вопросам.

Смешно, спец по исправлению человеческих недугов до сих пор ходит с когтями, которые я вырастила — ну ты помнишь, — руки, чтобы рушить. Ведь это последнее, что придумал ты, когда мы ещё были вместе. Не помню, говорила ли я об этом в предыдущих письмах. Я всё время с тобой мысленно говорю, что-то рассказываю и уже запуталась, что говорила в письме, а что так просто. Сецпамятью я сейчас почти не пользуюсь, пытаюсь понять, что в человеке собственное, а что привнесено программой. Ты понимаешь, зачем это я.

Уже не прошу откликнуться, но мне плохо без тебя. Я тебя люблю. Какой ужас.

Глава 4

Труднее всего оказалось уговорить хуторян. Забившись на самые дальние, вовсе не пригодные к жизни острова, они полагали себя в безопасности. Со стороны материка их прикрывало большое селение, где жило полтораста человек, а со стороны моря — Гнилой бугаз. Через эту естественную преграду полез бы только безумец. Многометровый слой ила, жирная солёная грязь, не позволяли ни плыть, ни идти вброд. Там не произрастали даже водоросли, из которых кучники делали дрожжи, и почти не было камыша. Оставалось непонятным, за счёт чего там выживают тучи кусачих слепней, летом наводнявших округу. Зимой, даже когда случались морозы, Гнилой бугаз не замерзал, оставаясь привычно непроходимым.

И через этот ад чистый мазохист бросил своих солдатиков.

В каком-то из старых сочинений Верис отрыл ненаучное и попросту бредовое толкование слова «ад». Дескать, «ад» — это «да» наоборот. «Да» — знак согласия и возможности, в то время как в аду царит абсолютное несогласие и полная невозможность чего бы то ни было. Придумка забавная, но схоластикой от неё несёт за версту.

Верис чувствовал, что готовится очередной штурм, но направление атаки угадать не смог и помчался на выручку, когда грязные и измученные попрыгунчики уже выбрались на сухое. Сколько солдат потонуло в Гнилом бугазе, не мог бы сказать даже их командир, но и тех, что выжили, с лихвой хватало, чтобы перерезать полтора десятка хуторских жителей.

Хуторян спас их промысел. Наткнувшись на ульи, солдаты немедля превратились в мародёров. Облепленные пчёлами (О, кайф!), они жрали мёд вместе с вощиной (Ням-ням!..) и заставить их воевать в эту минуту не смог бы никто.

Верис погнал остатки воинства обратно, в смердящую сероводородом грязь, где кучники и нашли свой конец, поголовно склеив ласты, потому что лодки, подвозившие десант на каменистую косу, отгораживающую Гнилой бугаз от моря, ушли и возвращаться за неудачниками не собирались.

Зато, когда чистые засекли, что Верис находится на дальних островах, началась мощная атака на засеки и через зыбуны. Посёлок за полчаса был стёрт с лица земли, всё, что не успели вынести сами жители, утащено или уничтожено.

Уничтожить — вовсе не убить, не обнулить окончательно, но сделать столь ничтожным, что остаток будет стремиться к нулю. Бытие поселян на Ржавых болотах стремилось к нулю, и это понимали все.

Теперь сами хуторяне стали сторонниками скорейшего переселения на новые места. Исход болотных варваров начался.

— Я вижу наша станция стала одним из оживлённейших перекрёстков вселенной, — произнёс Стан.

Люди, которых привёл Верис, выглядели архаично даже на самой древней из межзвёздных станций. Одежда из козьих шкур и вязаной шерсти, грубые сапоги, которым не добавило изящества многочасовое хождение по трясине, спутанные волосы, грязные, искусанные комарами, руки и лица, недоверчивый взгляд воспалённых глаз.

— Это мои односельчане, — сказал Верис.

— Я догадываюсь. Ты уверен, что поступаешь правильно, открывая им дорогу в космос?

— Дорогу в космос они когда-нибудь откроют сами, а пока я хочу подарить им всего одну планету, где мы сможем жить. Недобрые соседи сгоняют нас со старых мест, и нам нужна другая земля.

— Земля обетованная, — понимающе произнёс Стан.

— Просто земля.

Четверо поселян, вызвавшиеся идти Верисом, чтобы взглянуть на новые места, молча ждали. Верис предупредил их, что при входе на иную землю сидит страж, с которым надо поговорить, чтобы он пропустил их. Это болотники понимали. Чудесные пути не должны оставаться без охраны, а со стражем нужно говорить, доказав тем самым, что ты не кучник, а словянин — человек, владеющий словом.

Когда-то в одном из местных говорков «о» в названии настоящих людей сменилось на «а». Словене стали называться славянами, сменяв истинную силу слова на мирскую славу. С этого и пошли все беды. «Умрём за единый аз!» — призывали понимающие, но кто их слушал?

— Куда ты собираешься вести своих людей?

Чисто технический вопрос, не требующий словесного ответа. Верис молча послал координаты.

— Туннель туда есть, — констатировал Стан. — Ты не боишься, что твои люди воспользуются им и попадут в Транспортный центр?

— Там с самого начала установлена блокировка, чтобы маленький ребёнок не мог случайно уйти с планеты.

— Очень предусмотрительно. Ну а я со своей стороны, тоже внесу кое-какие поправки. При слепом сканировании твоя планета будет исключена из списка возможных целей. Такие уже есть, планеты-отшельники. Земля, кстати, в их числе. Вероятность того, что кто-то наткнётся на вас случайно, и без того нулевая, а мы сделаем её меньше ещё на пару порядков.