Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - Элизабет Шимпфёссль

активно поддерживала политику молодых реформаторов Егора Гайдара и Анатолия Чубайса. «Меня слушала вся страна, и я нес правду каждому», – похвастался он.

После краха советского строя, когда интерес к собственной родословной перестал быть опасным, предприимчивые историки, едва сводившие концы с концами на нищенской зарплате университетских преподавателей, организовали агентства, предлагавшие состоятельным клиентам услуги по составлению генеалогического древа и исследованию семейных корней. Бабкин обратился в одно из таких агентств и выяснил, что его предки принадлежали к старинному русскому дворянскому роду, хотя со временем и обнищавшему.

Мой предок служил в Измайловском полку при императрице Елизавете [правившей с 1741 по 1762 год]. В знак благодарности за верную службу она пожаловала всему полку дворянство. Мы тогда получили собственный герб. Но он был дворянином еще до этого. Со стороны бабушки также были благородные корни. Моя прабабка была замужем за дворянином.

В жизни Бабкина как инженера-химика гуманитарные науки занимали второстепенное место, о чем он как любитель искусства теперь сожалеет. Он считает это своим упущением, поскольку многие члены его семьи прославились на том или ином гуманитарном поприще:

В нашей семье были учителя, ученые, художники… Среди наших предков есть некий генерал Колабин, который основал первое русское поселение в Америке. Он был известным мореплавателем и ученым.

Бабкин явно гордится тем, что в их семейном клане столько «достойных людей». «Без сомнения, они передали мне определенный генетический код, – убежденно говорит он. И после небольшой паузы добавляет: – Да, чуть не забыл о самом важном: драматург Виктор Розов – тоже наш родственник».

Виктор Розов родился незадолго до революции 1917 года. В 1930 году его не приняли в московский институт, и он пошел работать. Но во время Второй мировой войны, когда возникла острая потребность в писателях-пропагандистах, он получил возможность поставить свой литературный талант на службу государству. После войны его пьесы стали хитами в московских театрах. По некоторым были сняты культовые фильмы, самый известный из них – «Летят журавли» (1957).

Упоминание имени Розова распространяет на Бабкина тень искомой им славы. В свободное время бизнесмен занимается искусством и гуманитарным образованием в попытке наверстать упущенное. Он собирает коллекцию работ голландских художников, а также владеет арт-галереей в Москве и фондом изобразительного искусства в швейцарском Монтрё. Что касается его интереса к семейной истории, то это увлечение полностью укладывается в русло постсоветских трендов, когда сначала было модным украшать свою родословную голубой кровью, а с 2000-х годов дополнять – если не заменять – аристократических предков предками из числа советских интеллигентов.

Впрочем, многие представители российской элиты до сих пор предпочитают подчеркивать свою аристократическую генеалогию. Я встретилась с Татьяной, женой состоятельного бизнесмена, субботним вечером поздней весной. Она несколько раз отменяла интервью, пока в конце концов не предложила встретиться где-нибудь рядом с ее домом. Ее водитель забрал меня у станции метро «Парк Победы» и довольно быстро, по свободному от машин шоссе, проходящему через живописные леса, доставил на Рублевку. Конечным пунктом назначения оказался элитный ресторан, оформленный в «дачном» стиле.

Татьяна уже ждала меня за столиком в углу. В первый раз мы встретились с ней на вечеринке, где она была в шикарном наряде. Но сейчас 38-летняя брюнетка, которая не преминула подчеркнуть, что в ее круг общения входят все сливки московского общества, была одета в мешковатые джинсы и выцветшую полосатую рубашку. Мы коротко поговорили о бизнесе ее мужа, о бутике, который она открыла на его деньги, и о материнстве (которое она поначалу любила, но потом быстро к нему охладела). Но когда я спросила о семье мужа, то поняла, что затронула ее любимую тему.

Как выразилась Татьяна, у ее мужа «хорошая порода». Он может похвастаться самым благородным происхождением: одна линия его семьи восходит к XIV–XV векам, другая – к польскому дворянству XVIII века. «Их видно за километр по изысканному умению держаться, – с гордостью сказала она. – Его бабушка всегда прекрасно одевалась. Видели бы вы ее руки, прическу, посадку головы! Она словно сошла с портрета. Какие у нее были манеры и все остальное! И она была очень приятной собеседницей». По мнению Татьяны, такая утонченность поведения и внешнего облика является результатом аристократической родословной и (биологического) наследования: «Это чувствуется во всем: в том, как прекрасно он [муж] владеет речью, в его интеллекте, широте знаний и интересов, аристократической внешности. Он очень высокий. Его дед был польским евреем».

История ее собственной семьи увлекает Татьяну гораздо меньше – мне пришлось чуть ли не вытягивать из нее информацию. Это довольно странно, потому что ее семья, по всей видимости, принадлежала к более высокому слою российского общества XIX века. Прабабка Татьяны, родившаяся в 1850-х годах, была армянской княжной. Учась в университете, она вступила в радикальную революционную организацию «Народная воля» (впоследствии печально прославившуюся убийством царя Александра II) и в результате вышла замуж за революционера «из простых». «В то время это было модно», – добавила Татьяна, словно извиняясь за выбор своей прабабки.

Действительно, мода на браки с активистами-радикалами из низов была культурно значимой тенденцией. После отмены крепостного права в 1861 году землевладельческая аристократия обанкротилась как в финансовом, так и в интеллектуальном отношении и вместе с потерей доминирующего положения в обществе лишилась возможности поддерживать чистоту своей крови. Это также привело к радикализации значительной части аристократической молодежи, недовольной самодержавным строем. Некоторые присоединились к «Народной воле», которая привлекала активистов из разных социальных групп.

Несмотря на определенный романтический флер, Татьяна не считает семейную легенду о своей прабабке достойной того, чтобы ею гордиться. Тем не менее тот факт, что после моих настойчивых расспросов она все-таки ею поделилась, свидетельствует о том, что легенда эта является частью устоявшегося канона нарративов, который хранится в глубине ее памяти. Это вполне объяснимо, поскольку революционный идеализм прабабки и ее связь с движением «Народная воля» соответствовали советской идеологии и таким образом оправдывали сохранение и передачу памяти о семейных аристократических корнях на протяжении всего советского периода. Однако в постсоветской России социальный аспект этой истории перевернулся с ног на голову: иметь прадеда-революционера перестало быть сколько-нибудь престижным, тогда как прабабку-княжну – наоборот. То, что Татьяна, судя по всему, не знает, как относиться к этой семейной истории, свидетельствует о том, что сегодня нарративы все еще находятся в стадии формирования и фундаментальные ориентиры, определяющие, какой должна быть «идеальная» семейная история, еще не устоялись[243].