Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2 - Григорий Джаншиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
107
Приводим из составленного мировым судьею В. К. Вульфертом сборника «Двадцатипятилетие московских столичных мировых судебных установлений» еще некоторые данные об них. Чтобы судить о размерах деятельности, проявленной мировыми судебными учреждениями, достаточно принять на вид, что перешедшие к ним дела ведались до 1866 г. следующими семью учреждениями: уездным судом, надворным судом, комиссией для словесной расправы между рядчиками и рабочими, девятью словесными судами при полицейских частях города и управлением 17 частей города Москвы. Если сопоставить рядом с этою многочисленностью учреждений количество производившихся в них дел, незначительность его сразу бросается в глаза. Уголовных дел производилось в год 1793, а гражданских 6200, всего, стало быть, около 8 000. Как велика в этом отношении перемена, происшедшая со введением мировых учреждений, явствует из следующих цифр. В 1890 г. у мировых судей возникло:
Уголовных дел 28 850
Гражданских» 38 137
__________________________
66 987
т. е. в течение 25 лет число дел увеличилось более, чем в 8 раз. Что явление это следует приписать не естественному росту населения (оно в Москве увеличилось несколько больше двух раз) или развитию городской жизни, а именно строю и направлению новых мировых судебных установлений, это можно вывести из сопоставления данных о деятельности их за первые же месяцы их существования. Московская городская дума, исходя из того соображения, что к мировым судьям будет поступать значительное количество мелких дел, для которых до судебной реформы «не было ни суда, ни расправы», при делении гор. Москвы на участки предполагала, что общее число дел сравнительно с прежними увеличится вдвое, т. е. будет 16 000 в год. На самом деле в первое же полугодие число дел, возникших в мировых учреждениях, достигло 38000, т. е. превысило число дел, возникавших в дореформенных учреждениях за соответственное время более чем в 9 раз. Что касается быстроты производства дел, то о ней могут дать понятие следующие данные: из общего числа возникших в 1890 г. 28 850 уголовных дел решено в том же году 28179, а из числа 38137 гражданских дел решено 37 321. Всего мировыми судьями решено в течение 25 лет – 1368546 дел, средним числом около 55000 в год.
108
См. «Жури. Мин. Юст.», 1867. № 5. С. 184.
109
Под характерным заглавием «Обломки разбитого корабля» В. Н. Никитин выпустил в 1891 г. к «судебному юбилею» книгу, в которой собраны сцены у мировых судей 60-х гг., представляющие крайне назидательную картину нравов известной части нашего общества, не могшей примириться с началом равноправности, введенным судебною реформой. Таких сцен масса. В одной из них фигурирует генерал Симборский, страшно обидевшийся на мирового судью, который в ответ на его требование, чтобы ему, как кавалеру ордена Св. Владимира, подан был стул, приказал подать два стула: один генералу Симборскому, другой истцу мещанину (С. 139). – Контр-адмирал Арбузов был возмущен тем, что мировой судья попросил его идти за решетку (в публику) и там дожидаться очереди. В апелляционной жалобе своей съезду г. Арбузов, между прочим, писал: «Услыша поочереди призыв г. судьи: “г. Арбузов и г. Соколов”, конечно, по идее социализма или непонятного энгелизма (sic), часто повторяемой от многих неучей мышления, как будто ведущих к прогрессивности, что, к сожалению, от непонимания сущности ведет наше должное развитие к ущербу с понятием о ложном, мнимом равенстве состояний или закона, что слышанных, к сожалению, от многих мировых судей при народном собрании разбирательства исков, в чем мое определение подвергаю решению судей, как здравомыслящих по непреложным законам природы (там же, 128)». – До какой степени это дикое наследие дореформенных порядков непонятно было европейцам, видно из того, что над ними иронизировала даже архиконсервативная прусская газета. «Крестовая Газета» (там же, 145).
– Каким обидным и вопиющим диссонансом кажутся эти старые сословно-крепостнические притязания, если вспомнить, что в Англии еще по Великой хартии 1215 г. признано равенство всех свободных граждан перед законом. Роберт Пиль имел полное право поставить в особую заслугу английской аристократии такое уважение к равноправности. «Милорды, – говорил он в 1770 г. в палате лордов, – вашим предкам, английским баронам, обязаны мы законами и конституциею, которою обладаем. Я думаю, что не воздали должной справедливости их образу действий, когда они исторгли у своего сюзерена то великое признание национальных прав, которое заключается в Великой хартии. Они не присвоили их себе одним, но сделали их общим благом и достоянием всего народа. Они не сказали: таковы права больших баронов или таковы права больших прелатов. Нет, милорды, языком грубой латыни того времени сказали они: nullus liber homo (ни один свободный человек), и столь же заботливо отнеслись к самому ничтожному из подданных, как и к самому знатному. Это чудные слова; нехорошо звучат они только в ушах буквоедов; они обращаются к человеческому сердцу. Эти три слова – nullus liber homo – имеют значение для всех нас! они стоят того, чтобы их запомнить, заучить наизусть; они стоят всех классиков»… (См. превосходную монографию В. Ф. Дерюжинского – Habeas corpus act. С. 5).
Европа так привыкла верить в подкупность русского суда, что когда разнесся слух о предании суду архимиллионера Овсянникова, юмористическое издание «Кладерадач» поместило следующую злую, но оправдываемую прошлым русского суда корреспонденцию из Петербурга: «12-кратный миллионер Овсянников арестован. Непостижимо! Или у него вовсе нет 12 млн или же на днях услышим, что 11-кратный миллионер освобожден от преследования». К чести русской прокуратуры и суда присяжных предсказание «Кладерадача» не исполнилось, но как оно было правдоподобно, видно из того, что, как удостоверяет сенатор А. Ф. Кони, за Овсянниковым в прошлом было десять судимостей (в том числе побои, нанесенные должностному лицу), и во все десять раз он выходил сух из воды. (См. «Юридические поминки». С.10).
110
См. № 263 за 1866 г.
В 1866 г. Сухотин писал: «Опять начинается разыгрываться тайная сила, на время было умолкнувшая. Некоторые люди, упоенные властью произвола, не терпят значения и силы судебной реформы, которая есть единственная разумная сила, уважаемая добрыми и разумными и колющая глаза самодурам, ложным либералам и нашим soit disant петербургским прогрессистам, которые в начале шестидесятых годов, по словам нашего автора, популярничали и либеральничали, а при начавшейся реакции, потеряв даже всякий стыд, «лицемерят как лакеи». В конце 1867 г. читаем: «Носятся печальные слухи о том, что администрация хочет наложить руки на судебную реформу и будто дела о столкновении с полицией и жалобы на нее будут изъяты из суда присяжных. Впрочем, это все слухи, и вообще последнее время наша политическая, судебная и административная жизнь находится в самом неопределенном и туманном положении». И позднее Сухотин замечает: «Всякий, кто желает независимости для новых судебных учреждений, тот заподозривается правительством и петербургской знатью, как демократ, красный или как наивный человек». («Русск. Арх.», 1894. № 4). Нелепый до невменяемости «Гражданин» в своих нападках на реформы 60-х гг. дошел до бреда наяву. Неустанно бранит он суды и земство (нынешнее – жалкую пародию самоуправления!) за малейшее проявление независимости относительно губернатора, а уж тем более министра, и мечтает об управлении Россиею посредством сатрапов и сподручных лихих земских начальников. Но, видя вместе с тем все прелести современного непомерно развивающегося бюрократизма, заткнувшего за пояс и николаевские времена, газета с ужасом отворачивается от этой «толстеющей, расползающейся гидры, стиснувшей свободную, яркую жизнь». («Гражданин», 3 февр., 1900). Не угодно ли разобрать эту чепуху: и бюрократия-гидра гибельна, и призванные для смягчения ее болячек самоуправление и суд присяжных – пагубны!?
111
До чего доходила вражда администрации к суду и мания ее охранить престиж свой, можно судить по рассказу акад. Никитенко. В ноябре 1866 г. делили Петербург на полицейские участки. Предположено было принять для этого в основание деление города на судебные мировые участки. Обер-полиц. Трепов, ненавидевший новые суды, энергически отверг такой план деления, ссылаясь на то, что «авторитет полиции как бы подчинится (sic) авторитету судов». («Русская Стар.», 1891. № 9. С. 585). – Тот же Никитенко передает, что от всякой ошибки со стороны нового суда, как, например, было с делом свящ. Борисоглебского, обвиненного в оскорблении дамы (подробности см. в «Обломках разбитого корабля»– Никитина. С. 130), администрация чуть ли с ума не сходит от радости. («Русск. Стар.», 1891. № 10. С. 180).
