Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 2 - Григорий Джаншиев

167

Если «бить» и «учить» по дореформенной терминологии значило одно и то же, то в жестоком военном быту и подавно эти понятия казались тождественными. Военный автор в своих «Воспоминаниях» так живописует дореформенные военные нравы: «Учить и бить, бить и учить было тогда синонимами, – так начинает автор свой рассказ. – Если говорили: поучи его хорошенько, это значило: задай ему хорошую трепку». Для «учения» пускались в ход кулаки, ножны, барабанные палки и т. п. Сечение розгами употреблялось сравнительно реже, так как это наказание требовало больше времени, приготовлений, а кулаки или палка были всегда готовы. Солдат било прежде всего их ближайшее начальство: унтер-офицеры и фельдфебеля, били также и офицеры. «Капралы и фельдфебеля дрались, так сказать, преемственно, по традиции: ведь их самих тоже били несчетное число раз, прежде чем они научились уму-разуму, и вот когда наступила их очередь учить других, они практиковали над своими подчиненными приемы той же суровой школы, которую прошли сами. Большинство офицеров того времени тоже бывало бито дома и в школе, а потому били солдат из принципа и по убеждению, что иначе нельзя и что того требует порядок вещей и дисциплина». Особенную жестокость в наказании солдат проявляли те унтер-офицеры и фельдфебеля, которые предварительно прошли курс ученья в «палочной академии», как тогда называли в армии учебные кантонистские батальоны. Для примера автор рассказывает такую сцену. «Вдоль выстроенной во фронт роты проходит такой “академист-фельдфебель” и останавливается перед молодым солдатом. “Ты чего насупился? Сколько раз учить вас, что начальству весело следует смотреть в глаза!” – кричит фельдфебель, сопровождая слова свои увесистою пощечиною. Получив такое внушение, молодой солдат как-то жалостно щурит глаза, но это вовсе не удовлетворяет грозного учителя. – “Веселей смотри! Веселей смотри, тебе говорят, истукан ты этакий!”– приказывает фельдфебель, продолжая наносить удары неумеющему весело плакать. Поучаемый солдатик таращит глаза на свое сердитое начальство, и губы его складываются в какую-то болезненную гримасу, долженствующую изображать улыбку. Довольный своим “ученьем”, фельдфебель удаляется, а старый ветеран, с тремя нашивками на рукаве, в утешение своему молодому товарищу и соседу говорит: “Вот что значить, брат, настоящая служба: бьют и плакать не дают”… Такие сцены были тогда явлением обыденным в наших армейских полках». («Русск. Стар.», 1894, июль. С. 110–111).

За солдатами, шедшими на обучение, обязательно следовал обоз розог (см. прим. главы III), без коих, писал митрополит Филарет, немыслимо поддержание дисциплины. – О бесчеловечном истязании солдат шпицрутенами см. III. – Автор названных «Воспоминаний» рассказывает «о примерном» наказании шпицрутенами. В 1852 г. во время смотра подошел солдат к Николаю I с намерением подать жалобу. Он приказал прогнать солдата «сквозь строй» через три тысячи шпицрутенов, что равносильно было мучительной смертной казни; —впоследствии велено было провести по «зеленой улице» лишь примерно (для кого пример?), т. е. чтобы солдаты не били лозами, а лишь прикасались. (См. н. № «Русск. Стар.». С. 112).

168

См. «Журнал Особого Присутствия». C.3.

169

Сочин., VI, 218. В записках Д. Н. Свербеева находим, между прочим, относительно рекрутчины общие указания о главных чертах крепостного быта: «По обычаю, крепостной часто был продаваем явным образом даже не помещику, но какому-нибудь чужому, зажиточному, также крепостному крестьянину, который приобретал его покупкой на имя своего помещика, с тем, чтобы купленного отдать за свою семью в рекруты». Против этой торговли людьми в рекруты закон издавна принимал меры, но торговля эта продолжала существовать, так как помещики находили всегда возможность обойти закон. Продажа крестьян в рекруты была постоянным явлением, нисколько не осуждалась общественным мнением. Свербеев рассказывает поразительный случай, как одна княгиня, образованная и религиозная женщина, принялась исправлять запутанные дела своего мужа: она отдала из его обширных имений 700 человек в рекруты не в зачет и получила за них квитанции на сумму 700 000 рублей; квитанции эти она продала, а на крепостных мужа оставила отправление текущих рекрутских наборов своим порядком. Таких резких примеров среди крупных помещиков было немного, но среди мелкопоместных торговля рекрутами была явлением обычным. Когда закон воспретил ставить в рекруты новокупленного крестьянина раньше года после покупки, рекрут стали покупать заблаговременно, подвергая купленных особо строгому надзору до времени набора. К каким неожиданным комбинациям эта торговля рекрутами приводила иногда, можно видеть из такого случая: «В Ярославской губернии, – рассказывает Свербеев, – крупная вотчина одного помещика купила на имя своего господина соседнюю деревню в 60–70 душ, обложила их оброком в свою пользу и затем брала из этой маленькой деревни всех рекрут за всю вотчину. Когда меры правительства стеснили торговлю рекрутами, стали прибегать к такому способу: продавали охотников, т. е. за деньги давали отпускную крепостному человеку, который ставился в набор, как «охотник», за очередного рекрута, большею частью вовсе не зная, что он уже свободен и может отказаться от солдатчины. В том или ином виде торговля рекрутами держалась до самого освобождения и нередко составляла существенную статью дохода для помещиков. Сюда надо отнести и еще одно явление. Были помещики, которые не торговали рекрутами, но все же извлекали доход из рекрутского набора». Свербеев рассказывает: «Многие самые лучшие из помещиков, желая сохранить или предохранить от расстройства лучшие зажиточные крестьянские семьи, спасти их от рекрутства, ставили за такие дома штрафных одиноких крестьян или дворовых дурного поведения. Но и в таких случаях вмешалось безнравственное корыстолюбие, соблазн, которым и я сначала увлекался, ибо и я сам брал с богатых крестьян деньги от 1000 до 1500 рублей ассигнациями, ставя за зажиточные семьи дворовых или штрафных даже из других имений. Только «лет за 15 до эмансипации додумался я, что поступать таким образом недобросовестно», и установил за освобождение от очередного рекрутства плату в 500 руб. в крестьянскую мирскую кассу».

Кроме рекрут, особенно распространена была торговля женщинами; их продавали и мелкопоместные, и средние помещики, и эта продажа зависела в значительной степени от условий, в которые был тогда поставлен брак крепостного, с одной стороны, строгими каноническими правилами о родстве и свойстве, а с другой – произволом помещика. Очень часто крестьянин не находил себе невесты в своей деревне и должен был хлопотать о покупке для него невесты у другого помещика. Торговля невестами была такою же обычною и такою же прибыльною, как и торговля рекрутами. Свербеев рассказывает об одной хозяйственной ярославской помещице, Смолиной, которая получала очень высокий доход со своих 500 душ, постоянно продавая девок и вдов в замужество на сторону, а парней в рекруты. «Все это делалось сплошь да рядом на моей памяти и разве только весьма немногих приводило в негодование; все это были одни цветочки, а не ягодки крепостничества. Указывая на темные его стороны, я привожу только те примеры, которые были в обычае у всех помещиков вообще, дурных и хороших, такие случаи, которые выходили из рабства».

170

С. 2. Записки военного министра от 19 января 1873 г. по главному штабу.

171

Не только реформа воинской повинности, но и других отраслей военного дела, даже чисто технических, например, интендантской, встречали отчаянное противодействие со стороны почитателей дореформенных порядков. (См. «Военные реформы при Александре II» в «Вестнике Европы», 1882. № 1).

172

Чадолюбивые кликуши «Гражданина», не знающие других мотивов, кроме интересов дворянского «кармана и желудка», доселе не могут примириться с духом равенства, коим проникнута воинская реформа 1874 г., и еще недавно с гиком поднимали на смех тех либеральных дворян, которые подавали благодарственные адресы по поводу уравнения дворян с vilain’aMH, с «подлым народом». («Граж.», 10 марта 1895 г.).

173

См. журнал Государственного Совета по Высочайше учрежденному особому присутствию 2 апреля, 6 ноября 1873 г. № 1. С. 14.

174

См. измененный проект о воен. повин. С. 68.

175

См. назв. журн. Госуд. Совета. №i. С.ю.

176

См. назв. журнал. С. 12–13.

177

См. изм. проект. С. 12–13.

178

Испр. проект, 55, 8о.

179

Отз. мин. нар. проев, от 20 февраля 1873. С. 4.

180

См. назв. журн. Госуд. Совета, 46.