Автономный рейд - Андрей Таманцев

Но — в Кремле.

Но через них у миллионов людей этот вот синдром.

Я слышал за спиной придушенный подушкой девчоночий плач по невинно убиенным и столь же невинно озверенным. И опять, в который раз, подумал, что дорого готов заплатить за чудо, которое бы просветило и образумило болванов, не умеющих предотвращать войн. Чтобы знали, какая это прелестная штука — посттравматический синдром. И не только на своей, нет — на психике своих детей и жен. Пусть бы не Иванов, Петров, Сидоров, а какая-нибудь сволочь в Кремле каждый день вспоминала труп своего внука, присыпанный битым щебнем на пороге дома, разбомбленного «каким-то», «неизвестно чьим» самолетом.

Каждый день! Но не будет этого. Болваны-то они болваны, но своих внуков они заботливо прячут...

Впрочем, глупость все эти мои мечты. Не виноват человек, если его усадили туда, где он дурак-дураком. И зверья рождается слишком много, чтобы на всех предусмотрительности хватило.

Я бы и сам сейчас поплакал с радостью. После слез гораздо легче. Но у меня редко получается. Сентиментальности не хватает. А в данный момент и время поджимало: я шкурой чувствовал, что вокруг нас с Ириной сжимается нехорошее кольцо. Но не знал чье и зачем. Даже догадок пока не было...

После слез говорить Ирочке стало легче. Рассказала, каким прекрасным и всемогущим Избавителем запомнился я ей тогда, возле Биноя, когда она уже готовилась спровоцировать собственный расстрел. Это все было достоверно и объясняло ее чувства ко мне: в подобной ситуации и козел принцем покажется.

Потом, после госпиталя (ее тогда, под Биноем, зацепило осколком), она якобы пыталась меня найти. Но нас тогда отправили во внеочередную совершенно секретную яму с дерьмом, посему даже ее безыскусный интерес к моей персоне навлек на нее подозрения. Дескать, уж не любовница ли она моя, выведавшая в постели какой-нибудь важный «топ сикрет»? Пока держали, выматывая допросами, пока проверяли каждый день ее биографию, она волей-неволей столько тайн узнала, что у них другого пути, как ее завербовать, а у нее — как завербоваться, не осталось.

Отучилась в спецподразделении, потом отстажировалась в одной сопредельной, на всякий случай, стране. Потом ее перекидывали в связи с реорганизациями ФСК-ФСБ и т.д. и т.п. по всяким подразделениям и уголкам подусохшей, но все еще необъятной Родины. Все это время она пыталась меня отыскать. Но — невезуха. То я на задании, то невесть где, то ее отправляют невесть куда. А в довершение всего нас всех, во главе с Пастухом, из армии так резко шуганули, что почти никаких следов не осталось. Да и я, уходя от бывших и потенциальных претендентов на мое здоровье, основательно путал следы. Так, мол, и скиталась бедная влюбленная Ирочка по кличке Принцесса, тоскуя по суженому, в которого она влюбилась с первого же взгляда. По мне то есть. Что не мешало ей жить насыщенно и полнокровно. Наконец обосновалась она в некой Службе анализа и предупреждения Федеральной службы охраны (САИП ФСО РФ) Российской Федерации. У генерала Ноплейко. Трижды училась-стажировалась, в том числе и за рубежами. И выслужилась, между прочим, аж до майора.

Замужем не была, но дочь родила, чтобы не упускать самый детородный возраст... Мысленно меня ужасно тянуло называть ее Принцессой, я, собственно, так ее и назвал. Только не принцессой — это было очень длинно и как-то торжественно, — я окрестил ее «При». А что, по-моему, ничего, миленькое имя для весьма милой и большой принцессы-блондиночки...

О том, чем, собственно, занимается ее САИП, При так и не сказала.

Обошла. Сообщила только, что ее очередное задание было — внедриться в группу к Девке. Та действовала почти легально: прикрытие — охранное лицензированное агентство, основа же — бандформирование по наезду на должников и сшибанию любых денег, оказавшихся в пределах достижимости. Но, собственно, САИП-то привлекла подозрительная связь Девки с некой иностранной организацией. Что-то вроде «Мафиози всех стран, объединяйтесь!»

Попутно надлежало выяснить странные дела Девки, связанные с исчезновением психически больных бывших военнослужащих, а также дам легкого поведения. С Девкой При общий язык нашла быстро. У бандитки была слабость к сильным женщинам, умеющим быть и красивыми, и ловкими в драках.

По легенде для Девки При была бывшим капитаном милиции по кличке Припадок. У нее-де случались припадки бешенства, во время которых она мордовала подследственных и вообще любых мужиков, которые под руку попадались. История эта была как раз на Девку скроена и очень той понравилась — после всевозмбжных проверок, разумеется. Такая капитанша действительно была в Воронеже, но куда-то по воле САИП подевалась. Так что Девка, помимо прочего, использовала При как эксперта по допросам. И вот однажды Девка, не объясняя, в чем дело, показала ей через телекамеры меня.

И хотя я был голый и несчастный, При сразу узнала меня, своего спасителя, и конечно же поклялась мне помочь. Для начала она попыталась объяснить Девке и ее подручным, что таких худосочных шкетов, как я, нельзя вербовать силой.

Болевые воздействия либо, мол, ломают совершенно, либо озлобляют до крайности. Учитывая, что пленник был в прошлом спецназовцем, да еще с боевым опытом, следует, скорее всего, ожидать второго варианта.

Постепенно она узнала все: и что благодаря мне Девка заполучила музейную штуковину огромной ценности, и что я Девке еще буду нужен, что она планирует использовать меня как подставу для владельцев ожерелья, чтобы слупить с них выкуп; узнала, что, прислушавшись к ее совету — не ломать пленника, она решила испробовать на мне один из препаратов Полянкина. Суть его действия заключалась в том, что одурманенный им подопечный по уши влюблялся в первого же подставленного ему партнера. Правда, было у препарата еще не устраненное побочное действие: сначала под его воздействием подопытный на какое-то время словно сходил с ума от сексуального бешенства. Но зато потом — да — боготворил того, кого изнасиловал, и готов был ради него на все. Со мной, как я понял, сложность была в том, что у них не хватало времени на испытания и анализы. Некогда было выяснить необходимую мне дозу, хотя дело это сугубо индивидуальное.

Что одного убьет, другой и не заметит. Вот мне и вкатили, как лошади. Чтоб наверняка. Могли, наверно, и убить, сволочи, путем полового истощения...

Естественно, При не могла допустить, чтобы я влюбился в кого-то другого, и вызвалась добровольцем. Конечно, в мечтах При не совсем так собиралась благодарить своего спасителя, не такой представляла себе первую близость со мной, но за неимением лучшего, говорит, пыталась на полную катушку использовать и то, что ей досталось...

— Знаешь, — усиленно жуя, ворковала При, — телекамеры очень мешали. Да и ты иногда был таким грубым...

К этому моменту мы, в процессе ее рассказа, каким-то образом успели попасть в кровать и сгладить, неоднократно, ее впечатления от предыдущего свидания. Судя по ее реакции, даже нескольким, я себя в какой-то степени реабилитировал.

Во время передышки Мария Павловна, по-матерински квохча, принесла нам поесть — прямо в постель. Я жутко стеснялся, но Ира и хозяйка вели себя так, точно нет ничего естественнее двух голых молодых людей, обедающих в постели при заботливой мамаше. Ну, мы не совсем были голыми. Одеяло многое закрывало. Однако вот оно, тлетворное влияние западных видеофильмов на наших старушек...

— Но, наверное, — погрустнела на секунду При, — с этой работой я уже такого насмотрелась и натерпелась, что временами мне твоя грубость, твоя злоба были даже приятны. Чуть-чуть. А когда — нет, утешалась тем, что это — самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Возможно, это для меня было даже менее больно, — ее челюсти задумчиво приостановились, — чем смотреть, как бы ты наслаждался с другой.

О том, что Девке, видевшей, как происходило то испытание чудо-препарата, тоже захотелось проверить на себе его действие, моя милая знала лишь понаслышке. Как выяснилось, ее уже не было тогда в подземелье: пришлось идти, докладывать начальству. Предполагалось по плану, что она вернется, когда я оклемаюсь, и уж тут-то я, сгорая от любви к ней, буду делать все, что Девке надо. Короче, все испортила жадность Девки, как считала При. И когда она говорила об этом, ее зеленые глазищи темнели, напоминая мне ту самую осоку, которая полосует кожу не хуже стального лезвия.

Да, Девка сама все испортила, говорила Ира. Близость с Девкой под воздействием все того же препарата частично стерла у меня впечатление от близости с нею, с При, а привязанности к Девке не получилось.

— Да недовольна, честно говоря, — недобро хихикнула При, — Девка тобой осталась. Не уделил ты ей того жара, что мне перепал.

О том, что и доза химии в тот раз была го-ораздо меньше, я ей говорить, конечно, не стал. Зачем?

Потом мы еще немного поласкались и обсудили кой-какие перипетии ее биографии. И она, вновь проголодавшись, взялась доесть оставшиеся от обеда чуть подсохшие бутерброды с колбасой.