Старосветские убийцы - Валерий Введенский

Веригин покачал головой.

— Матушка на избранниц производила неприятное впечатление. Густо накрашена, крикливо разодета, воняло от родительницы спиртным и табаком. Но в благословении не отказывала, свадьбу намечали на завтра. А поздно вечером «матушка» заходила к девушке открыть правду: «Жених» получил кругленькую сумму и поехал за следующей дурочкой, а тебе придется уплаченные деньги отрабатывать! Сейчас господин придет — будешь его ублажать! Сбежать отсюда невозможно — дом хорошо охраняется. Господа заходили каждую ночь — матушка содержала большой публичный дом и подбирала девиц таким экзотическим способом. Но самый большой навар с первой ночи шел, клиенты очень любили девственниц!

— А родители? Не искали дочерей? — спросил Веригин.

— Искали, да Америка велика. Но одному папаше повезло. Искал всюду, заехал в Нью-Йорк, но, как и везде, дочери не нашел. Перед отъездом захотел посетить бордель. Ему порекомендовали самый лучший, а там предложили собственную дочь! Так бордель и накрылся. «Матушку» вздернули, а следом и жениха-«миссионера». Его поймали с очередной глупышкой. Ей-то повезло, а вот некоторых из похищенных девушек так и не нашли. Вероятно, они сопротивлялись, боролись за свою честь, и их утопили в Потомаке!

— Ну и нравы у вас в Америке! — заметил генерал и посмотрел в окно кареты. Мимо ковыляла старуха с клюкой. — Хорошо, не на охоту спешим. После такой встречи удачи не жди!

— Почему.

Веригин объяснил:

— Охотники суеверны не меньше новобрачных. Про их приметы книжку можно написать: добычу считать нельзя, старух и молодых девиц встречать — ни в коем случае. Ружье на праздник заряжать не положено — обязательно испортится.

— А на охоту мы так и не попали, — расстроенно заметил этнограф. — И кабана не увидели!

— Желаете взглянуть? — спросил Павел Игнатьевич.

— Да, на вепря! — Этнограф с удовольствием произнес понравившееся слово.

— Сейчас поглядим. Охотничий домик Северского тут неподалеку. Там круглый год егерь Никодим живет. А при нем — вепрь ручной, Ванька. Как-то князь кабаниху с детенышами загнал, всех перестрелял, а этого Никодим пожалел. Теперь собак, что на кабана ходят, натаскивает.

— Ой, как интересно! — обрадовался Роос.

Карета свернула в лес. Охотничий домик оказался двухэтажным зданием на массивном фундаменте. От крыльца отделилась крупная тень и через мгновение оказалась около кареты. Испуганные лошади встали. Дорогу им перегородило похожее на свинью чудовище — огромное, необычной раскраски и с громадными клыками.

— Это и есть вепрь! — сообщил Веригин.

— Very good! — Этнограф зацокал языком от восхищения.

— Ванька, на место! — Из дома спешил Никодим. — Молодец, молодец, хороший мальчик.

Чудовище повиляло хвостом и побежало обратно к дому.

— Здорово, Никодим!

— Добрый вечер, Павел Игнатьевич! Зачем пожаловали?

— Гости хотят на кабана посмотреть.

Никодим свистнул. Тут же Ванька прибежал обратно. Этнограф опасливо высунулся из кареты:

— А погладить его можно?

— Погладьте, не собака, не кусается. Если что не по нраву — клыками орудует. А я подумал, новости какие!

Веригин тоже вылез из кареты. Ручного кабана не каждый день увидишь! А Угаров не рискнул. Хоть и считал себя храбрецом, испугался. Слишком огромен и грозен был кабан. Роос чесал его за ухом — Ваньке это очень нравилось. Борзые, которых у Никодима на заимке жил не один десяток, весело бегали между деревьев.

— Ванька у меня дом охраняет, — похвастался егерь. — Умный, чужого к дому не подпустит.

— А мы на такого собирались идти? — уточнил Роос, а генерал перевел.

— Судя по следам — да, — ответил Никодим.

— А как же убить такое чудовище?

Генерал пояснил:

— На вепря можно и ночью ходить, когда он на поля пробирается, покушать. Только он осторожный! Видит плохо, зато за версту носом чует. Не там встанешь, унюхает и уйдет. А днем кабан спит. В такие чащобы забирается, что человеку туда и не пройти. Только собакам!

— Да он их клыками, как комаров, раскидает! — воскликнул Роос.

— Кабан умный, знает, что собаки сами по себе не бегают, только с человеком, поэтому на всякий случай убегает. На то охота и рассчитана. Заранее определяют полянку, куда кабан выскочит непременно, и ставят там цепь стрелков. Здесь главное, чтобы зверь не выскочил неожиданно. Все сметает на своем пути! Завидев врага, может прыгнуть и проткнуть клыками!

— А если упасть на землю?

— Копытами убьет.

У этнографа загорелись глаза:

— Может быть, завтра охоту устроим?

— Траур, — с грустью напомнил генерал. — Не до забав…

— Жаль!

— Ваше высокопревосходительство, — обратился к генералу Никодим, — дозвольте вопрос!

— Валяй, — разрешил генерал.

— Люди говорят, что князь не угорел, отравили его.

— Увы, это правда.

— Еще говорят, яд в шампанское подсыпали?

— И это правда.

— Ваше высокопревосходительство, у кого же рука поднялась?

— Как ни крути, получается, жена его отравила, больше некому, — с горечью сообщил Веригин. — Кинула яд в бутылку и ускакала, прихватив вексель! А к князю утром Настя зашла, вместе и выпили.

— Я не верю, — поспешил заявить Павел Игнатьевич.

— Задушу Елизавету! — нервно сжал кулаки Никодим.

— Но-но! Не заговаривайся! — Павел Игнатьевич замахнулся на егеря. Ишь, что себе позволяет! — За такие речи тебя вздернуть мало.

В защиту хозяина ощетинился Ванька.

— Спокойно, спокойно, приятель, — погладил кабана Никодим и посмотрел злобно на управляющего. — Виселицы вашей не боюсь! За Василия Васильевича всегда был готов жизнь отдать, а теперь и подавно!

Управляющий ударил его кулаком в лицо, и еле успел шмыгнуть в карету. Кабан двинул прямо на него, чуть не зацепил клыками. Но Никодим свистнул, и Ванька покорно отбежал к нему.

— Ехал бы, Пал Игнатич, ты отсюда. Не вводил бы в искушение, — крикнул егерь.

— И правда, поехали, — сказал генерал. — До свиданья, Никодим! До свиданья, Ванька!

В карете Веригин попытался объяснить рассерженному Павлу Игнатьевичу:

— Никодим потерял любимого хозяина. Его можно понять. Видели, какие красные глаза от горя! А успокоится — придет извиняться.

— Распустились они, — в сердцах сказал Павел Игнатьевич.

У крыльца господского дома в имении Бергов Павел Игнатьевич и Мари вышли из кареты.

— Ерофей! Отвезешь господ — и быстро назад. И чтобы на сей раз без свинок! Успеешь с Глашкой после свадьбы намиловаться.

Ерошка всю дорогу обдумывал, что страшнее: сказать про гаплык и попасть под савельевский нож или жить всю жизнь с Глашкой? Если бы назад к Северским не послали — смолчал бы, но тут решился:

— Не губите, Пал Игнатьевич! Не невольте ехать к Северским!

Управляющий удивленно посмотрел на рухнувшего в пыль кучера.

— Савелий, старший конюх, сказал, что нашей барыне гаплык! — объяснил Ерошка. — А если я про то молчать не буду, и мне! И велел на дочке его жениться, на брюхатой! А я Мари люблю… — тут Ерошка заплакал.

Удивленный Роос попросил Угарова перевести; таким образом о чувствах кучера узнала Мари. Она подошла к Ерошке и ласково погладила его по кучерявым волосам:

— Mon cher, — прошептала Мари.

Парень тут же перестал реветь.

— Я еду с вами, — решил Павел Игнатьевич. — Что-то знает этот Савелий, что-то знает! Ерофей, не дрейфь. Гони!

Счастливый Ерофей так яростно хлестал коней, что Денис испугался, не отлетело бы колесо. Внезапно раздалось яростное «Тпру!» Все, кто сидел в карете, свалились друг на друга.

— Что творишь, убивец! — Павел Игнатьевич в ярости высунулся из окошка.

— Смотрите, — показал Ерошка, — чагравый мерин!

Шагах в двадцати и вправду пасся конь.

Глава девятнадцатая

Кто-то стучал в дверь, и Тоннер с трудом разлепил глаза.

— Да, да! Войдите, — громко сказал Илья Андреевич, потом вспомнил, что дверь заперта на засов, встал и накинул халат.

— Кто там?

Из-за двери раздался шепот:

— Это я, Гришка!

Илья Андреевич отодвинул засов, и в комнату протиснулся лакей.

— Ты чего шепотом?

— Так велели, — снова еле слышно сказал Гришка.

— Кто?

— Сочин, смотритель со станции.

— Шепотом разговаривать?

— Он в парке спрятался. Я шел по аллее, а он меня хвать!

Тоннер потряс головой. Либо он не до конца проснулся, либо Гришка пьян.

— Что дальше?

— Утянул меня в чащу, а там и спрашивает: «Грамоту знаешь?»

Тоннер потянул носом воздух. Гришка на пьяного не походил, на ногах стоял уверенно.

— Я схватил Сочина за грудки и спрашиваю: «Пирогов с беленой объелся?» Ничего он мне не ответил, знай свое гнет: читать, писать умеешь? Я, конечно, много чего умею, например, бутылку с шампанским правильно открыть, в бокал красиво налить. Это не каждому доверят, правда? А читать мне незачем. Что я, поп?