В тени трона - Василий Александрович Зубакин

мятежом и погрузившейся в хаос, и из могилевской Ставки он получал неофициально – от своих друзей и сослуживцев да от бесстрашного Джонсона, долгие часы проводившего, иногда даже с риском для себя, в Петрограде и собиравшего там информацию из достоверных источников и увиденного собственными глазами. О доставке почты не могло быть и речи – связь не работала, коммуникации были разрушены стараниями какого-то безродного Бубликова, объявившего себя комиссаром железных дорог.

Дошли до Михаила и новости о единодушных обращениях командующих фронтами к царю с просьбой об отречении его от престола; только этот шаг, по мнению генералов, мог спасти Россию от позорного поражения в войне и государственной катастрофы. Но кто-то же должен был организовать такое генеральское единодушие в роковой для родины час! Кто? Начальник Генштаба Алексеев, пользовавшийся непререкаемым доверием царя? Или генерал-адъютант Рузский, командовавший Северо-Западным фронтом и близкий к Ставке человек, не испытывавший особой симпатии к самодержцу? Совпавшее по времени обращение всех командующих фронтами явилось, несомненно, реакцией на секретное письмо-призыв кого-то из высших командиров из их же среды, к чьему мнению нужно было прислушаться. Всех – за исключением одного: адмирала Александра Колчака, командующего Черноморским флотом. Но, как говорится, одна ласточка весны не делает. Призыв к отречению исходил из высших армейских кругов, без преданной поддержки которых у русского самодержавия не было будущего.

Вчерашние слуги в золотых погонах хотят усмирить бунт и выиграть войну утверждением демократии и конституции в империи? Божьей милостью русский царь, ответственный лишь перед Ним, не замарает себя этими гнусными идеями – пусть ими займется его преемник на троне и возложит на себя тяжкий груз предательства. Единовластный преемник, а не временный регент! И в этом случае любимый мальчик, сын Алексей, сможет остаться с отцом, а не жить при правящем регенте дяде Мише.

Решение было принято: Николай отречется в пользу брата, а отрекшись, со всей семьей – своим мальчиком, дочерями и Аликс – уедет в Англию, к королевской родне. Аминь!

Сомнения великого князя рассеялись, а предположения обрели четкие очертания, когда под вечер на Миллионную, в дом князей Путятиных, где Михаил остановился в Петербурге, фельдъегерь доставил ему из Пскова, из царского поезда, запечатанный конверт с депешей от брата: «Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники».

К этому часу долгожданное известие об отречении Николая уже было объявлено генералом Алексеевым высшему армейскому начальству и руководству Думы; при полном расстройстве правопорядка события сложились так, что сам Михаил не первым узнал о судьбоносном решении брата, принятом под беспримерным давлением командующих фронтами и похожим скорее на военный переворот, чем на взвешенный добровольный шаг самодержца. Во многих воинских частях солдаты и офицеры присягали на верность новому русскому царю Михаилу Второму.

Последовавшую ночь новый русский император провел без сна. До позднего мартовского рассвета просидел он за письменным столом, набрасывая и переписывая текст своего первого манифеста. За окном, на Миллионной улице, постукивали выстрелы и разносились пьяные песни. Наташа, примостившись в углу кабинета, неотрывно следила за мужем, ни разу не проронив ни слова. За все годы жизни с Михаилом она впервые видела его таким ушедшим в себя и пугающе недоступным. Она знала о содержании царского письма, но высказывать свое мнение или подавать мужу советы опасалась – и молчала, прикусив язык.

А утром явились к новоиспеченному императору четверо ответственных думцев с поклоном и поздравлениями. Сам думский председатель Родзянко, следом за своими послами, должен был вот-вот прибыть для обсуждения с Михаилом Александровичем насущных вопросов, коих накопилось за последние ужасные дни выше крыши.

– Я приму на себя монаршие полномочия лишь в том случае, – не тратя время на вступительные речи, заявил визитерам великий князь, – если народ России, посредством своих представителей, в течение шести месяцев избранных им прямым голосованием в Учредительное собрание, пожелает и одобрит мое воцарение. Это всё; мое решение окончательно. Я подготовил черновик манифеста об отказе от престола; вот он. Прошу того из вас, господа, кто обладает наилучшим почерком, перебелить текст перед преданием его гласности.

Двадцать четыре часа пробыл последним русским императором Михаил Александрович Романов, а его супруга Наталья Сергеевна Шереметьевская-Брасова – императрицею.

Но это еще не конец главы.

Из Пскова, где царь подписал отречение и откуда отправил депешу Михаилу, императорский поезд прибыл в Могилев – Николай хотел проститься с офицерами Ставки. На вокзальном перроне его встречал начальник Генштаба Алексеев со штабными генералами. Здесь же, на перроне, Алексеев доложил Николаю об отказе Михаила Александровича от престола. Позже Николай Второй записал в своем дневнике: «Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается призывом к выборам в Учредительное Собрание через шесть месяцев. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость!»

Но и это еще не конец. Пятого марта исполком Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов постановил арестовать всю царскую семью, конфисковать их имущество и лишить гражданских прав. А через два дня в журнале заседаний Временного правительства появилась следующая запись: «Слушали: 1. О лишении свободы отрекшегося императора Николая II и его супруги. Постановили: 1. Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося Императора в Царское Село».

Вот это уже конец. Можно поставить точку под главой и всей первой частью этой книги.

Вторая часть

И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге.

И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление.

И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда.

Дан 12: 1—3

16

«Мы новый мир построим!..»

Весть о политическом землетрясении в Петрограде разлетелась по миру со скоростью молнии; Россия играла на театре военных действий Первой мировой одну из главных ролей, и столь несвоевременный русский бунт привел к изменению расклада сил в Антанте. В германском Генштабе новость была воспринята с глубоким удовлетворением, а Лондон, осведомленный послом Бьюкененом, был полон тревоги и сожаления. Король Георг Пятый в ночь на 3 марта написал в своем дневнике: «Узнал от Бьюкенена, что Дума принудила Ники подписать отречение и что Майкл назначен регентом… Боюсь, Аликс во всем повинна… Я в отчаянии». Получалось, что это царица-немка, к которой и в Англии относились настороженно, довела русскую империю до краха. Можно не сомневаться в том, что уже завтра на Флит-стрит подхватят