Непреклонные - Инна Тронина

Ольга Олеговна округлила выпуклые светло-карие глаза.

— Все в татуировках, физиономии разрисованы хной. Постоянно под балдой — не то пьяные, не то что похуже. Во всяком случае, на лестнице, в лифте и на чердаке их корпуса находили использованные шприцы…

— Итак, квартиру снимали молодые люди определённого уровня и облика, — подытожила я. — Бабушка эта имела к ним отношение?

— Разумеется, почему я так подробно и рассказываю, — терпеливо пояснила Голобокова. — Оргии у нас до сих пор продолжаются почти каждую ночь. Но сейчас ещё лучше стало, а до убийства Натальи Лазаревны вовсе не было покоя. Творилось там нечто невообразимое. Поровну парней и девчонок, всего человек десять их в квартире. Представляете, чем они занимаются? Развели крыс, мышей, нескольких собак держали. Потом заклинатель змей у них поселился, и змеи эти расползлись по этажам. Да, ещё черепахи замечены в больших количествах. Так вот, одна из весёлых барышень приходится родной внучкой этой старушке. Зовут бабушку Антонина Степановна Малькова, ей шестьдесят восемь лет. Внучке, Кристине Костенко, — семнадцать. Бабуля не раз и не два приезжала сюда, преодолевая ужас перед приятелями Кристины, змеями и собаками. Уговаривала любимую внучку опомниться. Конечно, ничего не добилась. Кристина каждый раз буквально выпихивала бабушку из квартиры — стыдилась перед друзьями. Родители Кристины давно махнули на неё рукой, потому что сладу с девчонкой совсем не было. А бабушка не сдавалась. Женщины во дворе рассказывали, что часто видели её. Сидела на скамейке, плакала, потом уходила. И ведь больная совсем, у неё злокачественный диабет. Пётр Петрович говорит, что сразу заметил печать тяжкого недуга на её лице…

— Это она? — Я рассыпала карточки на журнальном столике. Голобокова надела очки и взяла первую попавшуюся. — Вы её видели когда-нибудь?

— Да, видела. Это она. — Ольга Олеговна внимательно изучила другие снимки. — Вот, пожалуйста, пять выгнали её! Всё лицо у бедняжки перекошено. Вы видите, какой ужас, какое отчаяние?! — Голобокова подумала немного и вдруг вскинулась. — Оксана, снимки сделаны в ТОТ день?

— Снимки сделаны совсем недавно, а видеозапись — да, именно тогда.

— Муж говорил, что видел старушку в начале восьмого вечера, сразу же после убийства Натальи. Ведь квартира-то, где все эти подонки тусуются, расположена именно в том подъезде. Получается, что вышла бабушка во двор сразу же после убийства. И была напугана до паники…

— А она не могла стать свидетелем убийства? — вдруг подала голос Элла. — Тот мужчина, которого я тоже опознала, зашёл в парадное при мне. Старушка, наверное, раньше, потому что я её из окна не заметила. Надо с ней поговорить, спросить, почему она так бежала!

— Могли и детки весёлые напугать, — возразила я. — Но и ваше, Эллочка, предположение я учту. Только как жестокий убийца оставил в живых невольного свидетеля, если Малькова таковым оказалась? Как дал ей уйти? Она ведь может указать, опознать… И потом, если старушка действительно всё видела, почему в милиции об этом ничего не знают?

— Действительно, странно, — задумчиво сказала Ольга Олеговна.

Солнце вламывалось в квартиру, светило через стеклянные двери. Несмотря на то, что в холле окон не было, он выглядел светлым и праздничным.

— Недавно сюда, во двор, приезжала дочка этой бабушки, мать Кристины. И она пожаловалась, что с осени маму как будто подменили. Она не в себе, её колотит приступ за приступом. Буквально не вылезает из больницы, всё время плачет. Кроме того, заговаривается и бредит. По ночам кричит…

— Значит, она в больнице?

Я решила, между прочим, узнать, в какой именно больнице. И поговорить с Мальковой, потому что дело не терпело отлагательств.

— Кстати, Ольга Олеговна, вы этого мужчину во дворе не видели? — Я собрала фотографии Мальковой и извлекла другие, с изображением человека, имени которого пока не знала. — Вы видите все окрестности из теплицы. Этот гражданин не мелькал перед вами?

— Нет, к сожалению, здесь я вам ничем помочь не могу. — Голобокова с тем же интересом разглядывала фотографии. — Но, как я понимаю, это тот человек, который вошёл в дом со спортивной сумкой?

— Да, это он! — Эллу даже передёрнуло. — Мне его не забыть… Сердце чует, что он причастен. Не знаю почему, но так страшно… Надо у бабушки про него спросить. А вдруг видела что-то? Ведь находилась на лестнице именно тогда. И от кого-то бежала. — Элла посмотрела на свои часики и вскочила. — Опаздываю! Вернее, уже опоздала! Но тут так интересно…

— А промотать никак нельзя? — хитренько посмотрела на неё Ольга.

— Нет, никак, к сожалению, — посетовала Элла. — С вашего разрешения, я побежала…

— Очень жаль, Эллочка. Что ж, я вас провожу. Оксана, извините, я скоро вернусь — Ольга Олеговна грациозно встала с диванчика.

— Я вам больше не нужна? — на всякий случай спросила прилежная студентка уже от дверей. — А то вечером можем созвониться.

— Нет-нет. К вам больше вопросов не имею.

Мне очень захотелось ненадолго остаться одной и как следует подумать. Одно я знала точно — то ли завтра, то ли даже сегодня придётся выйти на Антонину Степановну Малькову. Найти её уже не составит труда. Даже если здесь, во дворе, не знают, где живёт старушка, мне поможет милиция. Другое дело, что интересующее меня лицо сейчас может находиться в стационаре. И потому ещё неизвестно, когда меня туда пустят, и пустят ли вообще.

Да и члены семьи попадаются разные. Кто-то набивается на деньги, кто-то просто захлопывает дверь перед носом. И очень редко случается так, что родные и близкие помогают бескорыстно. Кстати, при расследовании дела Кулдошиной я не истратила ни копейки из тех денег, которые всегда резервировала на гонорары свидетелям и просим посвящённым.

Может быть, потому, что работать довелось в провинции, где люди ещё сохранили остатки прежних принципов. В Москве или в Питере меня бы уже основательно потрясли, а здесь даже воры в законе проявляли невероятную сознательность. И сами готовы были платить за мою работу, включающую, в числе прочего, и поездки в Сочи.

Разволновавшись, я пересела с бокового диванчика на круглую табуретку, из того же гарнитура, тоже обтянутую бархатом, и уронила растрёпанную голову на руки. Наверное, нужно будет попросить у хозяйки, когда та вернётся, минеральной воды. Конечно, Ольга держит полный бар всяких напитков, как любая общительная и деловая дама.

Если мужик в белых кроссовках действительно был убийцей, то действовал он не спонтанно. Об этом говорят, в первую очередь, видеозаписи, сделанные людьми Рахима Исмаилова. Человек этот давно следил за Кулдошиной и, видимо, выбирал удобный момент. Надо будет срочно пробить по номеру эту машину, хотя она может быть зарегистрирована на другое имя. Но, в любом случае, без проверки не обойтись. Хозяин машины должен знать того, кому давал доверенность или просто разрешал сесть за руль.

Конечно, автомобиль этот могли угнать, перекрасить, перебить номера, и тогда работать будет сложнее. Тем более что угон мог произойти даже не на Урале, а в любом другом регионе России и ближнего зарубежья. Но, как бы там ни было, асфальтовую «девятку» надо разыскать.

Этого мужика никто в городе не знает. Даже не подозревают, кто мог его нанять и послать. Вполне возможно, что он действовал по личной инициативе. Получается, что Банщица перешла дорогу и ему. Учитывая её характер и образ жизни, с этим можно согласиться и принять как одну из гипотез.

Только вот Юрий Иванович утверждает, что человека, изображённого на снимках, он никогда в жизни не видел. С другой стороны, этот факт ещё ни о чём не говорит. Банщица могла скрыть от мужа это знакомство или же расстаться с таинственным преследователем ещё до свадьбы с Юрием. Надо бы показать снимки Никифору и другим старшим детям — вдруг они этого мужика опознают?..

Допустим, что он её убил. Топором или чем-то вроде, тяжёлым и острым. Труп кинул в лифт, и кабину отправил на последний этаж. Но каковы были мотивы? Тут гадать не надо; лучше всего найти этого субчика и обо всём расспросить. Мне почему-то казалось, что много времени это не займёт.

Вероятно, у них была любовь, и Наталья ему изменила. Могли иметь место разногласия на материальной почве. Человеческие отношения всегда отличаются потрясающим многоцветьем, и сейчас я могу упустить некую важную причину.

Чёрт, как гудит голова — кажется, что глаза вылезают из орбит. Ни о чём не хочется думать, а надо. Надо ради того, чтобы ещё до Нового года вернуться в Москву, к Октябрине, не оставив у клиентов никаких вопросов, подчистив все «хвосты». И во имя этой благой цели я ни в коем случае не должна сбивать рабочий ритм.

На плёнке Рахима таймер фиксировал время. Ия уже знала, что человек этот вышел из подъезда десять минут восьмого. А примерно за три-четыре минуты до него появилась та самая Малькова. И на ней, как отмечают свидетели, как убедилась я сама, лица не было от ужаса…