Королевская пешка (СИ) - Буланова Юлия

Часть 19

Раду с благословения своего отца возвращался домой. Вряд ли надолго. Но тут такой повод – рождение ребенка. Как не воспользоваться, особенно, если нужно заглушить новым инфо-поводом шепотки о покушении.

Но в первую очередь, как мне казалось, мой свёкор хотел дать наследнику, узнавшему правду, время прийти в себя.

Родные стены лечат и возвращают силы. В теории. Однако, терзало меня смутное сомнение о том, что Энираду сможет успокоиться. Меня всякий раз, когда я держала на руках дочь, накрывала волна ярости. Хотелось стереть в порошок всех, кто хотел причинить ей вред.

Списать подобные устремления на гормоны, материнский инстинкт или какие-то бракованные гены, ограничивающие мою цивилизованность, было бы здорово. Но жизь еще в детстве разучила питать иллюзии. Причиной данных реакций была моя бесправность и беспомощность перед действующей властью.

Мне было приказано улыбаться и помалкивать, если хочу быть рядом с дочерью.

А ведь Раду будет в сто раз тяжелее. Я хотя бы могу ненавидеть этих чужих мне людей. Моему мужу придется приучать себя к мысли о том, что его мать отдала приказ убить Хаят.

Родителей, даже если они тебя не слишком любили, тяжело относить в стан врагов. В то, что он сможет простить княгиню даже у Лады мысли не возникло. Что показательно – она самая добрая из нас троих. Потому что есть черта за которой прощение невозможно.

Общественности было объявлено, что последние события сильно подорвали здоровье княгини и она предпочла уйти на покой, отказавшись от светских обязанностей. Это означало почетную ссылку и не было достаточным наказанием за покушение на убийство. Но моего мнения, ожидаемо, никто не спрашивал.

В рядах фрейлин произошла зачистка. Причем, без моего участия. Лель пообщался с Вересом Нарски. На повышенных тонах, я полагаю. Нервы у моего друга после той «веселой» ночки поистрепались. А неистовая жажда крови всех, кого можно было причислить к врагам, проснулась. Хотя он и до этого добрым нравом не отличался.

В общем, попали все мои курицы из залов княжеского дворца в княжеские же застенки. На допросы с пристрастием. Сорок часов рез права на сон и еду. Не знаю, что там удалось узнать, но примерно треть ко мне не вернулась, а остальные на коленях умоляли меня принять их клятвы верности и позволить доказать свою преданность княжескому роду работой на благо родины.

Посмотрим, что там дальше будет, но сейчас они, как шелковые. По первому слову бегут поручения выполнять. Аж страшно на их усердие смотреть.

Мне хотелось запереться с дочкой в своих покоях и спрятаться ото всех. Но жизнь не дает передышек. Поэтому пришлось ограничиться сутками тишины, а потом вернуться к активной общественной деятельности. Хаят приходилось везде брать собой. Спокойно оставить ее я могла только с Ладой или Лелем, но на них было завязано слишком много проектов. О няне, которая может разделять взгляды княгини, я и слышать не хотела. Благо, малышка была на удивление спокойным ребенком. Она хорошо ела и крепко спала. Чудо, а не младенец. Одна беда – взрослые ей достались тревожные и мнительные, которые дружной толпой в ответ на малейший шорох из колыбели бежали проверять, все ли в порядке. Короче, никто из нас нормально не спал с той самой знаменательной ночи, что не лучшим образом отражалось на наших характерах и лишь подстегивало мнительность, уверенно перераставшую в паранойю.

Встречать Раду с ребенком на руках я должна была у парадного входа главной резиденции. По данному поводу меня нарядили в короткую голубую тунику, в которой я чувствовала себя воздушным шариком. Еще и волосы заставили распустить, чего летом я делать категорически не люблю — жарко. В качестве главного и единственного украшения мне выдали фамильную сапфировую тиару. Без всякого трепета решила использовать ее на манер ободка. Вышло до того мило, что даже у меня зубы свело от приторности образа. Наряжать в платье, украшенное жемчугом и бриллиантами малышку восьми дней от роду не дала. Хватит с них того, что со мной сотворили.

Энираду, который предстал перед моими глазами, был еще более идеальным, чем при нашей первой встрече. На военном мундире ни складочки, ни пылинки. Волосок уложен к волоску. На лице восковая маска без намека на наличие эмоций у этого мужчины. А глаза стеклянные. Хотя, наверное, на фото будет смотреться отлично. Но на него такого мне смотреть страшно.

Когда закончился этот утомительный спектакль для подданных мы остались вдвоем. Хаят забрал Лель к себе, аргументировав это тем, что нам надо отдохнуть. Я была с этим категорически несогласна. Малышку мне хотелось всегда держать в поле зрения, но Раду был таким замученным, что пришлось согласиться. Ему эти два часа сна, как воздух необходимы. Всем, кто его хоть сколько-нибудь знает, ясно, что он на одной гордости держится.

Золотоволосый княжич отключился сразу, как его голова коснулась подушки. Мне же ничего не оставалось, как лечь рядом. За этот неполный год, что прошел с нашей свадьбы, Энираду внешне почти не изменился. Лишь морщинка между бровей пролегла. Хотя, мне это показалось даже милым. Впрочем, мне нравилось в нем все, что отличало его от мраморной статуи и делало похожим на человека из плоти и крови.

На мою попытку позвать его на ужин, мой муж лишь пробормотал что-то невразумительное и спрятал голову под подушкой. А я лишь наскоро перекусила и вернулась в спальню. Ребята, посовещавшись, отправили меня сегодня отдыхать, пообещав позвать, если что. С кормлением Хаят они справлялись вполне успешно. И я им для этого дела была не нужна. Стресс… молоко у меня пропало на второй день. Впрочем, современные технологии позволяли по этому поводу не переживать. Детские смеси здесь были более чем распространены.

Раду проснулся среди ночи. С криком подскочил с кровати. Его била крупная дрожь, а на висках выступили капельки пота. От моего сонного: «Что случилось?» — он вздрогнул всем телом, но быстро взял себя в руки.

— Все в порядке. Спи.

— Да как-то не хочется после такой «веселой» побудки. У тебя такое часто?

— Бывает, если сплю слишком долго. Я малышку не разбудил?

— Она в другой комнате.

— Хорошо. Не хочу ее пугать.

— Она слишком маленькая, чтобы что-то понимать, и, соответственно, пугаться. К тому же спит очень крепко. Не беспокойся. В ее присутствии Лель со снабженцами из княжеской администрации общается. На повышенных тонах. И ничего.

— Ты меня ненавидишь? – спросил он почти безразлично. Но его взгляд так цепко скользил по моему лицу, что мне стало не по себе.

— За что?

— Моя мать хотела… хочет убить тебя и Хаят.

— А при чем тут ты?

— Она – моя мать.

— Она – это она. Ты разве имеешь к ее желанию хоть какое-то отношение? Не льсти себе, милый, княгиня сделала то, что сделала не от большой любви. Скорее, наоборот. Удар предназначался тебе. Так за что мне ненавидеть такую же жертву этой женщины, как я сама? За то, что сам ты не находишь в себе сил на подобные чувства?

В ответ он преодолел пару шагов нас разделяющие и заключил в крепкие объятия. А я уткнулась носом в его шею.

Отступление

Шахди Гаяр верил своему отцу, верил в победу своего народа... когда-то давно — в прошлой жизни.

Строил честолюбивые планы, которые перекроила сама жизнь.

Дети, рожденные в мирное время преступно наивны. Они, несмотря на все доказательства обратного, верят в «молниеносную войну». Или, скорее, не желают принять саму мысль о том, что кончается она лишь для мертвецов, а с остальными останется до конца их дней

Сейчас казалось благом просто выйти из этого конфликта, сохранив независимость Джанната и остаться человеком. И даже это было непростой задачкой. Необходимость каждый день отправлять своих людей на смерть что-то меняет в тебе, превращая в бесчувственную сволочь. Если чувствовать боль от каждой потери можно потерять рассудок.