Лучшее во мне - Николас Спаркс

Прибыв в Ориентал незадолго до полудня, они проехали вдоль причала, а через несколько миль уже свернули на дорогу, ведущую к дому. Аманда несколько отстраненно заметила, как Доусон напрягся и, склонившись к рулю, стал вглядываться в тянувшийся вдоль дороги лес.

Мало того, он напрягся и стал чрезвычайно осторожным. Его двоюродные братья, вдруг вспомнила Аманда. Машина замедлила ход, и на лице Доусона отразилось удивление.

Проследив за его взглядом, Аманда повернулась в сторону дома. И дом, и гараж выглядели точно так же. Их машины стояли на прежнем месте. Но когда Аманда увидела то, что уже заметил Доусон, она перестала что-либо чувствовать. Она так и знала, что все закончится этим.

Доусон остановил машину. Аманда повернулась к нему и коротко улыбнулась, пытаясь убедить его, что в состоянии справиться с этим сама.

— От нее три сообщения, — беспомощно пожала плечами Аманда, и Доусон кивнул, соглашаясь, что она должна справиться с этим сама. Глубоко вздохнув, Аманда открыла дверь и вышла из машины, совершенно не удивляясь тому, что мать выглядит так, будто наряжалась по какому-то особому случаю.

15

Доусон наблюдал, как Аманда направилась прямо к дому, оставляя матери возможность, если она того хочет, последовать за ней. Эвелин, по-видимому, растерялась. Она явно никогда раньше не бывала в доме Така, который подходящим местом для дам, разряженных в кремовые брючные костюмы и жемчуга, особенно после грозы, не назовешь. В замешательстве Эвелин взглянула на Доусона. Внимательно и невозмутимо, словно реагировать на его присутствие считала ниже собственного достоинства, она какое-то время смотрела на него.

В конце концов она развернулась и последовала за дочерью, которая к тому времени уже устроилась на крыльце в одном из кресел-качалок. Доусон включил передачу и медленно завел машину в гараж.

Выйдя из автомобиля, он прислонился к верстаку, откуда уже не мог видеть Аманду. Он и представить себе не мог, что можно сказать ее матери. Разглядывая гараж Така, Доусон вдруг вспомнил, что сказал Морган Тэннер, когда они с Амандой сидели у него в кабинете. По его словам, и Доусон, и Аманда узнают сами, когда придет время прочитать письма, оставленные им Таком. И Доусон вдруг понял: Так хотел, чтобы он прочитал его послание именно сейчас.

Возможно, Так предвидел, как будут развиваться события.

Достав из кармана конверт, Доусон развернул его и, скользнув пальцем по имени Така, увидел все тот же дрожащий неразборчивый почерк, которым было написано прочитанное им с Амандой послание. Перевернув, Доусон вскрыл конверт. В отличие от предыдущего это послание занимало всего страницу, исписанную с обеих сторон. В тишине гаража, который Доусон когда-то называл своим домом, он сосредоточенно начал читать.

«Доусон!

Не знаю, как по-другому начать это письмо, кроме того, что за долгие годы я хорошо узнал Аманду. Хочется верить, она не изменилась с тех пор, как я впервые ее увидел, хотя точно никто не может этого знать. Давно это было. Вы, как многие молодые, сторонились меня, замолкали, стоило мне появиться рядом с вами. Меня это, надо сказать, не задевало. Мы с Кларой в свое время вели себя так же. Не помню, слышал ли ее отец от меня до свадьбы хоть слово, но это другая история.

Все это к тому, что я на самом деле не знаю, какая Аманда была раньше, но какая она сейчас, знаю и понимаю, почему ты не смог ее забыть. Главное ее качество — это доброта. Она умеет любить и терпеть. При этом она очень умна и красива. Аманда самая красивая женщина их тех, что когда-либо гуляли по улицам этого города, — это точно. Однако я больше всего ценю в ней доброту — прожив долгую жизнь, я знаю, как редко она встречается.

Наверное, я ничего нового тебе не открыл. Но за последние несколько лет я стал относиться к ней как к дочери, а значит, мне придется говорить с тобой, как говорил бы ее отец, а отцы мало чего стоят, если не переживают за детей. Тем более за такую дочь, как она. Ты должен знать, что Аманде больно, и думаю, уже давно. Я заметил это, когда она впервые пришла навестить меня. Тогда я надеялся, что это пройдет. Но чем дальше, тем ей становилось хуже.

Иногда, проснувшись, я видел, как она ходит туда-сюда в гараже. Постепенно до меня дошло, что одна из причин ее меланхолии — это ты. Она не могла забыть прошлое, не могла забыть тебя. Но память, поверь, вещь коварная. Не всегда воспоминания соответствуют реальности, довольно часто мы желаемое выдаем за действительность, и Аманда, судя по всему, пыталась понять, чем было для нее прошлое на самом деле. Именно поэтому я все устроил для вас таким образом. У меня возникло чувство, что встреча с тобой для нее единственный способ выхода из темноты.

Но, как я уже сказал, ей больно, а боль, я точно знаю, застит глаза и мешает увидеть вещи в истинном свете. Сейчас у Аманды очень трудный период, когда ей предстоит для себя решить кое-какие проблемы, и именно в это время появляешься ты. Вы вместе должны подумать о том, как быть дальше. Однако помни, что Аманде может потребоваться больше времени, чем тебе. Она может несколько раз изменить свое решение. Но как только вы придете к обоюдному согласию, вам нужно будет неукоснительно действовать в соответствии с ним. И даже если у вас не все пойдет как задумано, вы не должны оглядываться в прошлое. Оно способно погубить все. Нельзя жить, постоянно сожалея о чем-то, потому что жалость высасывает жизнь. У меня при одной только мысли об этом разрывается сердце. Я начал относиться к Аманде как к дочери, следовательно, тебя воспринимаю как своего сына. И самым большим, последним моим желанием было благополучное устройство вашей жизни, счастье моих детей. Так».

Аманда наблюдала, как мать внимательно разглядывает гнилые доски веранды, словно боится, что под ее весом может провалиться пол. Затем, приблизившись к креслу-качалке, Эвелин снова засомневалась, стоит ли на него вообще садиться.

Однако она осторожно села — на самый краешек, постаравшись, чтобы поверхность соприкосновения с креслом у нее была как можно меньше. Аманда при этом ощутила приступ знакомой тоски.

Эвелин повернула голову к дочери, словно ждала, что та заговорит первой, но Аманда молчала. Она не могла сказать ничего, что сделало бы их разговор менее мучительным, а потому намеренно отвернулась и стала наблюдать за игрой пробивавшегося сквозь навес солнца.

Мать закатила глаза.

— Ну хватит, Аманда, не веди себя, как ребенок. Я тебе все же не враг — я твоя мать.

— Я знаю все, что ты скажешь, — без выражения произнесла Аманда.

— Вполне возможно, и тем не менее обязанность родителя предостеречь детей от ошибок.

— Ты считаешь мое поведение ошибкой? — огрызнулась Аманда, прищурившись.

— А как еще это можно назвать? Ведь ты замужняя женщина.

— Думаешь, я не знаю?

— Судя по всему, нет, — ответила мать. — Ты не первая женщина, которая несчастлива в браке.

И чье поведение продиктовано этим обстоятельством. Главное, что ты обвиняешь в этом других.

— О чем ты? — Аманда вцепилась в подлокотники кресла.

— Да, ты обвиняешь в этом других, Аманда, — повторила мать. — Меня, Фрэнка, а после того, что случилось с Беей, даже Бога. Ты везде ищешь виноватых в твоих невзгодах, только не хочешь трезво взглянуть на себя, разыгрывая мученицу: бедную, несчастную Аманду, на долю которой выпало так много горестей в этом жестоком мире. Однако жизнь вообще тяжелая штука. Так было всегда, и так будет. И если быть честной с самой собой, ты должна признать, что и сама не похожа на невинную овечку. Аманда стиснула зубы.

— А я-то все надеялась получить от тебя хотя бы толику сочувствия и понимания.

— Ты это серьезно? — спросила Эвелин, смахивая воображаемую ворсинку с платья. — Что же, по-твоему, я должна была тебе сказать? Взять за ручку и осведомиться о твоем самочувствии?

Успокоить, сказав, что все устроится? Что все будет шито-крыто? — Она сделала паузу. — Ничто не проходит бесследно, Аманда. И ты достаточно взрослый человек, чтобы это понимать. Нужно ли мне напоминать тебе это?

— Ты меня не понимаешь. — Аманда всеми силами старалась не повышать голоса.

— А ты меня. Ты не так хорошо меня знаешь, как думаешь.

— Я знаю тебя, мама.

— Ну конечно, по-твоему я не способна даже на капельку сочувствия и понимания. — Эвелин коснулась маленького бриллиантового гвоздика в ухе. — Тогда непонятно, с чего это мне вчера вечером вздумалось прикрывать тебя?

— Ты о чем?

— О том, что вчера звонил Фрэнк. В первый раз я прикинулась, что ничего не знаю, а он все бубнил о каком-то гольфе, который он планировал на завтра с другом по имени Роджер. А потом, позже, когда он позвонил во второй раз, я ему сказала, что ты уже спишь, хотя вполне представляла, чем ты занимаешься с Доусоном и что домой к ужину не вернешься.