Только тишина - Богдан Петецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он повернулся ко мне лицом. Глаза превратились в щелки. Снова. Вот таким он мне нравился. Он дыхал быстро, но не слишком быстро. Его тело едва заметно вздрогнуло.
— Предупрежу тебя, — выдавил он. — Могу обещать только это. У тебя осталось время…
— При условии, — негромко добавил я, — что я не замечу этого… предупреждения, верно?
Его лицо подобрело.
— Жаль, — печально произнес он, — что мы раньше не познакомились, пока все это не началось. Мне кажется, мы могли бы друг друга понять…
Я согласно кивнул.
— Жаль. Это даже странно. Если, как ты говоришь, ты из Центра…
Он напрягся. Может, впрочем, мне только показалось.
Развлечения близились к концу. Таким образом можно переговариваться сутками, но так ни к чему и не прийти. Мы поняли это одновременно.
— Ты думаешь, — произнес он, растягивая слоги, — что ты один имеешь право задавать вопросы? Ты на дежурстве, верно. Но несешь-то ты его после меня. Что тебе надо было на соседнем холме?
— Оленей, — быстро ответил я. — Ты спугнул мне стадо. Случайно не заметил, куда они побежали?
Он поднялся. Я невольно отступил назад. Коснулся спиной стены. Стало холодно.
Он прошел в противоположную часть кабины и остановился. Взгляд его скользнул по дверце в нишу гибернатора, по пульту диагностической системы, по выводам стимулятора. Сместился в направлении главного экрана и без всякого интереса остановился на нем.
Он нес дежурство передо мной. Отлично. Но теперь ведь я его несу. До определенной степени я согласен не обращать внимания на его присутствие. Если решить, что я и в самом деле должен знать, что он здесь делает. Но не больше.
Не прошли мимо его внимания и показания индикаторов. Он провел кончиками пальцев по поверхности пульта, словно проверил, нет ли на нем пыли, и двинулся дальше. Через какое-то время я услышал шипение. Это он насвистывал сквозь зубы. Какое-то время я пытался уловить хоть намек на какую-либо знакомую мелодию. Ничего не вышло. Наверно, он сам не соображал, что делает. Или же это относилось к его репертуару? К повседневной игре с тишиной?
Он ускорил шаги. Кружил возле стола, высоко поднимая ноги и мелькая в воздухе подошвами. Раскачивался взад и вперед, покачивая головой в такт.
Я стоял неподвижно, очарованный. Неподдельный средневековый шаман, впадающий в транс.
Он перестал насвистывать. Какое-то время вел себя тихо, потом зажмурил глаза и раскрыл рот, словно намереваясь закричать. Но издал только пронзительный шепот, словно ребенок, имитирующий работу ракетных двигателей. Прежде, чем я понял, что происходит, я услышал собственный голос. Я отвечал ему. Ноги мои двигались.
Я стартовал. И сумел отправить одновременно пять кораблей, а не два. Редко случалось, чтобы через тридцать секунд полета они все еще издавали какие-то звуки.
Стиснул зубы. Шипение перешло в громкий, вибрирующий шум. Легкие мои превратились в дюзы, изрыгающие столбы газа. Я выстреливал из себя в тишину. И не только из себя. Изо всей базы, стены которой пропитались ей за долгие последние годы.
Он заговорил. Отрывистые, ничего не значащие слова, лишенные какой-либо связи. Подключил к креслу. Перегнулся на животе через подлокотник, взмахивая руками, словно плыл. Я понял, что он выбрался наружу корабля, все всех и всяческих орбит. Крикнул ему о том. Попытался симитировать акустический пеленгационный сигнал. Но остался возле стены. Мне достаточно было голоса. Я повторял про себя последнее курсовое задание, смысл которого до меня не доходил, но это не мешало мне ощущать небывалое чувство легкости. Я сделался лишенным веса, казалось, я мог бы не хуже Гумми плавать по воздуху.
Это был подлинный полет. Я взялся за управление и принялся насвистывать, как обычно после последнего сообщения со стартового поля. У меня была своя излюбленная мелодия. Трудно даже сказать — излюбленная. Просто мелодия, которую я услышал когда-то и по непонятным причинам запомнил нехитрый ее мотивчик.
Он принял мой ритм. С минуту прислушивался, потом подтянул фальшивым вторым голосом. Оторвался от кресла и начал кружить по кабине, прихлопывая в ладоши. В воздухе жили только наши вопли. Его и мои. Ничего больше.
Меня охватила чистая, теплая радость. Я развел руки и промчался вдоль стены, отскакивая от нее, как испорченный автомат, скатывающийся по откосному туннелю. Сделалось тепло, даже жарко. Я уже не кричал. Я напевал дурацкую, старинную песенку, которая уже много лет была распространена в Централи и считалась чем-то вроде гимна пилотов дальних трасс.
Огни в пустоте, звезды, с которыми ты возвращаешься на Землю, голубые материки и прочая подобная сентиментальщина. Он тут же подхватил ее. Так мне по крайней мере показалось. Когда я посматривал на него, он внимательно глядел на меня и повторял отдельные слова. Глаза его блестели как в лихорадке. И он по-прежнему фальшивил.
Я почувствовал, что перестаю улыбаться. Лицо становилось чужим и жестким. Удерживая равновесие, я прижался спиной к стенке. Правой рукой задел за полку, на которой лежал излучатель. Темный, угловатый инструмент с грохотом упал к моим ногам и откатился на середину кабины.
Гумми замер. Застыл в невероятной позе, выгнувшись назад, с вытянутыми над головой руками. Впился глазами в пол, в двух шагах перед носками своих ботинок. У меня создалось впечатление, что он с удовольствием смотрел бы в другую сторону, но не может. Медленно опустил руки. Его тело вернулось в вертикальное положение, потом начало постепенно крениться вперед. Он упал на одно колено. Двигался словно в замедленном фильме. Рот его так и оставался открытым, но я не слышал даже его дыхания. Он еще сильнее подался вперед. Его правая рука сместилась. Несколько сантиметров. Еще несколько.
Хватало трех быстрых шагов. Я поставил левую ногу на излучатель. Правую чуть выставил вперед, как раз под его лицо. Я не смотрел под ноги. Я смотрел, пока он поднимет голову.
Шли секунды. Его рука оставалась без движения, подвешенная в нескольких сантиметрах над полом. Если бы он распрямил пальцы, то мог бы коснуться поверхности кобуры излучателя. Но его рука продолжала оставаться сжатой в кулак. Впрочем, и так бы ничего у него не вышло. Голоса перестали быть для меня необходимостью. Я ждал.
И услышал в конце концов звук, словно кто-то вырвал нипель из не очень сильно накачанного мяча. Он подтянул под себя ноги и уселся. Взглянул на меня снизу вверх.
Его вспотевшее лицо могло бы надолго запомниться, если бы он еще смог улыбнуться. В глазах застыло удивление. Может — вопрос. Но ответ мог дать только он сам же.
— Мне пора, — прохрипел он, не поднимаясь
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});