Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

самый – и не так вытер им губы, как прижал на секунду, поднял на Жарикова глаза и несмело улыбнулся.

– Полегчало? – ободряюще улыбнулся ему Жариков. – Ну, я рад.

Новенький кивнул.

– Простите, сэр, я не хотел, это… – и осёкся, сообразив, что чуть не подставил Андрея, понурился.

– Так почему ты его испугался? – Жариков демонстративно не заметил его смущения. – Здесь тебе ничего не грозит.

– Да, сэр, мне говорили, сэр. Я… я как увидел его… я на скамейке качался, – он посмотрел на Жарикова.

Жариков кивнул. Он много раз видел эти упражнения. Парни садились на узкую скамью, вытянутые ноги подсовывали под параллельную скамейку так, чтобы упираться в неё снизу подъёмом, руки сцепляли на затылке и начинали раскачиваться, постепенно увеличивая амплитуду. Качали пресс.

– Ну вот, – вздохнул Новенький. – Я качался, открыл глаза и вижу… Он на меня сверху из окна смотрит. Ну, где окна с решётками.

– И ты его через решётку разглядел и узнал? – удивился Жариков.

– Я эту сволочь всегда узнаю, – буркнул Новенький и застыл в ужасе от сказанного, глядя на Жарикова расширенными глазами.

– Что ж, вполне справедливо, – кивнул Жариков.

Новенький судорожно сглотнул и перевёл дыхание, робко улыбнулся.

– Там окна с решётками, сэр, это… это же тюремный отсек, да, сэр?

– Да.

– Он… он не выйдет оттуда?

– Нет, – улыбнулся Жариков. – Можешь быть спокоен. А как ты думаешь, он узнал тебя?

Новенький вдруг подался всем телом вперёд.

– Сэр… вы думаете, он не узнал меня? Да, сэр? Мы для них на одно лицо, сэр, они же нас по номерам различают! – и так же резко замолчал, опять испугавшись сказанного.

Жариков успокаивающе улыбнулся, и парень ответил ему неуверенной, но улыбкой.

– Ты в безопасности, – Жариков говорил тихо и очень убеждённо. – Он не тронет тебя… Ты спокоен и уверен в себе…

Глядя неотрывно на Жарикова, Новенький беззвучно шевелил губами, повторяя за ним короткие веские фразы.

Убедившись, что парень обрёл равновесие, Жариков отпустил его. А когда закрылась дверь, достал свои тетради и быстро сделал необходимые записи. Что же… Джексонвилл. Шерман из Джексонвилла. И только он постоянно следит за тренировками парней. А это… это новая тема для разговора с Шерманом. Интересно будет выслушать его версию. И даже не событийную канву, а мотивацию. И надо будет поговорить с Андреем. Никогда не думал, что философские беседы могут иметь такой психотерапевтический эффект! Прямо расцвёл парень. Стал учиться уже серьёзно, таскает книги на дежурства. Что ж… вполне логично. Как говаривала бабушка: «От своего дела душа поёт». А у Шермана… талантливый инженер. Почему он стал инженером? То, как он говорит об отце, его работах, о спальниках, выдаёт глубинный интерес в другой сфере. И наличие блоков. Но непонятно, что именно заблокировано. Итак, по методике… да, разговор о детстве. Пойдём по предстадии.

Жариков захлопнул и убрал тетради в сейф. Но медлил закрыть дверцу. Стоял и смотрел на выстроившиеся на полке книги и брошюры. Какой талант и какое холодное циничное презрение к людям! Создание программ, методик, инструментария для превращения людей в… как там, в нашумевшей когда-то очередной фантастике-страшилке? А, вспомнил! Биороботы, а если по-простому, живые куклы. Заводные куклы, бездумные и бездушные механические игрушки, которыми так любили баловаться в позапрошлом веке. Расчеловечивание как форма садизма? Не единичный случай, а развитая система. Как воронка, втягивающая в себя надзирателей, клиентов и клиенток Паласов, врачей, инженеров, конструкторов, фармацевтов… Или… Кому и за что мстил доктор Шерман?

Жариков захлопнул и запер сейф, закрыл и запер шкаф-футляр, привычно, как всегда перед уходом, оглядел стол. Теперь… теперь к Чаку и Гэбу.

Он вышел в коридор и быстро, уверенно, как ходил всегда, если только не беседовал с кем-то – ведь многим легче говорить, двигаясь – пошёл по коридору.

Чак, как всегда, лежал на спине, разглядывая потолок. Больше нечем заняться. Иногда он двигал плечами, чтобы руки, безвольно ёрзая по одеялу, ощутили его. Да, чувствительность кожи вернулась, но как лежали они мёртвыми, так и лежат. Он ни на что уже не надеялся. Не хотел надеяться. Каждая надежда слишком страшно заканчивалась разочарованием.

– Перестелить тебе?

Он повернул голову и улыбнулся. Не смог не ответить плутовской улыбке Андрея.

– Нет, пока не надо, – и, помедлив, вытолкнул: – Ты дежуришь? Зайди.

– Нет, – Андрей открыл дверь и вошёл.

На нём были армейские брюки и ботинки, рубашка в красно-жёлтую клетку. Чак жадно разглядывал его.

– Ты чего так смотришь? – удивился Андрей.

– Давно без халата никого не видел, – признался Чак.

– Я ж не на дежурстве, – объяснил Андрей, усаживаясь возле кровати. – Ты как?

Чак скривил губы.

– Как видишь. Гэб чего замолчал? Парализовало?

Андрей кивнул, и лицо его стало угрюмо-озабоченным. Чак насмешливо сощурил глаза.

– И чего ты так за нас переживаешь, а? Сказать тебе, сколько таких как ты, я забил?

Андрей удивлённо посмотрел на него.

– Ты чего задираешься? Опять, что ли, руки заболели?

– Телок ты. Безобидный, – хмыкнул Чак. – Тебе чего ни скажи, ты на всё согласный.

– Не дури.

– Ну да, скажешь, что нет?! Ты ж сам говорил, я слышал, тот беляк, что тебя зимой мордовал, тут же. Лечится. Ты ему хоть по морде смазал? И не хлопай ресницами, – Чак зло дёрнул углом рта. – Я ж знаю, втихаря и вы умеете. Не так уж вы врачей боитесь, когда надо счёты свести, что, нет? Так своих можете, а на беляка кишка тонка?

– Чак, – тихо сказал Андрей, – он не узнал меня. Я иногда думаю, вспоминаю. И не могу понять…

– Чего? Беляков? Все они сволочи, – убеждённо сказал Чак. – Ладно. Что я про… таких, как ты, сказал… ты… ты пойми, я ж по приказу…

– Я понимаю, – кивнул Андрей. – Но… ты так ненавидишь белых, и раньше ненавидел, так? – Чак кивнул. – И выполнял их приказы. Почему?

– А ты? Любишь их, что ли?

– Тех? – Андрей мотнул головой, словно указывая на нечто, оставшееся там, за стеной. – Нет, конечно. И остальные все наши. И я не могу понять…

– Тут не понимать, а давить их, сволочей, надо! – сорвался на крик Чак.

Андрей вдруг положил ему ладонь на плечо.

– Тихо…

– Чего? – камерным шёпотом спросил Чак.

– Идёт кто-то, – так же ответил Андрей. – Чужие шаги, я не знаю…

Дверь открылась тихо, без стука, и в палату вошёл мужчина в белом халате, накинутом на плечи поверх аккуратного тёмно-синего костюма. Андрей вгляделся в него и встал, улыбаясь.

– Добрый день, вы ищете доктора Жарикова?

Для спокойствия Чака он говорил по-английски, и мужчина ответил на том же языке.

– Добрый день, но я уже нашёл,