"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Семёнова Мария Васильевна

…И из зарослей навстречу преследователям вышел большой зверь. Вышел не торопясь, уверенно и очень спокойно…

Бесстрашный Мордаш тотчас же замолк и остановился – так резко, что старейшина Клещ с разгону налетел на него и даже ругнулся от неожиданности. Замолчали и другие собаки.

На пути погони стоял пёс. Громадный кобель невиданной в Шо-Ситайне породы, остроухий, похожий на очень крупного волка, вот только от этого пса не помня себя разбежалась бы любая стая волков.

И поистине было отчего вздрогнуть поджилкам. Луна смотрела ему в спину, но обитатели погоста после божились – и лезли в драку с теми, кто не желал немедленно верить, – что пёсьи глаза явственно светились. Однако светились не обычными бирюзовыми звериными огоньками и подавно не отражали факельный свет. Жуткий зверь отнюдь ещё не подошёл близко, но люди разглядели со сверхъестественной отчётливостью, что…

– Оборотень, – первым ахнул старейшина Клещ. И выронил поводок Мордаша, дабы осенить себя знаком Бога Коней и призвать на помощь Его чудодейственные копыта.

– Оборотень… оборотень!!! – вздохом ужаса пронеслось над толпой, выбиравшейся из леска-кочерёжника у склонов холма.

И этого вздоха оказалось более чем достаточно.

Люди, не очень-то смущавшиеся перед лицом подобных себе и подавно не привыкшие пятиться от свирепых зверей, удирали безо всякого порядка и чести, не памятуя, что, может быть, покидают на съедение лютому чудищу тех, кого только вчера обещались братски любить.

Красно-зелёный жрец с белым пятном вместо лица слепо сшиб с ног хромого старейшину: завидев беглеца, бывший наёмник посунулся было вперёд, а теперь попросту не разбирал и не видел перед собой ничего, кроме спасительной тропы обратно в селение. И помнить не помнил ни о воинских навыках, ни о своём сане… ни о святом символе Разделённого Круга, которого, как ему было отлично известно, должна была как огня сторониться всякая нечисть. О священном хорошо рассуждать за надёжными храмовыми стенами, под присмотром благих образов. А у берега ночного болота, где клубами переползает туман, где жутко таращится в глаза та самая нечисть, таращится и нисколько не собирается куда-либо пропадать, – поди-ка!..

…И только верный Мордаш точно врытый встал над упавшим хозяином, готовый, если понадобится, собой закрывать его от всех зол и опасностей мира.

Клещ едва-едва нашарил отлетевший костыль, ухватился для опоры за ошейник кобеля и начал вставать, когда его поддержала неизвестно откуда протянувшаяся рука, и, вскинувшись, старик обнаружил подле себя своего гостя.

– Вот видишь, почтенный старейшина, – сказал Волкодав. – Говорил я тебе, к сторонним людям без Мордаша лучше не выходи… Убедился теперь? А туда же, ещё спорил со мной.

Он улыбался. Летучая мышь сидела у него на плече и была чем-то весьма недовольна – беспрестанно шипела, норовя укусить хозяина за ухо. Ни дать ни взять сердилась, что не дали поучаствовать в какой-то весёлой забаве.

Присутствие рядом живого человека и, того паче, тёплая пёсья шерсть под рукой быстро разгоняли пелену потустороннего ужаса. Клещ метнул глазами в сторону ольшаников. Там никого не было. И всё-таки он еле совладал с прыгавшей челюстью:

– Этот… оборотень… Где?

– Не знаю, – сказал Волкодав. – Убежал, наверное. Народу-то, да с огнём!.. Пойдём, почтенный. А то внучки уже плачут, поди, – куда дедушка подевался…

Много позже, размышляя о происшедшем в ту ночь, старейшина Клещ сделает удивительную догадку. Он задумается о необъяснимом почтении, которое оказал прохожему человеку суровый Мордаш, никогда – ни прежде, ни после – не лебезивший перед чужими. Он вспомнит, как шёл с этим человеком по лесу и тот, не разыскивая тропы, вёл его к дому уверенно и спокойно, как будто зряч был в потёмках. Даже не споткнулся ни единого раза и ему, хромцу, не позволил. Тогда-то старейшина сопоставит необъяснимое с прозванием гостя – Волкодав – и поймёт наконец, от какого такого пса-оборотня в действительности удирали обитатели Овечьего Брода, а с ними жрецы.

Он ни с кем не поделится своим запоздалым открытием, но люди заметят, что в повадке старого Клеща прибавилось изрядно лукавства.

Вот только будет это ещё очень, очень нескоро…

У хранителя библиотечного чертога тин-виленского крепостного храма всё не убывало забот. Можно подумать, мало было ему язычника с рожей висельника и противоестественной тягой к чтению книг, что три года нарушал уединение хранилища мудрости, без конца разыскивая что-то на полках. Да ещё эта мерзкая летучая мышь, что повсюду сопровождала его и то пялилась из темноты, то устраивалась спать где-нибудь под потолком!!! Хранитель так и ждал, чтобы крылатая тварь однажды вознамерилась отведать его крови или, что ещё хуже, осквернила драгоценные фолианты. Некоторым чудом ни того, ни другого так и не произошло, – не иначе, благодаря заступничеству Младшего, милосердного покровителя знаний…

Когда варвар наконец распрощался и сказал, что более не придёт, хранитель вздохнул было с облегчением. Наконец-то и сам он, и его безмолвные подопечные, мерцавшие разноцветными корешками вдоль стен, обретали долгожданный покой! Мысленно он даже успел нарисовать себе эту упоительную картину. Благолепная тишина… новые книги в ящичках и пакетах, которые он привносит в тщательно хранимые списки, а потом каждую с бережным почтением водворяет на причитающееся место на полках… пушистый веничек из перьев для ежедневного обметания пыли – хотя какая тут пыль, в недрах крепости, вдалеке от каких-либо окон, под тяжёлым каменным сводом… Как прежде, будет изредка приходить Хономер, приводить с собой одного-двух жрецов Внешнего Круга – молодых, в одеяниях из серой ткани, чуть тронутой зелёным и красным. И те, едва смея дышать от благоговения, будут делать для Избранного Ученика какие-то выписки. А потом на цыпочках удаляться. И опять – безлюдье и торжественная тишина, единственно приличная, по мнению хранителя, для чертога овеществлённой премудрости, и вновь ничто не нарушает векового молчания книжных сокровищ…

Всё правильно! Но на другой же день после того, когда варвар долистал наконец книгу Кимнота Звездознатца и, как обещал, избавил библиотечный чертог от своего назойливого присутствия, – хранитель поймал себя на том, что беспрестанно косится в дальний угол комнаты. Туда, где по-прежнему стоял дубовый, на века сработанный стол, а на нём… более не горела свеча, вставленная, дабы не капал воск, в широкий и пузатый, точно кружка, подсвечник. Стоило на мгновение задуматься, отвлечься – и в ничем не нарушаемой тишине начинал мерещиться исходивший оттуда, из угла, шорох страниц, изредка хмыканье, постукивание ногтя по твёрдому дереву, как бывало, когда наглый варвар вычитывал в книгах нечто, представлявшееся ему сомнительным…

«Да что мне, недостаёт его, что ли?..»

Вот так исполнялась для хранителя его заветная мечта последних трёх лет. Ну разве не насмешка судьбы?..

А ещё через несколько дней к нему явились… эти. Два обормота. Саккаремец и халисунец. Было похоже, они люто ненавидели один другого. Но на хранителя оба смотрели так, словно вышли на казнь и ему предстояло быть палачом.

– Святы Близнецы, чтимые в трёх мирах… – поздоровались они вразнобой.

– И Отец Их, Предвечный и Нерождённый, – подозрительно отозвался хранитель. – Зачем пожаловали?

– Книгу надо, – мрачно отрезал саккаремец. И замолчал, словно книга была на свете одна-разъединственная и хранитель по этому слову обязан был немедля принести требуемое.

– Зелхата. Мельсинского, – уточнил халисунец. И добавил, явно желая поддеть своего хмурого спутника: – Про Великий Халисун и всё такое.

Саккаремец покосился на него, словно собираясь немедля удавить. Однако промолчал.

– «Созерцание истории Саккаремской державы, равно как и сопредельных народов, великих и малых»… – привычно поправил хранитель. Он помнил все книги, доверенные его попечению: и где какая стояла, и как выглядела, и кто написал. Он строго осведомился: – Кто разрешил?