"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Семёнова Мария Васильевна

– Не назвали бы меня Посланником Справедливости, если бы я ради денег мог возвести поклёп на безвинного. Коли вы, добрые люди, снимете рубашку с того, кто развлекал вас песнями, вы увидите у него на груди выколотое клеймо: три зубца в круге. Он успел побывать за свои прежние преступления на каторге, и не где-нибудь, а в Самоцветных горах!

Да что они привязались к Самоцветным горам?.. досадуя, размышлял тем временем Волкодав. Услышали от кого-нибудь – и лыко в строку немедля?..

У него дома считали, что плетельщик лаптей, без разбору использующий лыко, очень скоро пойдёт гулять по снегу босиком. С лицедеями, даже не знавшими, что в рудниках клеймили не всех, а только опасных, да не дурацкой наколкой, а калёным железом, – могло приключиться что похуже. К примеру, нарвались бы они на знающего человека…

Но откуда бы взяться знающему человеку здесь, на другом конце населённого мира, по ту сторону обширного океана?.. К парню, которого Посланник поименовал Шамарганом, протянулась уже не одна пара рук, а несколько – люди захотели проверить. Причём вознаграждение за помощь Посланнику было, вероятно, вовсе не лишним.

Волкодав подумал о том, что, согласно всё тому же обычаю, если Посланник Справедливости ловил свою жертву в какой-нибудь деревне, местный старейшина обязан был выплатить ему немалую пеню. Своего рода овеществлённое порицание. За то, что сами не распознали и не схватили подлого татя. Вот, стало быть, чего ради два лицедея всё дело затеяли. А тогда, у ворот городских, проверяли, смогут ли кого обмануть. И, благодаря мне, решили, что смогут!..

…А Шамарган, не дожидаясь, пока на нём примутся рвать рубаху, сделал единственное, что ему ещё оставалось, – махнул прямо вперёд, через стол. В разные стороны полетели чашки и миски с угощением, которым щедрые слушатели потчевали певца. Разлилось пиво, прямо на пол – непотребство из непотребств – шмякнулся хлеб! На то, что случилось дальше, Волкодаву показалось уже вовсе тошно смотреть. Лже-беглец попытался проскочить мимо лже-Посланника. Видимо, ничего умней они не смогли придумать даже вдвоём. Ну нет бы хоть запустить чем-нибудь в безжалостного преследователя, хоть солью в глаза ему сыпануть, вынуждая отвлечься, а самому тем временем броситься через кухню!.. Так нет же, кинулся прямо к двери, словно его там осёдланная лошадь ждала. И, конечно, не добежал. Кряжистый Посланник мигом оказался на пути у стремительно сиганувшего парня – и живо скрутил его в три погибели, заломив за спину руку.

Среди былых унотов Волкодава не находилось ни одного, кто уже через седмицу не смог бы преспокойно освободиться от такого захвата… Шамарган же выгнулся, поднимаясь на цыпочки и всем видом изображая лютую боль. С отчаянием пополам.

– Сходите, добрые люди, позовите кто-нибудь старосту.

На эти слова вскинулся было мальчонка, собиравший по столам грязные мисы. Привык на побегушках быть, и тут собрался бежать. Понятно, мальчишку сразу одёрнули – ещё не хватало с сопляком чаемой наградой делиться! – и за старостой отправился один из мужчин. В разговоре мелькнуло имя или прозвище старейшины: Клещ.

Как уж мнимый отравитель собак намеревался в дальнейшем вернуть себе свободу, оставалось только гадать. Волкодав мысленно пожал плечами и стал допивать пиво. Не было на свете уголка, где испытывали бы недостаток в обманщиках и проходимцах. На каждого внимание обращать – всей жизни не хватит…

…Пламя светильничка, ровно и весело горевшего на стенной полице, внезапно и безо всякого предупреждения из тёпло-золотистого стало бесцветным. А потом – вот это была воистину новость – весь мир начала заволакивать непрозрачная пелена, похожая на разбавленное молоко. Волкодав крепко зажмурился, потом даже прикрыл ладонью глаза, внутренне свирепея: НЕТ!..

Помогло. Он ощутил в крови некое освобождение и отнял от лица руку. Лохмы Шамаргана были по-прежнему льняными, а плащ Посланника бурым, и серая пыль покрывала его.

Волкодав как раз опустошил свою кружку, когда появился старейшина Клещ. Подняли его, похоже, с постели. Три косы, на шо-ситайнский лад украшавшие бороду, выглядели только что наново заплетёнными, и притом впопыхах. И, ясное дело, мягкосердечия у Клеща от таких заполошных дел отнюдь не прибавилось.

– Ты кто таков? – немедля подступил он к Посланнику Справедливости.

Тот вновь, почти теми же словами, поведал об отравлении боевого пса и о Самоцветных горах. А после добавил:

– Не велишь ли проводить нас в надёжную клеть, где я мог бы до утра присматривать за этим никчёмным? Не бойся, я не позволю ему долго оскорблять Овечий Брод своим недостойным присутствием. Уже утром я отправлюсь с ним назад, ибо мне велено доставить злоумышленника в Тин-Вилену самым скорым порядком, пока степные кланы не отбыли восвояси…

– Если бы я чего боялся, – буркнул Клещ, – я бы тут не старшинствовал. – И протянул руку: – Дай-ка сюда свою грамотку, сам сперва прочитаю!

Конечно, его требование было исполнено, но Волкодаву помстилась в движении Посланника тень неуверенности. И Шамарган – а это уже не помстилось! – больно пристально скосил глаза на двоих крепких парней, вставших подле двери… Ай да старейшина! похвалил про себя венн. Неспроста Клещом величают!

Клещ тем временем дальнозорко отвёл шуршащий лист подальше от глаз:

– Так, так… От Горбатой улицы… от Железного ручья… от Маячной дороги… Э, а это кто тут от Селёдочного тупика изволение дал?

По мнению Волкодава, вот теперь-то двоим лицедеям следовало, более не мешкая, давать тягу. Он даже ждал, чтобы Шамарган прямо сейчас пнул ловца татей в колено и во всю прыть бросился в дверь, а тот как бы за ним… Но нет, Посланник ещё попытался что-то спасти.

– Как кто? – спросил он с почти настоящим недоумением. – Плакун Дырявый Бочонок, старшина над засольщиками! Разве ты не узнаёшь его знамя? Чайку с рыбёшкой в клюве?

– Узнать-то узнал, – проворчал Клещ, сворачивая пергамент. – Да только Плакун всегда рисует камбалу, а тут какой-то озёрный карась. А посему я тебе, добрый человек, вот что скажу. Клеть на ночь у меня, понятно, найдётся… А вот в город, ты уж не обессудь, тебя мои ребятки проводят. Там и разберётесь честь честью. Там тебе и положенную награду дадут… а с меня, ежели что, потом высчитают. Ясно?.. Ну, стало быть, веди отравителя своего.

И старейшина, опираясь на посох, тяжеловатой походкой двинулся к выходу из харчевни. Посланник – делать нечего – пошёл следом, ведя свою жертву перед собой. Парни возле двери подались в стороны, освобождая дорогу…

…И зря, поскольку Шамарган именно теперь решил проложить себе путь на свободу. Может, счёл, что чем дальше, тем труднее будет сбежать. А скорее всего – просто не ждал такого поворота событий и испугался. Ибо действовать начал, творя вещи глупые и ненужные, такие, о которых сам должен был потом пожалеть, если не совсем уже изнеправдилось сердце… – то есть так, как и свойственно людям поступать только со страху, когда отступает прочь хладнокровный рассудок и любое деяние предстаёт просто необходимым, если кажется, будто оно способно помочь.

Мутно-алые, окутанные дымной пеленой страха пламена намерений Шамаргана выстрелили так ярко, что Волкодав про себя успел мимолётно удивиться, как же их проморгали все прочие посетители. Парень вывернулся у мнимого охотника на беглых злодеев одним ловким движением. Выхватил откуда-то из рукава широкий нож без рукоятки и… пырнул старейшину Клеща прямо в живот…

То есть сам он нимало не сомневался, что в самом деле пырнул, потому что в такие мгновения человек склонен видеть свои действия уже довершёнными, хотя в действительности они успели сбыться хорошо если наполовину. Надо думать, стремительно воображение успело нарисовать Шамаргану ярко брызнувшую кровь и возникающее на лице Клеща изумление, смешанное с горькой детской обидой…

Но люди, мимо которых его в это время вели, увидели совершенно иное. Спустя время они рассказывали и божились и, бывало, лезли в драку с теми, кто не желал верить сказанному, – хотя бы и сказанному с призыванием самых высших Свидетелей. Но кто же в здравом рассудке сразу поверит, будто молчаливый чужеземец, невозмутимо кормивший из блюдечка ручную летучую мышь, внезапно наклонился из-за стола – и его движение рассказчики припоминали как медленное – и преспокойно вынул острый ножик у Шамаргана из кулака?.. А Шамарган при этом полетел кувырком, словно ему десять подножек разом подставили, сшиб некстати подвернувшуюся скамью – и кубарем укатился за дверь, с треском распахнувшуюся от удара?..