Акулы из стали. Туман (сборник) - Эдуард Овечкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василич удивлённо посмотрел на Олега, Олег махнул рукой и достал очередную сигарету.
– Слышишь, мальчик, а пошёл-ка ты на хуй! – закончил борьбу с интоксикацией Василич и рухнул обратно в свой уютный сугроб.
Мальчик с рёвом убежал к маме, та, выслушав его и вытерев сопли, погрозила курящему Снегурочке кулаком и ускакала с площади. Олег попробовал потащить Василича за ноги, потом за плечи, потом применил метод перекатывания, но понял, что любыми из этих методов домой они попадут не раньше второго января. Но новогодняя ночь же – чудеса и всё такое! В данном случае чудом оказалась женщина, которая везла на саночках мальчика примерно в ту же сторону.
– Женщина! – пробасил Снегурочка. – А вы не на Колышкина, случайно?
– На Колышкина.
– Извините, а нельзя ли воспользоваться вашим транспортным средством, чтоб Дедушку Мороза подвезти? А то олени устали, Дедушка устал, я устал, то есть устала, а так домой хочется, что просто сил уже никаких нет!
– Конечно, – засмеялась женщина. – Ваня, поможем Деду Морозу?
– Да! – закричал Ваня, соскакивая с санок.
– А сколько тебе лет, Ваня? – завязал беседу Снегурочка с мальчиком, пока они с мамой грузили Деда Мороза в санки.
– Восемь!
– Большой уже мальчик! А откуда вы едете, в гостях были?
– Да нет, мы с мамой на горке катались, ну той, что на Мира! Вот сейчас к папе заедем и домой.
– Молодцы какие! А папа ваш где, на вахте сегодня?
– А папа наш погиб на «Комсомольце», – вздохнула женщина. – Много лет уже на вахте. Вот мы к памятнику и ходим.
Олег растерянно захлопал красивыми густыми ресницами с комками неумело налепленной туши.
– Снегурочка, – попросил Дед Мороз, – а дай-ка мне закурить.
Потом Олег с женщиной тащили санки с Дедом Морозом на улицу Колышкина, а мальчик радостно бежал рядом. Дед Мороз лежал, откинувшись на спинку, глубоко затягивался сигаретой, смотрел в такое красивое, загадочное и манящее звёздное небо и плакал.
– Снегурочка, – позвал он Олега хорошо поставленным баритоном, когда они доехали до нужного подъезда, – наклонись-ка ко мне, на ушко чо скажу.
Потом встал, опираясь на посох, и попросил у женщины:
– Вы подождите пару минут, пожалуйста, внученька сейчас быстро вернётся.
Олег сбегал к Василичу домой и вынес оттуда большой пакет.
– Вот, – сказал Дед Мороз, доставая из пакета большую красную машину на радиоуправлении и мешок с конфетами, – с Новым годом тебя, Ванечка! Расти большим, умным, здоровым и обязательно слушайся маму!
– Ой, не надо, что вы! – засмущалась женщина. – Вы же нас даже не знаете!
– Как не знаю? Муж ваш – брат мой, и Снегурочки вот моей брат, и вон тем вон пьяным личностям, что песни орут, брат. Мы просто лично знакомы не были. Хорошего вам Нового Года!
– Слушай, Василич, это ж ты сыну своему подарок приготовил? – спросил Олег, когда мама с мальчиком ушли.
– Нет, блядь, тебе хотел подарить, внучечька.
– Дык а как он теперь без подарка?
– Не помрёт, завтра новый куплю. У него папка есть зато, пусть и животное пьяное в данный момент.
– Слушай, Василич, вот тут деньги у меня есть, ты возьми, и как бы получится вдвоём подарок сделаем.
– Слушай, Олег, да пошёл ты нахуй, а?
– О-о-о!!! Дедушка Моро-о-о-о-оз!!! – радостно завопила толпа соседей Василича, вываливаясь из подъезда.
– Вы тоже на хуй все пошли! Только не сразу! Сначала домой меня занесите, а потом уже идите! А завтра приходите обратно!
А после праздников на корабль прискакал замполит дивизии.
– Александр Сергеевич! – с ходу замахал он руками в центральном. – Это возмутительно!
– Даже наверняка! – согласился с ним командир. – А можно подробнее?
– Наш с вами коллега, заместитель командира флотилии по воспитательной работе…
– Ваш.
– Что «ваш»?
– Коллега – ваш.
– Это не меняет сути вопроса! Звонил мне и рассказывал, что какой-то пьяный Дед Мороз послал его малолетнего сына матерными словами!
– Это был я?
– Ну нет, Александр Сергеевич! Это наверняка был ваш мичман!
– Свидетели, может, имеются?
– Ну, мы же с вами не малые дети…
– И вот именно поэтому пусть ваш коллега напишет рапорт. Мы проведём служебное расследование, как положено. И если будет установлена вина моего старшего мичмана, в законном порядке и документально, то я его непременно накажу по всей строгости. А от себя могу добавить, но это только между нами, что я своего мичмана знаю хорошо, и он матерными словами без веских на то оснований не разбрасывается. Уж больно скуп на слова.
– Так что, мы так всё и спустим на тормозах?!
– Рапорт, расследование, наказание. Не знаю, как у вас с коллегами, а у нас презумпция невиновности правит бал.
Но буря эта не утихла и продолжалась ещё несколько дней, дошла до командующего флотилией, и мичманской крови было уже почти не избежать, как на имя командующего пришло письмо от той самой женщины с мальчиком. В письме она благодарила командующего за то, что о них не забывают, поздравляют с праздниками, дарят подарки и поддерживают, а вот даже какой-то незнакомый Дед Мороз, которого они везли с площади, подарил её сыну подарок, а её сын поплакал немножко от этого и сказал, что когда вырастет, обязательно тоже будет подводником, как его папа, и у него тоже будет много братьев. Она не знает, что это за Дед Мороз, но если командующий знает, кто это, то она просит его поблагодарить за душевные слова и такое доброе отношение к незнакомым людям.
Командующий, естественно, не был дураком и, сложив два и два, понял, что речь идёт об одном и том же Дед Морозе. Позвонив на корабль, он попросил командира поблагодарить от него мичмана Василича устно и объявил ему одно ненаказание. Но попросил, чтоб больше тот детей никуда не посылал, несмотря на то, что они плохо воспитаны и нагло себя ведут.
А Василича так больше ни разу и не уговорили быть Дедом Морозом, как, впрочем, и Олега – Снегурочкой.
Косячок
– Отчего вы, механики, такие, блядь, косячные?
– Чего это мы косячные?
– Нет, это я спрашиваю, чего вы такие косячные и не надо мне вопрос переадресовывать! Со мной эти штучки не проходят!
– Так мы вообще не косячные!
– А это что?! – и командир хлопнул ладонью по журналу ГЭУ.
И если вы сейчас подумали, что журналу ГЭУ стало больно, то вы никогда не встречались с ним лицом к лицу. Журнал ГЭУ имеет размер амбарной книги и толщину, как бедро комсомольца. Он похож на роман «Война и мир» во всех её томах и в нём нет про Наташу Ростову, а есть в нём про цепную реакцию деления ядер урана, только без французского языка.
– Это? Журнал ГЭУ левого борта! – бодро доложил ему механик.
– Миллиметр! Нет! Пожалуй, даже микрон моего терпения остался, Хафизыч! Вот как можно было из-за такой хуйни проверку просрать?
– Так это у проверяющего надо спрашивать, а не у меня.
– Конечно! Конечно же, вы не виноваты. Ну что за нелепые инсинуации с моей стороны! Только я тебе так скажу: если бы проводился всемирный конкурс косячников, то вы его проиграли бы потому, что и там накосячили бы! Завтра проверка штабом флота. Что будете делать?
– Перепишем, чё.
– Очковтиратели!
– Не спорю. Всем вотрём, но флот не опозорим!
– И только трюмные войска, как всегда, на высоте! Хоть их служба нелегка, блестят они во всей красе! – гордо выпятил грудь Антоныч, то ли гордясь своими трюмными войсками, то ли своим экспромтом.
– Так себе рифма и пафоса дохуя, – буркнул Хафизыч.
– Ничо, Эдуард доработает напильником!
Сегодня на проверке штабом флотилии в этом злополучном журнале нашли помарку: вместо цифры шесть было написано четыре и потом исправлено на шесть. То есть когда оператор в пылу сражения, чем, собственно, и является для него ввод в действие ГЭУ, поднял среднюю компенсирующую решётку реактора на двести сорок шесть миллиметров (условно), он записал «244», а потом такой, боже, какой же я дурак, ну конечно же шесть, и исправил на шесть. А в журнале ГЭУ – что? Правильно – запрещены всякие исправления, ну вот прямо совсем. И хоть тот самый выход в море, в котором он это писал, закончился, что очевидно для всех, безаварийно, но что? Правильно – штаб флотилии посчитал, что к выходу в море мы не готовы. Потому как в журнале ГЭУ левого борта нашли исправление. И вообще мы дураки значит, раз даже документацию ведём с нарушениями. На флоте ведь как: сделал, но не записал – считай, что и не сделал! Но так уж и быть, в счёт наших прошлых заслуг нам дают время для устранения до завтра, когда и состоится проверка штабом флота. Передёргивают, конечно, типа мы совсем пальцем деланные. В иерархии штабных флотских проверок порядок заведён давно и никогда не меняется: проверяет корабль штаб дивизии – мы воюем с ними, проверяет штаб флотилии – дивизия уже воюет за нас, потому что если они нас проверили и всё зашибись, то во всех найденных замечаниях виноваты уже кто? Правильно – всё равно мы, но уже как бы немножко и они. И так по восходящей до министра обороны. Там-то вообще все виноваты без разбора.