Микенский цикл - Валентинов Андрей

– Все... – прошептала Тея, опускаясь на ступеньки. – Снаружи не откроют.

– Дочь греха! – послышался откуда-то снизу голос Рексенора. – Ты похоронила нас!

– Заткнись! – велел я, осторожно поднимая девушку, но жрец не умолкал:

– Отсюда нет выхода! Плиту нельзя поднять – механизм давно сломан!

– Проход... – простонала Тея. – Там, в глубине.

– Он завален! – злобно выкрикнул жрец. – Десять лет назад, когда Поседайон сотряс землю!

– Ладно! – я положил Тею на холодный пол и огляделся. Первое впечатление не обмануло: сырое подземелье, низкие своды, в глубине – темный провал туннеля. Где-то наверху находился световой колодец, но сейчас было темно – наступала ночь.

– Держи!

Я сунул факел жрецу и сорвал с него фарос. Расстелив плащ на полу, я осторожно положил Тею и занялся раной. К счастью, полупустой бурдюк все еще был в моем мешке. Промыв рану вином, я огляделся в поисках чего-нибудь подходящего для перевязки. Выбор был невелик. Я отобрал у жреца факел, сунул его в трещину в стене и дернул Рексенора за ворот хитона.

– Снимай!

Он пытался что-то возразить, но затрещина тут же уладила спор. Ткань оказалась вполне подходящей – мягкой и относительно чистой. Я перевязал Тею, наложив тугую повязку. Девушка тихо стонала и закрыла глаза.

Укрыв ее фаросом, снятым с Рексенора, я занялся самим жрецом. Остатки хитона пошли на то, чтобы скрутить ему руки и ноги. Рексенор не сопротивлялся, и в благодарность я оттащил его в относительно сухой угол.

Воспользовавшись тем, что факел догорел не до конца, я обследовал нашу тюрьму. Увы, жрец не ошибся. Тоннель оказался засыпанным доверху, и после первых же попыток разобрать завал я признал свое поражение. Оставалась дверь. Я поднялся по ступенькам и внимательно осмотрел огромную плиту. Рексенор не соврал и здесь: механизм, когда-то поднимавший ее, был не только сломан, но и разобран. Я прикинул толщину плиты и покачал головой: мы были заперты не хуже, чем в гробнице земли Та-Кемт.

Снаружи еле слышно доносился стук. По плите колотили, но я понял, что надеяться – или опасаться – нечего.

– И что ты намерен делать, богоравный Клеотер? – мрачно поинтересовался жрец, пытаясь поудобнее пристроиться на твердых камнях. Отсутствие плаща и хитона делало эти попытки заранее тщетными.

– Спать, – буркнул я. – Прошлой ночью пришлось общаться с киклопами. И не вздумай будить – придушу!

Он, кажется, поверил и заткнулся. Я пристроился рядом с Теей, рассчитывая, что услышу, если она проснется. Но, похоже, вымотало меня здорово. Я провалился в черную яму, и вязкая тишина сомкнулась надо мной...

– ...вечно, вечно проклята! И кости твоих предков встанут, чтобы растоптать тебя и смешать твой прах с грязью!

Я понял, что не сплю. В нашем узилище стало заметно светлее, поверх моего плаща лежала хлена Теи, а сама девушка сидела рядом, прислонившись к стене. Рексенор скорчился в своем углу, его голые телеса отливали нездоровой синевой, но пыл явно не ослаб.

– Ты предала Дия, Отца богов! За это я лишаю тебя имени и проклинаю...

– Давно это он? – поинтересовался я, вставая. По бледным губам Теи промелькнула улыбка:

– Он хотел, чтобы я развязала его и отобрала у тебя секиру.

– Разумно, – я хлебнул вина и, не слушая заклинаний Рексенора, занялся Теей. Рана выглядела прилично, но девушка потеряла много крови. Слишком много...

– Мне лучше, ванакт! – Тея вновь улыбнулась. – Нужно еще немного полежать...

Я не стал спорить, набросил ей на плечи хлену и решил заняться делом. За ночь плита, закрывающая вход, не сдвинулась с места – значит, добраться до нас враги не смогут. Правда, в этом была лишь половина успеха. Следовало подумать, как самим выйти из этой могилы.

Я осмотрел сырые неровные стены, вновь заглянул в тоннель и безнадежно вздохнул. Да, накрыло нас крепко.

– Нам не выбраться, ванакт, – злобно заметил жрец, следивший за мною из своего угла.

– Похоже, – я подошел к нему, держа в руках секиру. – Значит, можно заняться чем-нибудь другим, благородный Рексенор. Поговорим?

– Ты... ты не посмеешь тронуть меня, ванакт! – жрец покосился на «черную бронзу». – Я – слуга Дия...

Я покрутил секиру, разминая руки. Когда-то это получалось у меня достаточно ловко. Кажется, жрец оценил мое умение.

– Вот так, – констатировал я, когда он заткнулся. – Теперь слушай меня, Рексенор. Здесь прохладно. По-моему ты уже догадался об этом.

Взгляд, которым он меня одарил, не оставлял сомнений, что я прав.

– Нам обоим надо размяться, жрец. Итак, сыграем в игру. Называется она «мясо на ребрышках по-хеттийски».

Я вновь крутанул секиру в воздухе, ловко поймал и легким взмахом отсек ему прядь волос.

– Правила такие, жрец. Я задаю вопросы. Правильный ответ – все в порядке. Неправильный – я начинаю тебя рубить. Сначала ухо, затем другое. Потом – еще что-нибудь. Затем пальцы на ногах...

– Ты!.. – он все еще не верил. Я хотел начать с левого уха, но вовремя вспомнил о девушке.

– Тея, отвернись, пожалуйста, и заткни уши. Это зрелище не для детей.

– А можно я посмотрю, ванакт? – Тея, оказывается, была не прочь подыграть, – Никогда не видела, как рубят на куски жреца Дия.

– Хорошо, – смилостивился я. – Но только недолго. После пальцев я перейду к тому, на что тебе смотреть еще рано.

– Ты... шут! – выдохнул Рексенор. – Сын шлюхи!

Клок волос снова упал на землю, на этот раз – с куском его скальпа. Тея испуганно вскрикнула, а я заставил себя успокоиться. Мерзавец нужен мне живым.

– Ответ неправильный, жрец. Ты будешь говорить?

Все-таки он был не трус. Другие на его месте сдавались сразу.

– Хорошо, – он поморщился от боли. – Но сначала перевяжешь меня.

– Еще чего? – усмехнулся я. – Это еще придется заслужить. И учти, Рексенор, мне в свое время довелось прирезать немало жрецов. Однажды я забил насмерть жреца самого Бела-Мардука. Он, как и ты, был предателем – продался Ассуру.

– Я не предатель, ванакт. Все, что я делаю – во имя Дия и Микен.

– А хеттийцы? – хмыкнул я. – Что-то не помню таких в моем войске.

– Это – храмовая стража. Храмы Дия имеют право набирать воинов...

Он был прав, и я решил, что по возвращении в Микасу с этим следует разобраться в первую очередь.

– Значит, Великий Дий, Отец богов требует человеческих жертв? И с какого времени?

– Это было всегда, – пожал плечами жрец. – Главк Старый запретил приносить в жертву людей, и мы стали проводить обряды тайно. Ванакты догадывались об этом, но не мешали. Ведь помощь Дия и Поседайона нужна всем.

О, боги Аннуаки! Хотя что возьмешь с крысиной норы?

– Почему за последние месяцы убийств стало больше?

– Убийств – не знаю, – поморщился Рексенор. – Я не в ответе за разбойников. Но жертв стало больше – в этом виноват ты. Ты сверг и убил Ифимедея. Ты нарушил божественный порядок на нашей земле. Боги нуждались в жертвах, чтобы их гнев не пал на Микены.

Я задохнулся от злости. Выходит, всему виной моя скромная персона? А как же Арейфоой и Эриф?

– Ладно, жрец, с богами я разберусь. Скажи, в Козьих Выпасах была принесена жертва?

– Да, – он бросил злобный взгляд в сторону Теи. – Мы зря не принесли в жертву эту колдунью! Напрасно ты защищаешь ее, ванакт! Эти лесные ведьмы, колдуны, знахари не чтят Дия, они верят в своих демонов...

Я вспомнил наши разговоры с Теей и понял – жрец в чем-то прав.

– Они – настоящие слуги Старых! Из-за них темный народ, пахари и козопасы, до сих пор не чтят истинных богов.

– Неправда! – не выдержала Тея. – Мы...

– Потом! – прервал я ее. – Итак, благородный Рексенор, твои слуги ловят людей на дорогах, покупают пленных у разбойников и режут им глотки. Кое-кого приносят в жертву, остальных просто убивают. Так?

Он молчал, и мне вновь захотелось отрубить ему левое ухо.

– И одновременно вы распускаете слухи, что во всем виноваты слуги Старых. Зачем?