Монстры в Академии (СИ) - Бунькова Екатерина

— Ну-ну, — не поверила ей сестра. — Давай, рассказывай, что удумала.

— В общем, в лес я хочу, — подумав, чуток приврала Марина. — Ну, не в лес… в глушь, в общем. Подальше от цивилизации. Давно бы уже уехала, но вот как раз ипотека держит.

— А я тебя предупреждала, я говорила не ввязываться в это! — торжествующе ответила сестра.

— Возьми ее на себя, а? — попросила Марина, еще толком не осознавая, что делает. — Вы с Димкой же свою почти выплатили. А я на тебя дарственную оформлю, и будет вашему мелкому личная квартира. Даже с ремонтом и мебелью.

— Слышу, у тебя к концу учебного года совсем мозги спеклись, — сказала Настя таким тоном, что Марина сразу поняла: крутит пальцем у виска. — Ты там спишь хоть? Или опять три ночи кряду отчеты пишешь?

— Нет, правда, Настюх, помоги. Свободы хочу, — сказал Марина и вдруг осознала: правда хочет. Очень-очень! В глушь, в деревню, в другой мир — куда угодно, но прочь от ловушки, в которую сама себя загнала. Быть живой, дышать легко и чувствовать, что хоть что-то значишь в этом мире.

— Звучит так, будто тебя сектанты «обработали». Марин, ты серьезно? — не поверила сестра.

— Более чем! — ответила девушка. — И в церкви я, да простит меня Всевышний, давно не была — ни в сектантской, ни в нормальной. Так ты не занята сегодня? Из декрета еще не вышла?

Сестра была свободна. Из декрета она вышла, но садик мелкому пока не дали, и она вынуждена была уволиться и продолжить сидеть дома, так как платный садик обошелся бы в большую сумму, чем дал бы выход на работу: Настя тоже была учителем, и тоже вела один из «никчемных» предметов, на которых не заработаешь репетиторством.

В итоге, игнорируя оживившийся телефон, с началом рабочего дня принявшийся гудеть и зудеть, Марина поторопилась к единственному нотариусу, у которого в этот сумасшедший день нашлось окошечко.

Сестра, оснащенная ребенком, перед тем, как войти в контору, долго и упорно пыталась выяснить, не сошла ли Маринка с ума и не наглоталась ли наркоты. Но в итоге все же согласилась подписать договор дарения и принять на себя груз ипотеки — благо, муж у Настюхи зарабатывал неплохо.

Гудение-зудение телефона тем временем перешло в активную стадию: Марине начали названивать поочередно все завучи, директор и даже глуховатая «изошница». Бедная женщина, похоже, сильно переживала о судьбе коллеги и, едва Марина появилась в сети, тут же принялась ей звонить. Но увы, она явно была единственной, кто звонил с намерением поделиться радостью, что Марина жива. Остальные «желали кровушки».

Тяжело вздохнув, девушка села в автобус и… поехала домой. Она вдруг отчетливо поняла, что ей не хватит моральных сил явиться пред жесткие директорские очи. По крайней мере, без оформленных отчетов. Все равно уже совершила чудовищный прогул, так хоть по другой статье стоит подбить все хвосты.

***

Отчеты Марина дописала через пень-колоду, накопировав ерунды из прошлогодних — все равно никто читать не будет, а сверять — тем более. Экстренная ситуация резко излечила ее от врожденной педантичности, и отчеты были распечатаны без проверки, криво-косо.

Важность Марининой работы, и раньше оценивавшаяся девушкой невысоко, вдруг упала до нуля. Где-то там, в другом мире, ребята картошку печь не умеют, сменной одежды не имеют, а она тут должна сочинять анализы мифических контрольных срезов по музыке. Контрольных. По МУЗЫКЕ.

Марина даже не стала смотреть, насколько страшно съехали строчки и не замялся ли где уголок — телефон звонил безостановочно, менялись только номера. Она не отвечала на звонки, читая только сообщения, да и то не все. И если рано утром, прибывая в этот мир, девушка еще сомневалась, стоит ли все менять, то сейчас последние сомнения отпали.

Завуч требовала отчетов, директор требовала объяснительную, банк требовал внести просроченный платеж. Все они грозились, все полыхали праведным гневом. Звонили классные руководители, чьим «отличникам» Марина поставила «четыре» в четверти, звонили родители этих «отличников», звонили какие-то неизвестные номера — то ли те самые блогеры, то ли полиция.

Складывалось такое ощущение, что Марина не пропала на день против своей воли, а весь этот день и немного больше злонамеренно портила людям жизнь. Ни один человек (кроме сестры и одной коллеги, которые не считаются) не обеспокоился тем, что она пропала почти на двое суток. Никто не ждал ее здесь, не скучал и не переживал, никто не обрадовался возвращению. И при этом она всем была нужна так, что аж телефон разрывался.

— Выходит, я все это время была просто девочкой на побегушках, — сказала Марина отражению, замерев на секунду перед зеркалом в прихожей с пачкой бумаг в руках. — Сестра и коллега советской закалки — вот все, кто меня потерял.

«И заметь — твое возвращение принесло им не счастье, а только облегчение», — садистски уточнил внутренний голос.

«Я просто слишком мало отсутствовала, — тут же принялась по привычке давать отпор невидимому собеседнику Марина. — Вот если б я на месяц пропала…»

«… то по тебе бы «соскучилась» еще платежка за коммуналку и цветы в подъезде, которые ты поливаешь, — фыркнул внутренний голос. — Признай: в этом мире ты крупно облажалась как личность, ничего не достигнув к своим тридцати годам».

«Я хороший специалист», — возразила Марина, чувствуя, что выдает желаемое за действительное.

«Во-первых, это не правда, — тут же откликнулся все про нее знающий внутренний голос. — Ты всегда была, есть и будешь середнячком. А во-вторых, в современной школе не нужен хороший специалист. Здесь нужен талантливый менеджер, который оставит довольными и учеников, и родителей, и министерство. А «шаришь» ты в своем предмете или нет, можешь ли сделать из придурка личность — на это всем насрать. Я тебе больше скажу: государству не выгодно, чтобы слишком много детей вырастало сообразительными».

«И что ты предлагаешь?» — спросила Марина.

«Не ходить в этот филиал бездушного бюрократизма, что-что, — фыркнул внутренний голос. — Давай просто напишем заявление по собственному желанию и подкинем его секретарю под дверь вместе с этими долбаными отчетами».

«Но так нельзя! — ужаснулась Марина. — Будут проблемы».

«У кого? — фыркнул ее невидимый собеседник. — Не у тебя же: мы с тобой по-быстрому свалим отсюда. Ну, может, прощальную записку напишем. Даже две. Даже видео: снимем на телефон пустую квартиру — мол, никто не угрожает, сама так решила — а дальше объясним полиции, что собираемся покончить жизнь самоубийством, спрыгнув с плотины. Вещей побольше на берегу оставим, а что тело не найдут — ну, бывает, что сказать».

«А вдруг сестра поверит?» — нахмурилась Марина.

«А сестре другое письмо пришлем, где объясним, что все это — наша подстава, чтобы не искали», — тут же нашелся внутренний голос.

«И что, мне вот так просто трусливо слинять, так и не поговорив с директором, не предупредив, что меня нужно заменить на ЕГЭ и на лагере? — уточнила Марина. — При увольнении, вообще-то, положено доделывать все свои дела».

«Зато при смерти — нет», — напомнил ее собеседник.

«Блин, я и так уже дофига трудностей людям организовала, — покачала головой Марина. — А если еще и вот так сбегу демонстративно… я ж себя до конца жизни пилить за это буду!»

«Слышь ты, альтруистка недоделанная, — возмутился внутренний голос. — Хоть раз поступи, как все, а не как положено. Серьезно: свалим, и тебе за это ничего не будет. Жизнь с чистого листа. Мечта!»

«От совести не скрыться», — напомнила Марина.

«Зато от общественного порицания — запросто, — хмыкнул внутренний голос и вдруг перешел на серьезный тон: — Марина, это мир полумертвых. Эти люди сами не умеют больше радоваться и детей учат тому же. Посмотри на себя, во что ты превратилась? Попала в волшебный мир и даже никак не отреагировала на чудо. Всю дорогу думала только о несданных отчетах. Разве о такой жизни ты мечтала?»

Марина не ответила.

«Молчишь? — продолжил внутренний голос. — А я тебе скажу. Я все скажу, ибо надоело молчать. Ты труп, Марина. Ты бездушная марионетка. И нет, тебя даже не дергают за ниточки — ты сама послушно дергаешься. И добро бы ради великой цели, но нет: ради бессмысленных правил. Тебе дали последний шанс почувствовать радость в жизни, а ты еще сомневаешься. БЕГИ, ДУРА! Даже если там трудно, даже если не справишься — беги туда, где ты живой человек, а не машина».