Монстры в Академии (СИ) - Бунькова Екатерина

Там с интернетом оказалось все в порядке, но Марина уже не обольщалась: она поняла, что сегодня по закону подлости соберет все возможные неприятности на свою голову.

Так и вышло. Подрагивавший от недосыпа и нервного напряжения палец два лишних раза нажал на нолик, и Марина пополнила счет за интернет на сумму в полторы зарплаты. Которую нужно было, вообще-то, еще вчера перевести на ипотечный счет.

— Та-а-ак, — протянула Марина, успокаивая себя. — Ну, хорошо хотя бы, не совсем уж постороннему человеку ушло. В конце концов, я всегда могу расторгнуть договор с компанией, и они вернут мне неиспользованные средства. Наверное.

Но расторжение договора — дело небыстрое, да и заниматься этим прямо сейчас было некогда, а с ипотекой, которую она и так уже просрочила на сутки, нужно было что-то делать.

— Займу у Надюхи, — решила Марина и полезла строчить жалостливое письмо подруге, надеясь, что та уже встала.

Надя встала. Но, видимо, не проснулась, потому что едва завидев подозрительную просьбу перевести большую сумму денег, тут же написала модераторам, а те как раз были «бодры и веселы». Ну, либо бот сработал, и Марину моментально заблокировали. Она лишь успела прочитать последнее сообщение Нади: «Не знаю, кто вы, но это даже на черный юмор не тянет. Еще одно такое письмо, и я обращусь в полицию».

— Я уже не знаю, плакать мне или смеяться, — пробормотала Марина, доставая паспорт, чтобы доказать соцсети, что она не верблюд, а собственник странички.

Идентификация заняла больше часа. Марина уже успела обругать всех и вся, распсиховаться, успокоиться, снова психануть, поистерить, поплакать, нервно посмеяться, похандрить и впасть в глубокое безразличие ко всему мирскому, когда ей, наконец, пришел ответ от модераторов… что фото расплывчатое, и его нужно переделать.

Марина тупо уставилась на это сообщение. А зачем, собственно, она тут воюет с соцсетью? Завучу же можно и по школьной почте бумаги слать.

— Вот ведь крыша едет, — сокрушенно покачала головой Марина. — Зря только время потеряла: могла уже пару отчетов по-быстрому склепать. А теперь, наверное, уже на работу пора.

Она мельком глянула на время в телефоне. А потом — на подозрительно большое число уведомлений по эсэмэскам. Марина заинтересовалась этим странным фактом и кликнула по вкладке «Сообщения», которой сто лет не пользовалась. А оттуда как посыпалось…

«Марина, ты где? Это ты на видео или не ты? Тебя везде ищут. Полиция говорит, тела нет. Тебя собираются подать в розыск. Я переживаю. Скажи, что ты жива!» — писала сестра 28 мая — в день пропажи девушки.

«Марина, мне звонили с твоей работы. Говорят, ты где-то там дежурить сегодня должна была и не явилась. Ты где? Только не говори мне, что и правда провалилась в эту дыру! Убью за такие шутки!» — возмущалась сестренка уже 29 мая утром.

«Марина, мне звонила полиция. Если ты жива, отзовись. Это уже не смешно. Я на всякий случай написала заявление, чтобы заблокировали твои карты», — в этом месте Марина тяжело вздохнула: хотя бы одна проблема разъяснилась.

«Мелкая, куда ты делась? Тебя хотят объявить в розыск. Если помнишь, я твой поручитель по ипотеке. И она мне нафиг не сдалась! Пойду в банк, спрошу, что делать», — пришло сообщение в полдень 29 мая.

«Мля, Марина, я ходила в банк. Они говорят, я должна за тебя платить. Кредитные каникулы на твои поиски не выдают — типа, оснований нет. Полиция отказывается признавать тебя пропавшей без вести: говорят, должен год пройти. И пять лет, чтобы признать тебя умершей. Марина, ты предлагаешь мне пять лет платить за тебя ипотеку?! Я даже не могу продать твою чертову квартиру. Блин, ты хоть бы завещание оставила! Издевательство какое-то!» — возмущалась сестра уже вечером 29 мая.

«Марина, отзовись. Скажи, что ты жива. Я боюсь. Еще немного, и правда поверю, что тебя нет», — пришло уже глубоко за полночь, 30 мая.

— Блин, прости, Настюха! — ахнула Марина, осознав, как, наверное, переволновалась сестренка, и тут же набрала ее номер, забив на отчеты — нервы сестры ей оказались дороже порядка в системе образования.

***

Разговор с сестрой растянулся больше, чем на час. Из него Марина узнала, что кто-то снял на камеру ее эпичное исчезновение из этого мира, и местное сетевое сообщество раздуло из этого факта мильон домыслов. Чтобы поскорее замять скандал с коммунальщиками, к делу по-быстрому привлекли полицию. Та довольно быстро выяснила личность «пропавшей», но тело не нашла, на чем все и застопорилось.

Настюха оказалась единственной, на кого в итоге повалились все проблемы. Полиция подкатывала к ней и так, и эдак. Выспрашивала, показывала аж три разных видеозаписи на опознание, просила посетить квартиру потерпевшей, требовала ее контакты.

Настя сначала и правда решила, что тело нашли, и сдуру начала было сотрудничать. Но потом по оговоркам выяснила, что никакое дело в участке не завели, а бегают все, как ошпаренные, потому что администрация города на них насела.

Администрацию же, в свою очередь, томили на медленном огне в кои-то веки добравшиеся до сенсации блогеры. Они не только заполучили кучу разнообразных видео — происшествие случайно засняли с разных ракурсов скейтбордисты, снимавшие свои трюки — но и поработали куда эффективнее, чем полиция, быстро выяснив, где работала пропавшая девушка.

«Ой, что сегодня будет на работе…» — с тоской подумала Марина, представив, как ее сначала и в хвост, и в гриву чехвостят завуч с директором за прогул и несданные отчеты, а затем наседают все, кому не лень, с целью удовлетворить сплетнический зуд.

Увы, как бы Марине ни хотелось верить в светлый образ коллег, но в двух школах из трех, в которых она успела поработать, коллектив представлял из себя серпентарий с группировкой по видам змеюк: это змеюки-иностранщики, они ненавидят информатиков, а это змеюки-математички, они «бычат» на филологов, и так далее.

И одна Марина, представляющая собой одиночного учителя редкого предмета, ни с кем не могла «скантачиться в банду» и лишь изредка вела художественные беседы со старенькой глуховатой женщиной, преподававшей ИЗО.

— Короче, как хорошо, что ты все-таки жива! — закончила свой рассказ Настюха, вырвав ее из мутных раздумий. — Бляха муха, Марина, я тебя прошу: если соберешься самоубиваться, оставь полиции тело. И завещание. А то мне как сказали, что я должна за тебя ежемесячно по тридцать тысяч платить, я так и села мимо стула.

— Прости, Насть, — покаялась Марина. — Когда я тебя просила стать поручителем, не думала, что это и вправду когда-нибудь понадобится. Но иначе мне ипотеку не давали. А свой уголок-то хочется!

— Да не, я все понимаю, — отозвалась сестра. — Просто если б ты правда умерла, а квартира бы мне в наследство досталась, проблем бы не было: я принесла бы свидетельство о смерти и завещание. Банк предоставил бы мне каникулы на оформление документов… наверное. Ну, или заняла бы у кого-нибудь деньжат на пару месяцев. А потом просто продала бы твою квартирку и закрыла эту чертову ипотеку. А тут… деньги плати прямо сейчас, а квартиру получишь через пять лет, если докажешь право наследия.

— Да, неловко получилось, — смутилась Марина. — Давай, я на тебя завещание оформлю.

— Давай, — тут же согласилась сестра. — После таких событий я начинаю думать, что завещание — это просто мастхэв любого взрослого человека, который хоть немного любит свою семью.

Марина снова покраснела, расслышав в голосе старшей сестры упрек.

— Слушай, а давай прямо сегодня? — предложила она. — И не завещание, а дарственную.

— Че? — голос сестры прозвучал ошарашенно. — С дуба рухнула?

— Да я вот… Короче, такие события кругом, — Марина помахала рукой в воздухе, хотя собеседница не могла этого видеть. — Я сегодня здесь, завтра — где-нибудь далеко. В общем… есть небольшой шанс, что я и правда пропаду.

— Маринка! — голос Насти стал угрожающим. — Ты там опять с каким-нибудь эмиратцем шуры-муры крутишь?

— Ты что! — ужаснулась девушка, вспомнив неприглядный эпизод своей жизни, едва не приведший к попаданию замуж третьей женой. — Кто старое помянет, тому глаз вон! Я из этого уже выросла. Веду скромную педагогическую жизнь.