Татуировка наложницы - Лора Роулэнд

Сано не хотелось думать об этом, и он даже пожалел, что нашел письмо. Если бы он ограничился прежними подозреваемыми и уликами и ничего не знал о несчастной любви Кэйсо-ин к госпоже Харумэ! Возможно, она и невиновна. Исключив ее из расследования, Сано мог бы спастись. Он начал медленно рвать письмо на две части.

Однако честь не позволит ему отмахнуться от истины. Справедливости нужно служить даже ценой собственной жизни. Сано нехотя сложил письмо и засунул его в свой кошель, где уже лежал сверток с ногтями и пучком волос. Он отложит работу с письмом насколько это будет возможно. Но рано или поздно, если он не найдет неоспоримых доказательств вины лейтенанта Кусиды, госпожи Ишитэру, Мияги или кого-то еще, заняться им все же придется.

20

Отряд конных самураев медленно ехал вдоль дороги в западном пригороде Эдо. Гербы Токугавы в виде трех штокроз украшали конскую сбрую, знамена, укрепленные на древках за спинами всадников, и громадный черный паланкин, следовавший за ними. В открытых окнах паланкина виднелись два лица.

Госпожа Кэйсо-ин — ее двойной подбородок подпрыгивал в такт движению — рассматривала проплывающий мимо пейзаж.

— Красота! — воскликнула она, восхищаясь осенним убранством леса и подернутыми дымкой горами, которые высились за ним. На ее напудренном и нарумяненном лице застыла беззубая улыбка. — Мне не терпится увидеть место, где будут построены псарни Токугавы. Долго еще ехать?

Мужчина, сидевший напротив, смотрел на нее. У него был красивый профиль с высоким лбом, длинным носом, тяжелыми веками и полными, точеными губами статуи Будды. Выбритая голова подчеркивала рельефность черепа. В свои сорок два года монах Рюко уже десять лет был неизменным компаньоном и духовным наставником госпожи Кэйсо-ин. Близость к ней возвела его в положение самого высокопоставленного священнослужителя в Японии, а также опосредованного советника Цунаёси Токугавы. Именно Рюко предложил совершить эту поездку. Несмотря на холодную сырую погоду, Кэйсо-ин, как обычно, согласилась без возражений. Он убедил пожилую женщину, что ей совершенно необходимо посетить строительство псарни, являвшееся их общим проектом.

Однако у Рюко имелся и свой собственный интерес. Псарни будут строиться еще несколько лет, и в любом случае их возведение не требует вмешательства Кэйсо-ин. Рюко хотел обсудить с ней важное дело вдали от замка Эдо и его многочисленных шпионов. Ее будущее — а значит, и его собственное — может зависеть от результатов расследования убийства госпожи Харумэ. Они должны защитить свои интересы.

— Мы скоро приедем, — сказал Рюко, поправляя одеяла вокруг Кэйсо-ин. Он грел ее сучковатые пальцы в своих сильных руках. — Терпение, — больше себе, чем ей, шепнул он.

Кэйсо-ин с удовольствием принимала знаки внимания со стороны Рюко. Паланкин поплыл по изгибу дороги, и Рюко приказал носильщикам остановиться. Он помог женщине выйти и набросил ей на плечи теплый плащ. На востоке, до самой деревни с крытыми соломой хижинами, простирались поля; еще дальше, у реки Сумида, лежал город, невидимый за пеленой тумана. К западу от дороги виднелась огромная вырубка с неровными пнями — все, что осталось от лесного массива. Дровосеки продолжали валить деревья, звон их топоров эхом разносился по окрестным горам. Крестьяне пилили бревна и таскали сучья, исполнявший обязанности бригадира самурай руководил работами. Группа архитекторов рассматривала чертежи, выполненные на огромных листах бумаги. Резко пахло мокрыми опилками. Госпожа Кэйсо-ин с удовольствием втянула в себя воздух.

— Прекрасно! — Опершись на руку Рюко, она ступила на дорогу и засеменила к месту строительства.

Когда рабочие упали на колени и принялись кланяться, а архитекторы подошли, чтобы приветствовать их, Рюко жестом приказал всем продолжать работу. Он хотел, чтобы шум заглушал его разговор с Кэйсо-ин. Но сначала обязательный обход, чтобы оправдать мнимую причину всей поездки.

— Здесь будет главный вход с фигурами собак у дверей, — сказал Рюко, ведя Кэйсо-ин к восточной границе вырубки. Они медленно обошли всю территорию будущей строительной площадки. — Здесь построят помещения, в которых установят клетки для двадцати тысяч собак. Стены украсят фрески с изображением лесов и полей, чтобы животные не чувствовали себя в затворничестве.

— Чудесно! — воскликнула женщина. — Я вижу все это как наяву.

Во время прогулки Рюко в соответствии с давней привычкой помнил о двух вещах. Он внимательно наблюдал за госпожой Кэйсо-ин, опасаясь, что она может замерзнуть или устать, и не забывал о ее любви к лести. Поскольку его счастье всецело зависело от нее, он не позволял себе огорчать старуху. И в то же время Рюко неустанно оценивал самого себя. Он видел тощего монаха в скромных деревянных сандалиях и теплом коричневом плаще поверх оранжевого халата. В его пронзительном взгляде светилась мудрость — он отрабатывал этот взгляд перед зеркалом, пока не достиг необходимой естественности. Он держался с достоинством, в голосе звучала мягкая галантность. От его низкого происхождения не осталось и следа.

Оставшись сиротой в возрасте восьми лет, Рюко отправился в Эдо искать счастья. Он нашел приют в храме Дзодзё, где монахи дали мальчику кров и пищу, одели и обучили его. В пятнадцать лет он принял монашеский обет. Однако трагические обстоятельства детства наделили Рюко двумя противоречивыми чертами, которые не позволили ему найти успокоение в монашестве.

Рюко страстно ненавидел нищету. Он никогда не забывал трудностей крестьянской жизни, работы в поте лица, постоянную нехватку пищи и отсутствие надежд на лучшую жизнь. Став молодым монахом, Рюко неустанно трудился, чтобы уменьшить страдания бедняков в Эдо. Он собирал милостыню и распределял ее среди нуждающихся горожан. Благодаря ему в храме Дзодзё появились деньги для сирот. Вскоре он приобрел репутацию бескорыстного и сердобольного человека. Бедняки боготворили его, начальники хвалили за то, что он укреплял славу их обители. Однако Рюко двигало другое побуждение.

Он помнил, как падал ниц, когда мимо проходил местный даймё. Правитель Курода и его вассалы ездили на лошадях в роскошных попонах. Их лица лоснились от еды, которая добывалась трудом крестьян. Они избивали каждого, кто не мог дать положенной части урожая. Как Рюко ненавидел их! И как завидовал их богатству и власти! Он хотел быть таким, как они, а не бедным крестьянским мальчиком.

Это стремление окрепло в первые годы монашества Рюко. В Дзодзё — домашнем храме клана Токугавы — он видел роскошь, которую можно купить за деньги. Искренний буддист, Рюко стремился к духовному просветлению, которое избавило бы его от подобных мирских желаний. Его молитвы становились все длиннее, он с еще большим рвением отдавался благотворительности. Пользуясь природным чутьем, он все выше поднимался в храмовой иерархии. Однако по-прежнему хотел денег и власти.

Потом он познакомился с Кэйсо-ин.

— А здесь разместится приемная его превосходительства на время посещения псарни, — сказал Рюко своей покровительнице.

— Изумительно! — восхитилась госпожа Кэйсо-ин. — Доброта моего сына наверняка убедит судьбу даровать ему наследника. Мой милый Рюко, как мудро было с твоей стороны предложить строительство псарни!

Оставаясь бездетным слишком долго, Цунаёси стал серьезно беспокоиться о будущем клана Токугавы. И он, и его советники отвергали идею о назначении следующим диктатором какого-нибудь родственника и передачи власти другой ветви клана, поэтому Кэйсо-ин обратилась за помощью к Рюко. Благодаря молитвам и медитации он нашел мистическое решение проблемы. Цунаёси Токугава должен заслужить право на наследника, замолив грехи предков своей щедростью. Поскольку он родился в год Собаки, что может быть лучше покровительства этим животным?

По совету Рюко госпожа Кэйсо-ин убедила Цунаёси Токугаву издать эдикты по охране собак, что согласно буддистской традиции способствовало хорошему отношению к животным и отвечало интересам Рюко. Когда это не привело к ожидаемым сёгуном результатам, Рюко предложил более радикальный способ: строительство псарни. С даймё были собраны деньги, приглашены лучшие зодчие Эдо. Рюко был уверен, что за этим обязательно последует успешное рождение наследника Токугавы, а значит, усилится влияние Кэйсо-ин на Цунаёси — и, таким образом, его собственное влияние. Но это в будущем, которое еще не наступило. Теперь же Рюко хотел, чтобы они до него дожили.

— Отдохните, моя госпожа. — Он усадил свою покровительницу на пень, подальше от ожидающей их свиты. — Мы можем наблюдать за работой и занять себя разговором перед возвращением в замок Эдо.

Облегченно вздохнув, госпожа Кэйсо-ин устроилась поудобнее.

— Ах, как хорошо! Ты такой предусмотрительный, мой милый. И о чем же мы будем беседовать?