Шлейф - Елена Григорьевна Макарова

Но существует и иная реальность, разве что пропуск в нее выдается лишь сдвинутым по фазе. Остальным — за дверь. Палата № 6 не резиновая.

По предписанию негласной конвенции следует старательно имитировать норму. Иначе мир превратится в галдящий Вавилон. Кто-то полагает автором конвенции Бога, кто-то культуру. Что-то же должно взять на себя функцию управляемого безумия. Какой-то клапан… Главное — вовремя обзавестись верным диагнозом и действовать в рамках его фабулы.

Меньшевики и большевики

Момент подходящий — Федя в комнате один. Сбросив с себя груз ничегонеделания, он взялся за разбор весьма спорной лекции «О правах большинства и меньшинства».

«Может ли меньшинство, одухотворенное идеей народного блага, насильно взять массу в подчинение? Таков был вопрос, поставленный учителем. Решили, с общечеловеческой точки зрения, что насильно нельзя. А если подойти к этому вопросу с точки зрения национальной? Для иных наций, у которых общество самодвижущееся, власть меньшинства станет нарушением прав большинства. В России не так. Народ наш находится почти на таком же уровне, что был в ХVI веке при Иване IV. Плугом пашем два десятка лет, а до тех пор пахали столетия одною сохой. История наша бедна, гении подавлялись деспотами. Как же может такой народ действовать в устройстве своей жизни? Дать ему власть, когда он ее не хочет, когда он не умеет управляться? Меньшинство у нас выдвигается в виде монархии или коммуны. Эти группы вправе осуществлять диктатуру и должны осуществлять ее, если хотят устоять у власти. Диктатура коммуны нужна для встряски народа, для пробуждения его сознания. Лишь борьба способна обратить потенциальную энергию народа в кинетическую. Однако масса русская пассивна, и не будь диктатуры, другие партии затормозят, а то и просто сорвут прогрессивное движение вперед. Выходит, произвести существенный рывок без диктатуры у нас невозможно».

На этом месте является скептик-Рымаков и хватает со стола дневник.

«Прочитаю, — говорит, — да и посмеюсь, а если что найду про себя — сожгу!»

Такое он животное… Морда лошадиная, овса просит.

«Ну-ну! Еще что выдумал, хе-хе-хе!» — сказал он и положил дневник на место.

Примирение состоялось. Решили прогуляться по Сангаллии.

Земская Учительская школа-интернат имени Ушинского, по завету которого новое поколение учеников следовало взращивать на природе («Бедное дитя, если оно выросло, не собрав полевого цветка, не помявши на воле зеленой травы!»), располагалась на территории заводчика по имени Сан-Галли. Он арендовал для школы-интерната городок с четырнадцатью коттеджами. Педагоги и воспитатели не расставались со своими воспитанниками ни днем, ни ночью. Лучшие умы буржуазной эпохи, принявшие революцию, жили в тех же белых двухэтажных коттеджах с широкими окнами и с балконами, утопающими летом в зелени каштанов и лип, а осенью — в золоте листвы. Пока же стволы набирались весною.

Рядом располагался Петровский парк. Перелезши через его изгородь, Федя с Рымаковым очутились в мире возвышенных дум.

— Прелестное небо! — воскликнул Рымаков. — Так давно не видал я хорошего звездного неба, аж двоится в глазах.

Как по команде свыше подняли они головы к небу. Над ними простирался чрезвычайно пестрый ковер из звезд. К восторгу, коим они были охвачены, добавилось еще красоты: на востоке ярко блистал Юпитер, а внизу под ним, чуть левей, Сатурн.

— Исполины солнечной системы, — заключил Рымаков.

— На юге уже кульминируют Сириус и Орион…

— А на западе… О!

На западе ярко блистала красавица Венера.

— Смотри, Рымаков, не кажется ли тебе Венера слишком яркой и огромной?

— Да, — прошептал Рымаков, — чуть ли не такой величины видели мы в семинарскую трубу… На ней волхвы путешествуют…

Жгучие лучи Венеры проникли в Федин мозг и взволновали сердце.

— Думаешь, одиночная группа способна составить сильную оппозицию?

Внезапное приземление. А ведь только что в небесах витали…

Рымаков предложил Феде папиросу. Знает ведь, что он не курит. И сказал строго:

— Жду ответа на поставленный вопрос.

Федя привел пример.

— Была у нас монархия и разные политические партии. Программы у всех были разные, а цель одна: свержение самодержавия. После 25 октября даже поп и помещик-монархист подружились с социалистами.

— Но опыт-то управления меньшинства большинством не удался!

— Согласен. Для англичан это минус, для нас — плюс.

— Это почему еще?

— Нашей несчастной нации придется переболеть. А уж потом возродиться и нечто сделать на мировой арене. Наша масса, с учетом медленного созревания сознания, двигается черепашьим шагом с громадными застоями…

— Эдак мы далеко останемся назади, — тяжело вздохнул Рымаков и загасил окурок подошвой сапога. — Немцы или кто другой обгонят нас на столетие, сотрут с лица земли, обрекут на вымирание.

— Недооцениваешь ты силу меньшинства, Рымаков! Знаешь, что в меньшинстве самое главное?

— Большинство!

Федя задумался.

— Остри мысль, Петров! И на этом кончим.

Приятная