Ряженые. Сказание о вождях - Григорий Свирский

— Сулико, — наконец, проговорил Юра, — в таком страшном деле… я бы к своему раввину…

— Я советовался с раввином. С самым-самым ученым! И он подтвердил: родефа нужно остановить!

— Сулико, дорогой, с каким раввином вы советовались?

— Да с твоим. С Биомином, которого вы, насмешники, прозвали «Бешеным янки»…

После работы Юра отправился к главе ешивы. Американская ешива «Сион», где он возглавлял теперь группу компьютерщиков-программистов, стала головной, «международной», расширилась. Открыли новое здание, стилизованное под стены тысячелетней давности и выходившее прямо на «Котель» — Стену Плача. Главный раввин ешивы, профессор-рав Бенджамин, располагался в своем новом кабиненте, огромное окно которого, естественно, тоже выходило на «Котель». Он и ранее был не тощ, а ныне так сильно раздобрел, что носил уж не рубашки, а нечто напоминавшее помесь «толстовки» и сарафана. Модная, как бы в цветных каплях, точно обрызганная малярной кистью «толстовка» топорщилась на животе. Просто не «Бешеный янки», а роженица… Встала роженица навстречу посетителю, пожала его руку своей лапищей так, что Юра присел.

Сбоку, на компьютерном столике, стыли овсяная каша, гренки.

У раввина был диабет и «чертова дюжина других болезней», как он однажды сказал Юре почти весело, потому в столовую ешивы он не ходил. Еду приносила в кабинет его младшая дочь, рыжая, веснушчатая смешливая Хава. Поставила два стакана дымящегося чая перед отцом, а затем, помедлив, принесла и Юре, которого в душе не одобряла: такой умный парень, мог бы жениться на ней, Хаве, а женился на «гойке…»

Юра сделал, для вежливости, глоток, и начал:

— Рав Бенджамин, вам не кажется, что произошла непредвиденная смычка крайнего безбожия и… раввинов-ортодоксов? — начал Юра без промедления. Точнее сказать, короткое замыкание. Среди интеллигентской элиты, далекой от религии, распространился слух, что Рабин — мосер… «Академическая бредятина», как охарактеризовала этот слух моя соседка по Эль Фрату… В девятнадцатом веке жандармы хватали еврейских детей — в кантонисты. Гнали разутых, раздетых служить царю-батюшке двадцать пять лет. Половина этих рекрутов помирала в дороге, писал Герцен и в своем «Колоколе», и в «Былом и думах» (а это надежный источник, рав Бенджамин!). Родители, естественно, пытались спрятать мальчишек. Те евреи, которые выдавали детей полиции, и были окрещены «мосерами…» Возможно, словечко это и раньше существовало, не знаю… Вы слыхали о нем? Даже читали. Я забыл, что рав Бенджамин читает все… Лично я воспринял эту аналогию именно как бредятину, как нонсенс. Как опасное жонглирование историей русского еврейства. Судите сами, при чем здесь Рабин с его политикой «территории в обмен на мир»?.. Нет никакой связи, не так ли? И вдруг бредятина безбожников подкрепляется… Торой. Религиозные авторитеты нашли аналог понятию «мосер» в Торе… Так это, рав Бенджамин?..

Терпеливо выслушав Юру, раввин покончил с гренками, затем взялся за чай, сморщился брезгливо и позвал Хаву:

— Тебе нравится русский… гм… язык, Хава? В русском есть красочное словцо «Пойло!!» Попробуй запомнить…

Хава учтивостью, видно, не отличалась: не дослушав отца, исчезла и вернулась с еще булькающим чайником.

— Наконец, меня поняли! — смешливо воскликнул раввин, поблагодарив дочь за кипяток. — Чай должен быть огненным! — заметил он Юре, выплеснув его «пойло» в пустую цветочницу и снова наполнив ему стакан. Отхлебнув глоток, раввин припомнил, да, этот феноменальный еврей из грузин… как его? Сулико… действительно приходил. Спрашивал, написано ли где в Торе о предателе, которого нужно немедленно остановить? Этот Сулико посетовал, что перебрал мысленно весь текст, не отыскал…

— Для меня не стоило труда показать ему место в Торе, где прямо сказано, что потенциального убийцу — роўдефа, бегущего с ножом, требуется задержать… Что? Рабина считает родефом? Дураков не сеют… как-то так говорят у вас, Джордж… — И, по привычке университетского лектора, который не продолжит необычной, может быть, рискованной темы, пока не всколыхнет слушателей, не заставит их спрашивать, возражать друг другу, спорить, бросил вскользь: — Кстати, как вы сами относитесь к Рабину?

— Я? К Рабину?.. Ну, всем известно, Рабин герой шестидневной войны. Именно он, вместе с Моше Даяном, присоединил к Израилю все нынешние «временно — оккупированные», где я сейчас… Но он генерал армейской, а не полицейской службы. Не справившись с Интифадой, он круто изменил политику: все эти честно завоеванные «территории» счастья не принесли. Наоборот, стали «яблоком раздора». И вот тут, рав Бенджамин, он, на мой взгляд, велик. Нашел в себе мужество перечеркнуть свою военную биографию, биографию триумфатора… Много ли людей на земном шаре смогли признать победу всей своей жизни пирровой победой? Он смог. И в этом величие этого человека… Людей он, конечно, не жалеет, как все бен гурионы и шамиры… Да и мира, ради которого готов удавить поселенцев, по сути, не гарантирует… Но не в том дело… Сегодня истерия опасно ширится… что ни день, ее нагнетают. Раздувают в тысячи рук… как огонь в кузне… «Рабин — родеф» в нашем поселении слышится чаще, чем «бокер тов». Доброе утро… Наши ортодоксы что, решили объявить гражданскую войну?.. Рабби, этот психоз на руку любому партийному прохвосту, любому комплексующему ешиботнику или провокатору, у которого палец тянется к гашетке… С советских времен я ненавижу большевистское слово «заговор». Но это ведь действительно походит на заговор раввинов «во спасение еврейской земли», как они кричат. Я боюсь за жизнь Ицхака Рабина, рав Бенджамин!

— Вы напрасно волнуетесь, Джордж. В Израиле еще не было случая, чтобы еврей убивал еврея… Пейте чай, Джордж! Стылый чай — издевательство над белым че…

— Рав Бенджамин, о чем вы говорите? — невежливо перебил его Джордж. Миллионных жертв, как в России, конечно, не было. Но… писатель Амос Оз подсчитал, за годы сионистского движения пятьдесят евреев было… самими евреями. Разве вы не знаете: расстрел артиллерией Ицхака Рабина парохода «Алталена» с оружием для Бегина, убийство Арлозорова.

— Джордж, дорогой, наши Премьеры — генерал Рабин, Шамир эт цетера. Какие же это Jews! Бен Гурион, как вам известно, мог спасти тысячи словацких евреев, да не пожелал «ради страны»… Об этом, признаться, я и раньше слышал, от гениального Вейсменделя, словацкого раввина, открывшего в Торе скрытый код, профанированный ныне безответственными «компьютерными играми». Гения сожгли бы в Освенциме, если б он не бежал из эшелона смерти… В Штатах я считал предательство словацких евреев ужасным недомыслием Бен Гуриона, постыдным исключением… Но жизнь говорит иное. Предательство в Словакии не было исключением. Политика для «отца-основателя» всегда была выше человеческих судеб. Вот, давнее и вернейшее доказательство…. — Он привстал с кресла и потянулся всем своим грузным телом к книге «PERFIDY», которая стояла под стеклом шкафа, над его головой.

— Эту книгу, Джордж, возможно, вы знаете это, здесь не переиздавали. Не переиздавали, прятали изо всех сил и три других на ту же тему, в том числе, свидетельство венгерского еврея-беглеца из Освенцима. Cў est la vie, Джордж, Вы вправе спросить, что это за немыслимое cў est la vie? В свободной стране. Мы же не ваша Россия… Цензура? Нет, Джордж, гораздо хуже. Как бы ни подванивал bouquet известных «государственных» имен Израиля, сей букет для еврейских недоумков и есть Страна Обетованная. А потому ни-ни! Воняет? Своя вонь, иудейская… Еврейские Конгрессы Штатов и Европы вообще живут, зажав нос. Предпочитают не видеть и не слышать, что за диковинные цветочки вырастают в стране вековой мечты. Автор «PERFIDY» Бен Хехт это предвидел, хотя начал книгу еще в пятидесятых, сразу после «кастнерского» процесса в Иерусалиме, а в 61-ом она уже увидела свет. Заранее знал, мудрый человек, что евреи рассеяния будут игнорировать все, что здесь происходит. «Израиль это их беби… — писал, — хотя они никогда не страдали за него…» И я, признаюсь вам, Джордж, долго не желал прощаться с иллюзиями. Закрыл свои глаза ладонями, как ребенок, которому страшно… Выступил, ученый идиот, против «фантастических страшилок» Бен Хехта в «Чикаго Трибьюн»! Простить себе не могу! Когда здесь, в Израиле, познакомился с документами тех лет, полгода чувствовал себя не в своем уме. Порой бывал в такой ярости, что ревел на всех, кто попадется под руку. Тогда — то меня, с легкой руки не то Рабина, не то Переса, и прозвали «Бешеным янки», думаете, не слышал?!»

— Я давно мечтаю прочесть «PERFIDY»! — воскликнул Юра обнадеженно. Никто не дает…

— Не торопитесь, Джорж! — Раввин так резко пригнулся к столу, точно переломился. Распрямился не сразу. Наконец, снова взглянул на собеседника…

На курсах гидов говорили, что у равва Бенджамина выпученные желтые глаза циркового клоуна, они смеются даже тогда, когда его губы искажены от ярости или боли. Когда раввин взглянул на Юру, в его выпученных желтых глазах стыли слезы. — Почему не торопиться, Джордж?! Узнать все это страшно. Можно проклясть все на свете…