Старик в углу - Эмма Орци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первой из них была Мэри Салливан, горничная в особняке Фицуильям. Первого февраля кухарка послала её в четверть пятого в комнату хозяина с горячей водой, которую потребовала медсестра. В тот миг, когда она собралась постучать в дверь, мистер Везеред вышел из комнаты. Мэри застыла с подносом в руке. В дверях мистер Везеред повернулся и достаточно громко сказал: «Не нужно волноваться и тревожиться, постарайтесь успокоиться. Ваше завещание находится в безопасности у меня в кармане. Ничто и никто не сможет изменить в нём ни единой буквы, кроме вас».
Безусловно, встал закономерный вопрос: можно ли принять показания горничной. Достаточно щекотливый момент. Видите ли, она цитировала слова мёртвого человека, сказанные другому человеку, также покойному. Нет никаких сомнений в том, что при наличии достаточно веских доказательств против Персиваля Брукса показания Мэри Салливан ничего не значили бы; но, как я уже упоминал ранее, вера судьи в виновность подсудимого к тому времени была серьёзно поколеблена, а последний удар, нанесённый мистером Оранмором, развеял последние сомнения.
Мистер Оранмор вызвал в ложу для дачи показаний доктора Маллигана – врача с безупречным авторитетом, фактически лучшего в Дублине. Сказанное им практически подтвердило показания Мэри Салливан. Он появился у мистера Брукса в половине пятого и услышал, что адвокат только что покинул дом.
Мистер Брукс, несмотря на ужасную слабость, был спокоен и вполне собран. Он умирал от сильнейшего сердечного приступа, и доктор Маллиган предвидел скорый конец. Но мистер Брукс по-прежнему оставался в сознании и сумел слабо пробормотать: «Мне гораздо легче, доктор… составил моё завещание… Везеред… оно у него в кармане… там безопасно… укрыто от…» Но слова замерли у него на губах, и после этого он почти ничего не говорил. Он увиделся с сыновьями перед смертью, но вряд ли узнал их, и даже не смотрел на них.
– Ну вот, – заключил Старик в углу, – сами понимаете, что судебное преследование провалилось. Оранмор выбил у него землю из-под ног. Конечно, завещание было сфабриковано в пользу Персиваля Брукса, и никто другой не мог получить от этого выгоды. Знал ли он о подлоге и потворствовал ли ему – доказать не удалось. Какие бы слухи ни ходили, но было невозможно опровергнуть все факты, указывающие на невиновность мистера Персиваля в подделке. Показания доктора Маллигана не вызывали ни малейших сомнений. Показания Мэри Салливан были столь же убедительны.
Два свидетеля клятвенно заверили, что завещание старого Брукса находилось в ведении мистера Везереда, когда сей джентльмен покинул особняк Фитцуильям в четверть пятого. В пять часов пополудни адвоката нашли мёртвым в Феникс-парке. С четверти пятого до восьми часов вечера Персиваль Брукс не покидал дома – Оранмор доказал это полностью, не оставляя почвы для сомнений. Поскольку завещание, найденное под подушкой старого Брукса, было поддельным, где же завещание, которое он на самом деле составил, и которое Везеред унёс с собой в кармане?
– Конечно, украдено, – усмехнулась Полли, – теми, кто убил и ограбил его. Скорее всего, оно не имело для них никакого значения, но воры, естественно, уничтожили его, чтобы не оставлять против себя улик.
– Значит, по-вашему, это простое совпадение? – взволнованно перебил Старик.
– Что именно?
– То, что Везереда убили и ограбили в тот самый момент, когда он нёс завещание в кармане, а вместо него подбросили другое?
– Если бы это оказалось совпадением, то поистине удивительным, – задумчиво протянула Полли.
– Удивительным, – повторил Старик с едким сарказмом, при этом костлявые пальцы не прекращали нервно играть с неизбежным обрывком верёвки. – Действительно, удивительным. Призадумайтесь. Перед нами – старик со всем своим богатством и двумя сыновьями, одному из которых он предан, а с другим – непрестанно ссорится. Однажды происходит ссора более жестокая, более ужасная, чем любые из ранее имевших место, в результате чего у отца, убитого горем, случается сердечный приступ, и он оказывается при смерти. После этого он изменяет своё завещание, и впоследствии находят завещание, которое оказывается подделкой. И тогда все – полиция, пресса и общественность – мгновенно приходят к выводу, что, поскольку выгоду из этого поддельного завещания извлекает Персиваль Брукс, он и должен быть фальсификатором.
– Ищите того, кому выгодно преступление – ваша собственная аксиома, – заявила девушка.
– Прошу прощения?
– Персиваль Брукс получил два миллиона фунтов.
– Прошу прощения. Ничего подобного. Ему осталось меньше половины той доли, которую унаследовал его младший брат.
– Теперь – да; но по прежнему завещанию…
– И само завещание было так неуклюже подделано, подпись так небрежно имитирована, что подделку неизбежно обнаружили бы. Разве это вас не поразило?
– Да, но…
– Никаких «но», – прервал Старик. – С самого начала для меня всё было ясно, как Божий день. Ссора, разбившая сердце мистера Брукса-старшего, произошла не со старшим сыном, с которым он давно привык ссориться, а с младшим, которого он боготворил, в которого верил. Разве вы не помните, как Джон О'Нил услышал слова «лжец» и «позор»? Персиваль Брукс никогда не обманывал отца. Все его грехи были на поверхности. А Мюррей вёл тихую жизнь, потворствовал своему отцу и заискивал перед ним, пока, как и большинство лицемеров, не был внезапно изобличён. Кто знает, какой жуткий игровой долг или долг чести, внезапно открывшийся старому Бруксу, был причиной той последней и смертельной ссоры?
Вспомните: именно Персиваль остался рядом с отцом и отнёс его в комнату. Но где же был Мюррей в тот долгий и мучительный день, когда его отец лежал при смерти – идеальный сын, зеница ока старика? В тот день его имя не упоминалось. Он знал, что смертельно оскорбил отца и тот собирается оставить его без гроша. Он знал, что послали за мистером Везередом, и что Везеред покинул дом в начале пятого.
И вот тут проявляется сообразительность Брукса-младшего. Он подстерёг Везереда в парке и ударил его палкой по затылку, но не мог заставить завещание исчезнуть. Оставался слабый шанс на то, что другие свидетели знали о новом завещании – партнёр мистера Везереда, его клерк, кто-то из слуг. Поэтому завещание после смерти старика полагалось обнаружить.
Далее, Мюррей Брукс не был искусным фальсификатором; требуются годы обучения, чтобы стать таким. Подложное завещание, выполненное им самим, обязательно обнаружат – да, именно так, обязательно обнаружат. Но подделка будет явной, грубой – и тогда её посчитают не имеющей силы,
