Старик в углу - Эмма Орци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, Персивалю Бруксу, старшему сыну, полагалось унаследовать бо́льшую часть имущества Старика и, вероятно, основную часть бизнеса. Он был ещё красивее, чем брат. Ещё один чудесный танцор, замечательный наездник, обладавший хорошо подвешенным языком – но уже много лет, как матери с дочерьми на выданье оставили все надежды на Персиваля Брукса как на возможного зятя. Увлечение этого молодого человека Мэйзи Фортескью, дамой несомненного обаяния, но с крайне сомнительным прошлым, женщиной, поразившей мюзик-холлы Лондона и Дублина экстравагантными танцами, было слишком давно и слишком хорошо известно, чтобы вызывать какие-либо надежды в других кругах.
Имелись веские сомнения в том, что Персиваль Брукс когда-нибудь женится на Мэйзи Фортескью. Старый Брукс полностью распоряжался всем своим богатством, и Персивалю пришлось бы несладко, если бы он представил неподходящую жену в великолепном особняке Фицуильям-Плейс.
– Вот как обстояли дела, – продолжил Старик в углу, – когда однажды утром дублинское общество узнало с глубоким сожалением и неподдельным унынием, что старый Брукс внезапно скончался в своём доме после всего лишь нескольких часов болезни. Вначале все считали, что его поразил апоплексический удар; во всяком случае, за день до своей смерти, которая произошла поздно вечером 1 февраля, он был здоров и бодр, как всегда.
Утренние газеты 2 февраля сообщили читателям печальную весть, и те же самые газеты содержали другую, ещё более поразительную новость. То, что узнали читатели, стало прелюдией к серии сенсаций, каких мирный, тихий Дублин не знал уже много лет. В тот самый день, когда скончался величайший миллионер Дублина, мистер Патрик Везеред, его адвокат, был убит в Феникс-парке в пять часов пополудни, когда после визита к клиенту в Фицуильям-Плейс пешком возвращался к себе домой.
Патрик Везеред был так же известен, как пресловутый пуп земли; его таинственная и трагическая смерть повергла в ужас весь Дублин. Шестидесятилетнего юриста ударили по затылку тяжёлой палкой, задушили, а затем ограбили, так как ни денег, ни часов, ни бумажника при нём не нашли. А полиция выяснила, что Патрик Везеред ушёл из дома в два часа дня, и при себе у него были и часы, и бумажник, и, несомненно, деньги.
Провели дознание, и в отношении некоего неустановленного лица или лиц вынесли вердикт о преднамеренном убийстве.
Но Дублин ещё не исчерпал свой запас сенсаций. Миллионера Брукса похоронили с должными пышностью и великолепием, и его завещание было утверждено (к тому времени бизнес и личные сбережения покойного оценивались в два с половиной миллиона фунтов стерлингов) Персивалем Гордоном Бруксом, старшим сыном и единственным душеприказчиком. Младший сын, Мюррей, посвятивший лучшие годы своей жизни тому, чтобы быть другом и помощником отцу, пока Персиваль гонялся за артистками балета и звёздами мюзик-холла – Мюррей, который, по общему признанию, был зеницей отцовского ока – остался с жалкими крохами в 300 фунтов стерлингов в год и без какой-либо доли в гигантском бизнесе дублинской корпорации «Брукс и сыновья», занимавшейся консервированием бекона.
Публика и дублинское общество тщетно пытались понять, что произошло в особняке Бруксов. Пожилые мамаши и стыдливые débutantes[65] поспешно изобретали средства, с помощью которых в следующем сезоне им было бы легче проявить холодность к молодому Мюррею Бруксу, столь внезапно превратившемуся в безнадёжно «незавидную партию» на брачном рынке. Однако эти переживания завершились гигантским, ошеломляющим скандалом, обеспечившим пищу для сплетен в каждой дублинской гостиной на последовавшие три месяца.
Мистер Мюррей Брукс подал иск о признании действительным завещания, составленного отцом в 1891 году, заявив, что последнее завещание, составленное в день смерти отца и объявляющее брата единственным душеприказчиком, недействительно и ничтожно, поскольку является подделкой.
ГЛАВА XXII.
ПОДДЕЛКА
– Факты, всплывшие в связи с этим из ряда вон выходящим происшествием, оказались достаточно загадочными, чтобы всех поставить в тупик. Как я уже упоминал ранее, друзья мистера Брукса не могли поверить, что старик оставил своего любимого сына практически без гроша в кармане.
Видите ли, Персиваль всегда был жалом во плоти[66] старика. Скачки, азартные игры, театры и мюзик-холлы являлись в глазах старого мясника неисчислимым количеством смертных грехов, которые его сын совершал каждый день всю свою жизнь, и все обитатели Фицуильям-Плейс свидетельствовали о многочисленных и ожесточённых ссорах, возникавших между отцом и сыном из-за долгов последнего в азартных играх и скачках. Многие утверждали, что Брукс-старший скорее оставил бы свои деньги благотворительным организациям, чем увидел бы, что их растрачивают на ярчайших звёзд, украшавших сцену мюзик-холла.
К рассмотрению дела приступили в начале осени. Тем временем Персиваль Брукс прекратил общаться с товарищами по ипподрому, поселился в особняке Фицуильям-Плейс и занялся делами отца без управляющего, но с теми же энергией и расчётливостью, с которыми ранее занимался более недостойными делами.
Мюррей решил не оставаться в старом доме; без сомнения, воспоминания носили слишком свежий и болезненный характер. Он устроился в семье мистера Уилсона Хибберта, партнёра покойного Патрика Везереда, убитого адвоката. Сами Хибберты были тихими, скромными домоседами, обитавшими в убогом домишке на Килкенни-стрит, и бедняга Мюррей, несмотря на своё горе, явно с горечью переживал переход от роскошных покоев в отцовском особняке к нынешней крошечной комнате и незатейливой еде.
Персиваль Брукс, став обладателем дохода более ста тысяч фунтов в год, подвергся жестокой критике за то, что так строго придерживался буквы завещания и выплачивал брату лишь ничтожные 300 фунтов стерлингов – в буквальном смысле слова крошки с собственного великолепного обеденного стола.
Так что рассмотрение этого дела об оспаривании завещания ожидалось с растущим интересом. Тем временем полиция, поначалу казавшаяся достаточно разговорчивой по поводу убийства мистера Патрика Везереда, внезапно проявила странную сдержанность, и эта сдержанность заставила публику волноваться до тех пор, пока однажды «Айриш Таймс» не опубликовала следующий неожиданный и загадочный абзац:
«Из авторитетных источников, чья осведомлённость не подлежит сомнению, стало известно, что в связи с жестоким убийством выдающегося жителя нашего города мистера Везереда ожидаются некие экстраординарные события. Полиция, по сути, тщетно пытается сохранить в секрете тот факт, что у них имеется улика столь же важная, сколь и сенсационная, и они просто выжидают начала общеизвестного разбирательства в суде по наследственным делам, чтобы произвести арест».
Дублинская публика хлынула в суд, чтобы выслушать аргументы на процессе, обещавшем оставить незабываемый след. Я лично тоже отправился в Дублин.
