Рафин - Юлия Широкова

был особенным в его фильмографии – он сам написал к нему сценарий, сам срежиссировал и сыграл главную роль. Действие картины развивалось в каком-то провинциальном южном городке, Костя играл парня, который только что вышел, отсидев в тюрьме несоразмерно долгий срок, за какое-то не значительное преступление. У него были жена и сын, который едва знал отца. Он безуспешно искал работу, да ещё бывший подельник доставал его, требуя вернуть какой-то долг. Когда тот, стал угрожать его близким, он вцепился зубами ему в глотку – в прямом смысле слова, вырвав ему кадык. Жуткая сцена. В конце фильма герой умирал – долго и мучительно, жертвуя собой ради близких. Самое ужасное в этой смерти было то, что она была добровольной и, скорее всего, напрасной.

Фильм показали на каком-то кинофестивале, критики его разгромили и в прокат он так и не вышел, но в интернете его можно было найти и посмотреть. В комментариях многие зрители жаловались на то, что в фильме мало действия и диалогов, особенно их раздражали долгие сцены, во время которых герой бредёт по пустынному городу, похожему на большую свалку, и больше ничего не происходит. А мне в фильме понравились именно эти сцены. В каждом фильме Рафина полно крупных планов – режиссёры с удовольствием дают зрителям возможность полюбоваться на точёную красоту его лица, тем более что он умеет так осмысленно и многозначительно молчать. А вот общих планов в его фильмах почти нет. Наверное, потому что фигура у него – ничего особенного. Ни накаченных бицепсов, ни кубиков на животе. Но я во время этих его долгих прогулок по городу-свалке была заворожена именно красотой его худенького идеально гармоничного в своих пропорциях тела.

В этом фильме у его героя были длинные спутанные волосы, бандана, тёмные очки, цветастая цыганская рубаха, распахнутая на безволосой груди, руки покрытые татуировками, старенькие заношенные джинсы, шлёпанцы на босых ногах… То есть, он выглядел в точности так, как его отец, мимо которого я только что прошла.

Я оглянулась. Он уже стоял за моей спиной, неслышно взбежав по ступенькам. Я успела увидеть своё отражение в стёклах его очков, а затем он легонько толкнул меня и я упала в открывшуюся дверь.

Когда во время драки с него слетели очки, я поняла, что это не первая наша встреча – он был тем, кого я приняла за гастарбайтера в доме его сына. Драка – это громко сказано, на самом деле сопротивлялась я не долго, когда он ударил меня кулаком в лицо, на какое-то время я перестала что-либо соображать, не столько от боли, сколько от шока – меня впервые ударил мужчина. Этих пары минут ему хватило, чтобы связать мне руки, ноги и заклеить рот. Кстати, закричать, позвать на помощь, я даже не догадалась! Потом он ремнём пристегнул меня за талию к спинке кровати.

Отошёл, тяжело дыша, положил руки на противоположную спинку кровати и уставился на меня тяжёлым взглядом. Что-то едкое, как уксус, было в этом взгляде, что-то ядовитое. Я тоже смотрела на него во все глаза. Он больше не казался похожим на сына – лицо совсем другое. Только фигура один к одному.

– Ну, что будем делать? – спросил он меня спокойно и закурил. И сходство вернулось – не только фигура, но и голос у них был одинаковым. А ещё выражение лица – отстранённое, бесстрастное… Мне много раз доводилось видеть у его сына такое выражение лица на киноэкране, где он чаще всего играл людей странных и загадочных, и почти ни разу в реальной жизни.

– Зачем ты припёрлась сюда? Я уж думал махнуть на всё рукой и смирится со своей жалкой участью, раз сынок оказался таким везунчиком, что в принципе следовало ожидать… Но, видно придётся нам испытать судьбу ещё раз.

Я замычала, давая понять, что мне тоже есть что сказать по данному поводу. Он приподнял левую бровь чуть удивлённо, совсем как это делал его сын, потом достал из кармана складной нож, вытащил лезвие и, присев на постель рядом со мной, предупредил:

– Заорёшь – лицо порежу. – После чего содрал клейкую ленту с моих губ.

– Я никому не скажу, что приходила сюда и что видела вас раньше – в его доме. Я не хочу, чтоб Костя наверняка знал, что это всё-таки отец пытался его убить.

Выслушав и ничего не ответив, он собрался снова заклеить мне рот.

– Подождите! Дайте воды попить.

Он заклеил мне рот, но встав, всё же подошёл к крану, который находился здесь же в маленькой комнате, которая одновременно была и спальней, и кухней, и гостиной, и налил стакан воды. Первый стакан выпил сам, второй принёс мне. Держал стакан, пока я пила, и смотрел на меня всё с тем же бесстрастным выражением на лице.

Из моей сумочки, валявшейся на полу, раздался телефонный звонок – а точнее мелодия под которую на экране впервые появлялся Костя в одном из своих самых популярных фильмов.

– О, как много у нас общего! Я тоже обожаю этот фильм! – сказал его отец насмешливо, снова заклеивая мне рот. Потом достал телефон из сумочки, посмотрел на имя звонившего, – Наш дорогой! Соскучился, наверное… А знаешь, я тут подумал, взвесил все за и против, и в итоге, как обычно, решил выбрать наибольшие неприятности! Какого чёрта – нельзя упускать такой шанс! Тем более, когда терять вроде бы нечего, – и ответил на звонок. – Алло! Привет, сынок.

– Да, это я. Узнал? Сколько лет, сколько зим. А ведь сыну с отцом положено почаще встречаться – семья всё-таки! Ах да… она здесь. Сама пришла. Красная шапочка сама пришла в логово к Серому волку. Ты, наверное, ей мало про меня рассказывал, иначе она не совершила бы такую глупость… Короче, сам виноват! – Он говорил вкрадчиво и насмешливо – именно так разговаривал с жертвами маньяк, которого его сын сыграл в одном из своих самых неудачных фильмов. – Чего я хочу? Как и все киношные злодеи – мирового господства, как минимум! Ну, ладно, ладно… Давай говорить, как взрослые разумные люди. Сколько ты готов заплатить, чтобы твоя красавица вернулась к тебе целой и невредимой? – Он снова закурил и, положив локти на спинку кровати, уставился на меня оценивающим взглядом. – Я бы за неё брал долларов двести в час. Не молодая, но красивая. Выглядит свежо, не потасканно. Да и всё, кроме цвета волос, вроде бы натуральное, что в наши дни, согласись, редкость. Как на счёт миллиона долларов?