Галактика. Принцесса и Генерал - Ольга Гусейнова

Первым почувствовал недомогание ашранец Уали Шиуро: спустя несколько часов, сидя за столом, он неожиданно застонал, схватившись за бедро. Буквально минута ушла на выяснение причины. Приняли за мышечную судорогу. На самотек показавшееся сначала обычным недомогание не пустили и, помимо уже идущих исследований биообразцов, доставленных с транспортника, проверили и Уали.

Диагноз оказался куда страшнее: через час Шиуро валялся на кровати, корчась в постоянных приступах судорог.

Зеленокожий циклоп Рау-Ли, что-то увидев в микроскопе, потер лицо и снова припал к окуляру. Еще минута, слишком долгая, – и он устало откинулся на спинку кресла. Следующую минуту он сидел так, словно на него сейчас навалились все печали Вселенной. Затем отправился в основную лабораторию. Там в тот момент находились Шершнев и Сай Мейн’ар, возглавлявший исследовательскую миссию.

Выслушав доклад рафанца, ученые пораженно замерли. Дальше Шершнев стремительно понесся в отсек, где хранились защитные костюмы. Спустя какие-то полчаса они обнаружили, что розовая легко преодолела все защитные барьеры и проникла на очередной корабль.

Они изолировали зараженного Уали и членов группы исследователей от остального экипажа, пытаясь спасти жизнь другим, уже даже не себе.

Из бортового журнала корабля ОБОУЗ, идентификационный номер шесть-пять-шесть-три.

Я добавила громкость, слушая погибшего последним х’шанца:

– Отчет ведет глава миссии Сай Мейн’ар. Согласно данным о погибших транспортах, полученным из космопорта планеты Т-234, и сведениям, собранным в ходе исследовательской операции, можно сделать однозначный вывод: инкубационный период заражения розовой варьируется. В случае с кораблями с Т-234 он длился от десяти до двенадцати стандартных космических суток. При переносе розовой от зараженных на новых носителей инкубационный период сократился до суток. Причина сокращения периода не выявлена.

Я смотрела запись дальше, наблюдая за тем, как каждый час изолировали очередных заболевших. Экипаж уберечь не удалось. Они боролись за жизнь, перепробовали все новейшие лекарства и технологии, подбирали схожие типы бактерий, лечение.

Спустя, наверное, часов восемь я добралась и до этой записи.

Из бортового журнала корабля ОБОУЗ, идентификационный номер шесть-пять-шесть-три.

– Отчет ведет командир миссии Сай Мейн’ар. Систематизация данных. Первичные признаки заражения спустя четыре часа после контакта. Первые симптомы при внешнем осмотре: поражение нервной ткани, стремительное нарушение остроты зрения, аритмия, судороги. С каждым часом, по данным электрокардиографии и миографии, с переходом вплоть до полной AB-блокады III степени к 48 часам с последующим параличом и полной остановкой сердца, в среднем к 62–65-му часу у большинства зараженных независимо от расы. Поражение кожных покровов в виде полного некроза слизистых и дермы с 28–32-го часа. Тотальное поражение желудочно-кишечного тракта в виде проявления желудочного, кишечного и носоглоточного кровотечений, выраженной желтухи у землян и выраженного позеленения кожных покровов у ашранцев ввиду замещения у их расы в гемоглобине ионов железа на медь…

Так быстро, мучительно и неотвратимо. Я нервно растерла холодные ладони. По данным лабораторной и инструментальной диагностик я отметила развитие тяжелого поражения в разных стадиях всех функций кроветворения, свертывания и образования антител.

Меня поразило, что при световой микроскопии даже с использованием новейших иммуногистохимического и FISH-анализов не удалось выявить ни одного цельного тканевого и даже клеточного элемента пациента. Однако при пятидесятикратном увеличении удалось выявить неких биологических агентов, расцененных как бактерия неизвестного типа.

Я смотрела на неведомую бактерию как на самого лютого врага. И не важно, что сотни, тысячи раз видела подобных ей – ведь раньше я не была свидетелем таких вот «побоищ».

Большой экран кибера показывал розовую: почти обычную палочковидную, но с непонятным пока утолщением с одного конца, из-за чего она походила на булаву. Причем мохнатую булаву: множество ворсинок слегка шевелились в среде, куда ее поместили для исследования. Верхняя капсула довольно толстая, с розоватым оттенком. Именно поэтому при большом скоплении колоний на твердой среде она становится ярко-розовой.

Единственное ее отличие – странное свечение, из-за которого зашкаливали все показатели, не дающее понять, что же это за увеличение в конце палочки. И все-таки это бактерия?

Данные, данные, записи – в конце просмотра у меня уже в глазах рябило.

Даже вполне удобное рабочее кресло не спасло меня от последствий многочасового кропотливого изучения и сопоставления данных: шея затекла, ноги тоже. Устало откинувшись на спинку, я осторожно покрутила головой. Потерла глаза, потянулась и решила сделать перерыв. А что может быть лучше музыкальной зарядки? Да и мозги проветрить полезно.

Включила тяжелый рок. Сняв жакет и залихватски покрутив им в воздухе, прежде чем бросить в кресло, я осталась в легкой симпатичной маечке на бретельках. Несколько минут методичной разминки под ритм бас-гитары и ударных – и монотонные движения наскучили. Поэтому я обернулась на своего вечного спутника, а по сути, тень – нанатон, зависший в углу лаборатории, блестевший черными полированными боками под ярким искусственным освещением. Сняла сначала одну сережку и аккуратно разгрузила своего «псевдоносильщика», сложив все на белоснежном рабочем столе. Затем сняла вторую, полностью деактивировав «глушитель».

Нанаты, получив свободу, сначала хаотично рассыпались по помещению, словно тьму в воздухе распылили, а потом, подчиняясь моим мыслям, сформировали тень. И стоило мне погрузиться в звуки музыки – окутали подобно клубящемуся в сумерках туману. Симбионты кружили, иногда касаясь моего тела: рисовали темные узоры на белой майке, стекали ручейками по ногам и рукам и снова маленькими фонтанчиками устремлялись вверх. Мы расслаблялись, отринув все условности и сдерживающие факторы.

Я сменила тяжелый рок на зажигательную ритмичную мелодию в стиле латино, и понеслось… Сначала быстрое шассе. Шаг, приставка, шаг, вправо и влево. Более медленный шаг назад и возвращение вперед. Главное – чувствовать завораживающий ритм танца и дать волю своим эмоциям. И можно раскрепощенно импровизировать, фантазировать и получать удовольствие от себя. Скоро кровь побежала быстрее, тело наполнилось энергией, а усталость сменилась легкой эйфорией. Музыка и танцы всегда творят со мной чудеса.

Нанаты, не сдерживаемые «глушилкой», полностью отражали мои желания и эмоции, повторяя движения тела, работу мышц, но чего-то явно не хватало. Хихикнув, я поняла, чего именно, и тут же моя симбиотическая тень словно изнутри взорвалась, резко увеличившись в размерах, и перетекла в мужскую фигуру – партнера для танца. Теперь мы отжигали румбу «вдвоем».