Почему у Грузии получилось - Лариса Буракова

Сразу после Революции роз, в январе 2004 года вернулся в Грузию, где занялся частным бизнесом. В марте 2005 года был назначен первым заместителем министра охраны окружающей среды и природных ресурсов, а в 2007 году – министром. В 2008 году занял должность заместителя главы администрации президента. С декабря 2008 года – управля– ющий партнер в тбилисском консультационном агентстве GDC Solutions.

Важным компонентом аукциона стала возможность отсроченного платежа. Иными словами, если во время торгов цена лота перешла определенный лимит, то у лицензиата есть возможность выплатить сумму по частям. Например, если итоговая цена свыше 60 тысяч долларов, ее можно внести в течение 2 месяцев, свыше 600 тысяч долларов – за 12 месяцев, свыше 3 миллионов долларов – за 18 месяцев и т.д.

До реформы было шесть типов геологических лицензий (на изучение, на раскрытие руды и т.д.). Фактически они существовали только для того, чтобы приходилось давать взятки отдельно за каждый вид деятельности. Для упрощения этой схемы и устранения источников коррупции все шесть лицензий были объединены в одну, что логично: чтобы перерабатывать руду, надо сначала изучить месторождение, затем исследовать ископаемые, потом их добыть и т.д. Чантладзе рассказывает:

Раньше геологи, получив информацию о руде, брали лицензию на исследование на десять лет. У них не было денег, они ничего не делали, а только искали инвестора, как правило иностранного. Найдя, просто трясли с него деньги за возможность вести добычу. Просто аферисты!

Был даже такой случай: мы аннулировали старую, неправильно выданную лицензию. И вдруг появилась некая греческая компания, котируемая на Лондонской фондовой бирже, которой эти аферисты сказали, что вот, мол, новое правительство отбирает у нее лицензию. Но когда мы им объяснили, что старая лицензия выдана неправильно и из-за этого у них будут проблемы на бирже, они даже нам благодарность выразили.

На нынешней аукционной схеме процесс реформирования не остановился. Еще в 2004 году Бендукидзе делился такими планами: «Мы хотим перейти на имущественные отношения в ресурсопользовании – это касается и недр, и частот, и лесопользования. Мы хотим делать это не в форме лицензирования того или иного вида деятельности, а сначала в форме аренды и впоследствии сможем перейти к нормальной собственности на ресурсы, что, безусловно, создаст вторичный рынок этих ресурсов и сделает более эффективным их использование»[215].

К первым шагам по реализации этой идеи можно отнести изменения, начавшиеся в лесной отрасли.

В феврале 2007 года Министерство по защите окружающей среды и природных ресурсов начало лесную реформу, которая проводилась по двум основным направлениям: введение долгосрочной лицензии (с последующей перспективой приватизации) и реформирование административных органов лесного хозяйства.

«Конечно, было бы лучше отдавать в аренду и приватизировать территории, но надо учитывать политическую ситуацию. Люди начинают очень беспокоиться, когда им говорят, что будут приватизировать лес, а когда на пользование лесом выдается лицензия, то население к этому относится гораздо спокойнее», – полагает Звиад Чеишвили.

Срок действия долгосрочной лицензии – от двадцати лет. В ней указано, что ее владелец обязуется привлекать к лесозаготовочным работам до 90 процентов работников из числа местных жителей, а также не препятствовать использованию населением других лесных продуктов – грибов, трав и ягод. Кроме этого, он обязан заботиться о культурных, исторических и архитектурных памятниках, находящихся на территории лесного массива[216].

Поначалу планировалось часть леса передать в долгосрочное пользование, часть – местному самоуправлению или в собственность крестьянам (приблизительно по 2 гектара каждому) и около 15 процентов сделать защищенными территориями – национальными парками[217]. У центральной власти должны были остаться не какие-то закрепленные за ней территории, а только законодательные и контрольные функции. По словам Чеишвили, чтобы довести эту реформу до конца, не хватило года или полутора:

Мы уже приготовили новый лесной кодекс, новые нормативные акты, но пока это только проект. Удалось изменить лишь малую часть законодательства в этой сфере, основное осталось нетронутым – поэтому многие вопросы сейчас можно трактовать по-разному. Более того, многие из тех, кто был в правительстве на момент начала реформы, ушли, а пришедшие им на смену из-за непростой политической ситуации в стране боятся принимать смелые решения, предпочитают оставить все как есть. В то время, когда мы были у власти, мы очень мало думали о непопулярности своих действий. Считали, что это дело правильное, и просто шли вперед.

После событий ноября 2007 года открытое политическое сопротивление на время утихло, но российско-грузинская война в августе 2008 года вызвала новый виток противостояния. 9 апреля 2009 года, в День национального единства, когда вспоминают погибших в 1989 году при разгоне митинга в Тбилиси силами Советской армии, лидеры оппозиции вывели на центральный проспект имени Руставели своих сторонников, объявив бессрочную акцию протеста. Многотысячная толпа скандировала напротив здания парламента: «Миша, уходи!» Прежние соратники Саакашвили экс-председатель парламента Нино Бурджанадзе, бывший посол Грузии при ООН Ираклий Аласания, бывший министр иностранных дел Саломе Зурабишвили и другие лидеры оппозиции говорили, что митинг не прекратится до отставки президента. Митингующие перекрывали центральную улицу, располагали свои палатки и символические клетки вокруг новой резиденции, напротив здания телеканала «Общественный вещатель».

Власти никак не вмешивались в происходящее. И к маю 2009 года в центре Тбилиси было больше мусора, чем митингующих.

Вато Лежава убежден: то, что происходило на улицах, было «конвульсиями умирающего советского общества с этническим грузинским оттенком, которое живет “по понятиям”, а не по закону».

В течение двух с половиной месяцев ситуация практически не менялась. И только лишь к приезду в Тбилиси 22 июля 2009 года вице-президента США Джозефа Байдена, когда весь центр города был перекрыт правоохранительными органами, конструкции, оставшиеся от митингов оппозиции, убрали. По центральному проспекту открыли автомобильное движение, жизнь потекла в обычном русле, все рассосалось само собой.

Но на время этой «проверки на прочность» и общества, и оппозиции, и властей все политически значимые реформы замедлились. После стремительного старта аукциона лесных массивов в 2007 году, когда на 3,6 процента леса были выданы долгосрочные лицензии, процесс приостановился вплоть до осени 2009 года.

Были проданы лицензии лишь на шесть из 15 объектов, в результате чего в бюджет поступило около 475 тысяч долларов. Представители оппозиции уверяли, что именно «в результате борьбы Лейбористской партии удалось спасти пять лотов», а «преступный план властей по продаже лесов» был сорван[218].

Очевидно, здесь проявляется та проблема, на которую обращает внимание Звиад Чеишвили:

Мой отец спрашивал: «Зачем вы леса продаете?» Я один раз посидел с ним, поговорил, но к согласию мы не пришли. Потом мы уже просто не обсуждали эту тему. Когда видишь, что очень трудно человеку что-то понять, потому что он так воспитан, он так привык, то решаешь просто с ним не разбираться. Это и есть самая главная проблема коммуникации. И это было, я думаю, очень большой ошибкой.

Пожалуй, эта ошибка – неизбежная беда всех реформаторов. С одной стороны – желание сделать то, что считаешь важным, нужным, необходимым в конечном итоге для всех. С другой – нет ни времени, ни возможности разъяснять каждый свой шаг этим самым людям, без включения которых в новые экономические процессы ничего не сложится. А с третьей стороны – все эти оплошности, неточности, неясности тут же используют противники. И далеко не всегда применяют честные методы.

Оппозиция уже пыталась повлиять на процесс продажи лесных массивов, законодательно закрепив требование через год обязательно предъявлять государству положительное аудиторское заключение FSC[219]. Но на заседании правительства в июне 2009 года это требование, принятое в качестве уступки «зеленым», удалось упразднить. Грузинские экологические организации сопротивлялись принятию нового закона о лесопользовании, утверждая, что если выдать долгосрочную лицензию, то весь лес вскоре будет вырублен. Тогда представители Министерства по защите окружающей среды отправились в Бонн, где находится головной офис FSC, с тем чтобы объяснить свою позицию по этому вопросу. Вспоминает Давид Чантладзе:

После презентации, где были сформулированы планы министерства, концепция разумного использования леса и методы согласования вопросов лесопользования, сотрудники FSC нам говорят: «Оказывается, вы – нормальные люди. До вашего приезда нам позвонили из Всемирного фонда дикой природы Грузии и сказали, что к нам собираются дикари из грузинского руководства, которые хотят весь лес вырубить, все разрушить».