В погоне за призраком, или Испанское наследство - Питер Марвел

Он грубо схватил Лукрецию за руку и поволок ее вон из каюты. Она вскрикнула от боли, но Роджер был неумолим. Через минуту они оказались на палубе, которая была полна таких же оборванных и отвратительных людей. Нет, людьми их назвать было просто невозможно! Это было какое-то скопище человеческих отбросов – с искаженными пороком лицами, со спутавшимися волосами, голые по пояс, с окровавленными саблями в руках. Скаля зубы, с безумным блеском в глазах, они расхаживали по скользкой от крови палубе, то и дело наклоняясь над трупами, беззастенчиво обыскивая их и стягивая с них одежду.

Жестокое сражение между флибустьерами и англичанами принесло огромные потери обеим сторонам. Около двухсот трупов лежали там, где застигла их смерть, – на палубе, полубаке и полуюте взятого на абордаж корабля. Тут были и изрубленные в рукопашной, и разорванные ядрами и гранатами, и убитые из ружей и пистолетов. Среди залитых кровью мертвецов то и дело попадались раненые, но пираты приканчивали их ударами сабель, не различая ни своих, ни чужих. Англичане потеряли около ста пятидесяти человек, пираты – около полусотни.

Капитан «Мести» был убит выстрелом из мушкета в лицо. Лукреция увидела его бездыханное тело с раздробленной головой, лежащее в луже крови всего в десяти шагах от нее, а над мертвецом, торжествуя, стоял сам дьявол. Во всяком случае, Лукреции так показалось.

Дьявол был огромен, голова его была повязана засаленным куском когда-то драгоценной парчи, из-под которой торчали куски фитилей. Рожа его заросла черной бородой, причудливо заплетенной в косички и обернутой вокруг ушей и шеи; дополняли портрет пылающие злобой глаза и громовой голос, который Лукреция и вспомнила теперь, услышав ор французского боцмана. Но голос пирата был куда страшнее.

– Я Черный Пастор! – ревел он, обращаясь к пленным, из которых многие были ранены, под пинками и ударами пиратов выстраивающимися у левого борта. – Я послан Небом, чтобы покарать вас за грех, который вы совершили, когда вышли в море, потому что такие недоноски, как вы, недостойны плавать по морям, держать в руках оружие и пить ром! Вы должны сидеть на суше, собирать козье дерьмо и крепко держаться за бабью юбку! За то, что вы нарушили определенный Богом порядок вещей, я намерен покарать вас, отправив прямиком в ад! Кстати, Дик, ты бы проследил, чтобы ребята побыстрее отцепили от левого борта нашу бедную шхуну, – вдруг прервав сам себя скомандовал он как ни в чем не бывало. – Рубите канаты к чертовой матери – надо отваливать[26], а не то запалим кораблик.

Дик оглянулся и, отшвырнув Лукрецию, заорал в сторону пленных:

– Эй, вы! Плотник, канониры, кок и судовой врач могут выйти вперед и заключить контракт с капитаном! Остальные – как им будет угодно!

Нестройные ряды экипажа «Мести» дрогнули, и вперед нехотя выступили дюжины две человек, среди которых Лукреция узнала обедавшего с ними в кают-компании доктора.

– А ты, Гарри, вели снять пушки и другое добро с нашей шхуны! Пусть оставшиеся в живых валят на нее, если предпочитают сгореть, а не утонуть!

Тем временем Черный Билл снова воздел к небу свои мосластые нечистые, руки и заорал еще громче, закатывая глаза:

– И увидел я, как отдало море мертвых, бывших в нем, и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них, и судим был каждый по делам своим! Но прежде чем отдать – нужно взять, а потому привяжите-ка этих грешников к балласту и сбросьте в море. Когда явится всадник на коне бледном вершить свое правосудие, у него будет из кого выбирать!

Черный Пастор захохотал. Пираты дружно подхватили его смех и с видимой радостью бросились исполнять приказание. В мгновение ока один из офицеров «Мести» был связан и с ядром на ногах сброшен за борт под одобрительные крики шайки.

Дик яростно тряхнул головой и, подозвав своего боцмана, что-то тихо приказал ему. Тот двинулся в сторону пленных, которые не пожелали перейти на сторону разбойников, и принялся что-то объяснять окружившим его пиратам.

– Остановись, гнусный негодяй! Ты грязный разбойник и не смеешь всуе поминать святое Имя нашего Господа! Это тебе и твоей банде уготован ад, мерзавец! Но у тебя еще есть время оставить свои злодеяния и покаяться. Прислушайся к голосу совести!

Лукреция не могла поверить своим глазам. Ее муж был жив и, более того, нисколько не потерял присутствия духа, несмотря на свое плачевное положение. Он бесстрашно выступил из толпы пленных и, глядя прямо в глаза ужасному пирату, твердо произнес свою отповедь.

– Что?! Что сказал этот павлин? Он посмел угрожать мне адом? Мне?! Весь испанский Мэйн[27] знает, что ад здесь представляю я, Черный Пастор! Такая дерзость заслуживает особенного наказания. Не знаю пока, что я с тобой сделаю, глупая скотина, но это будет особенная казнь, поверь мне! Ты будешь рассказывать о ней в аду с гордостью, пока черта будут вставлять тебе в зад огромный гандшпуг!

Снова послышался смех, но тут же оборвался. Роджер, окровавленный, одноглазый и страшный, шагнул вперед и сказал громко:

– Послушай, Билл! У меня к тебе одна просьба – отдай его мне! Я хочу прикончить его своими руками.

Бородатый пират изумленно уставился на говорящего.

– Отдать его тебе?! – воскликнул он. – Кто ты такой; Дик? Разве ты вершишь здесь праведный суд и воздаешь всем по грехам его?

– Я твой картирмейстер, если ты забыл! – рявкнул в ответ Дик. – Хотя с утра я вроде бы не сильно изменился. А что касается суда праведного, то он меня не очень интересует, ты знаешь. Но к этому павлину у меня свои счеты. Однажды он кое-что взял у меня без спроса, но теперь настала пора вернуть должок!

Черный Пастор выпучил глаза, переводя взгляд то на своего помощника, то на лорда, который по-прежнему сохранял презрительный и независимый вид. Капитан пиратов не мог не прислушаться к словам квартирмейстера, но ему ужасно не хотелось прекращать начатое представление. Как всякая артистическая натура, он ревниво относился к своим задумками терпеть не мог, когда кто-нибудь мешал их исполнению. Неизвестно, чем бы кончился этот спор, если бы не наступила неожиданная развязка.

Леди Бертрам подскочила к тому, кого пираты называли Диком, и, размахнувшись, влепила ему пощечину, звон от которой в наступившей тишине прокатился от носа до кормы.

– Ты жалкий холуй! – воскликнула она. – Ты всегда был настоящим ублюдком своей матери-потаскушки и носил шпагу как вор! Жалкий неудачник, ты наконец нашел достойное тебя общество! Ха-ха, – в исступлении она расхохоталась. – Как я могла полюбить такое ничтожество, такую дрянь! И ты еще можешь осуждать меня за брак с человеком, у которого ты не достоин быть даже лакеем! Будь ты проклят!