Скандал в Дуате (СИ) - Богунова Алекса

− Кто такой Саб?

− Саб − Учитель. Советник. Поводырь. Разве ты не знаешь?

В который раз я удивилась способности восточных людей изъясняться загадками. Иногда их ответы на мои вопросы могли значить все и ничего одновременно.

− Откуда мне знать? Понятно, что советник, если взялся советовать. А как выглядит этот ваш советник и поводырь?

На ее лице появилась недовольная гримаса.

− Никак. Он есть, он говорит, он присутствует. Ты знаешь, что надо делать так, как говорит Саб. Но потом никто не помнит, как он выглядел, когда являлся тебе. Я должна исполнить его волю. Он просил не препятствовать женщине с браслетом Маат, − Рахема еще раз указала на мое украшение. − Не препятствовать − значит, помочь, если сама об этом просишь. Я не могу противиться. Саб сказал, что я ушепти.

Знакомое слово.

− Ушепти?! Кто такие − эти ушепти? − я буквально впилась в Рахему.

Про ушепти поминал и следователь Свиридов, только объяснить, что это такое, не мог.

− Ушепти должны делать работу вместо богов или фараонов, если те их призовут из Загробного Царства. Боги или фараоны обращаются к ушепти, когда сами не могут сделать свою работу, и боги не обязаны нам докладывать, по каким именно причинам. Не могут − и все. Или не хотят делать работу. Ушепти должен ответить «Я здесь», и выполнить их волю. Боги или фараоны могут использовать физическую оболочку ушепти, либо оболочку его «ка» − двойника − в своих целях.

− Я запуталась, − честно призналась я. − Как-то у вас все слишком запутанно, нечетко. «Ка», ушепти, физическая оболочка…Как вы только отличаете одно от другого?

− Что непонятно? По-моему все ясно. Ты − чужая, из другой страны. Поэтому тебе никогда не понять нас.

− Чужая − не чужая, а вот приходится вникать, извини. Возможно, для египтян такое объяснение выглядит нормально. У вас в Египте своя логика, египетская. Но это очень удобно, согласна. Не хочешь сам работать − поручи ушепти. А кто может стать ушепти?

− Кто угодно. Кроме той, у кого на руке браслет Маат, Маат нельзя сделать ушепти. Ты говоришь сама от себя, а мы выполняем волю Саба, − Рахема начала проявлять недовольство. − Мы много разговариваем, Полина. Теряем время. Нам пора. Зачем тебе надо видеть Александра?

− Я хочу задать ему несколько вопросов.

− Это невозможно. Он в коме, − в миндальных глазах Рахемы блеснули слезы. − Его нашли без сознания на улице, в районе порта, несколько дней назад. У него не было документов. Это я узнала Александра, когда его привезли сюда. У него нет никаких ран, ушибов, переломов. С ним вообще все в порядке, как говорят врачи. Он просто в коме. Он не здесь, не с нами. В другом мире. Его отец − Сефу − хочет перевезти Александра в Каир. Говорит, что здесь плохие врачи, но это неправда. Врачи делают все правильно. Я видела Александра. Он лежит такой красивый, живой, будто сейчас откроет глаза и заговорит со мной.

Рахема не выдержала и расплакалась. Похоже, Александр был для нее больше, чем друг. Я не представляла, как ее успокоить. У Рахемы нервы оказались что надо. Она быстро взяла себя в руки, деловито промокнула слезы, выкинула бумажный платочек в урну и обратилась ко мне с самым невозмутимым видом. У девочки оказался сильный характер.

− Что будем делать? Александр не сможет ответить на твои вопросы.

− Тогда я просто хочу на него взглянуть, я должна. Будь моя воля, вообще бы сюда не приезжала. Но я здесь тоже не по своей воле. Не зря же тебе сегодня приснился Саб? Это ведь что-то значит?

Рахема оказалась предприимчивой особой. У нее быстро созрел план. План выглядел не ахти каким законным, если принять во внимание строгости местного госпиталя.

Девушка предложила мне нарядиться медсестрой, чтобы вместе без проблем проникнуть в палату. Предстояло обмануть охрану, которую выставил там отец Александра. Один из охранников с минуты на минуту должен уйти пить чай. Чай у охранников по расписанию, никогда не пропустят. Перекус у них на первом месте. Другого охранника отвлечет подруга Рахемы. У нас будет минут десять, чтобы посмотреть на Александра, не больше, предупредила Рахема. Поэтому следует поспешить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

− Зачем там охрана? − удивилась я. − Разве жизнь Александра в опасности? На него кто-то покушается?

− Охрану выставил отец Александра, как только ему сообщили о состоянии сына. Может быть, он не желает, чтобы сына беспокоили визитами? Может быть, он тоже знал, что ты придешь?

Об этом я не подумала,

− А где мать Александра? Она с ним?

− У него давно нет матери. Она умерла. Александр не любил говорить о своей семье. Мне всегда казалось, он сторонится родни. В их семье произошло какое-то несчастье, но Александр всегда отмалчивался, когда я спрашивала. Только слухи. Кажется, его мать сгорела, когда был пожар. Я почти ничего не знаю. Он думал, что это его последний визит в Хургаду. Больше не хотел возвращаться в Египет. Он собирался забрать меня в Америку.

− Вот как? Вы настолько близки? Мне жаль, Рахема, так жаль… Теперь все понимаю. Как же мне жаль, правда.

− Я готова умереть за него, − ее губы вновь дрогнули. − Пожалуйста, сделай все, чтобы он снова открыл глаза и стал прежним! У тебя есть браслет Маат. Это очень сильная вещь! Я верю, что у тебя получится разбудить моего Александра.

Я сама не знала, что именно у меня получится, а что нет? Не доводилось извлекать людей из комы. Не хотелось кормить влюбленную девушку пустыми обещаниями. Мне показалось, что Рахема ждет от меня чуда. Я сама только что лишилась мужа. Но разве я могу вернуть его, хотя бы для того, чтобы развестись по-человечески?

В закутке для персонала мне подобрали подходящую по размеру форму. Свою одежду, сумку с вещами и документами мне пришлось оставить в шкафчике Рахемы.

Вскоре мы с ней, изображая милосердных сестричек, толкали перед собой тяжелую тележку со склянками, ампулами и шприцами по коридору в направлении палаты, где лежал Александр.

− Что делать, если ко мне пристанет кто-то из вашего начальства? − шептала я, озираясь по сторонам.

− Молчи, опускай глаза и стесняйся, − посоветовала Рахема. − Скажу, что ты новенькая, дурочка из деревни. Стажируешься. Они в госпитале самые забитые.

− Рахема, какая деревня? Я не похожа на египтянку из деревни! − тихо запаниковала я.

− Я скажу, что ты из русской деревни. У нас полно ваших работает. Не волнуйся, ничего не будет. Мы идем спокойно, никуда не спешим. У нас все хорошо. Мы на работе. А вот и палата. Стоп. Моя подруга уводит охранника. Подождем.

Около палаты подруга Рахемы, худенькая, подвижная медсестра, разыгрывала целый спектакль. Доказывая что-то, она отчаянно жестикулировала перед носом крупного, угрожающего вида египтянина в черном костюме. Наконец, он согласился с ее доводами и нехотя потащился следом, озираясь на оставленный пост. Когда они скрылись за поворотом коридора, мы не мешкая юркнули в дверь.

В палате стоял резкий запах лекарств, словно, предварительно перемешав, ими протерли пол и стены. Было прохладно и зловеще тихо. За полупрозрачной занавеской, в середине комнаты на высокой кровати, подключенный к множеству медицинских приборов, лежал Александр. Его тело до подмышек закрывало светло-зеленое плотное одеяло. Левая рука была утыкана всевозможными датчиками.

Невозможно ошибиться − это был тот самый юноша, с которым я говорила в магазине «Сувениры Шенти». Глаза плотно закрыты. Бледное лицо будто занесено тонким слоем алебастровой пыли. Жизни в нем, признаться, в тот момент оставалось не больше, чем в экспонатах музея восковых фигур.

Рахема, как только увидела Александра, оттолкнула тележку и припала лбом к безжизненной руке. В палату в любой момент могли войти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

− Рахема, не время плакать, − я тронула ее за плечо. − Дай мне взглянуть на Александра поближе.

Когда Рахема отстранилась, я взяла Александра за руку и тихо позвала его по имени. Не знаю, чего я хотела добиться, но результат превзошел все ожидания. Юноша неожиданно открыл глаза. Он приподнял голову, вцепился в край моей одежды и с необыкновенной силой потянул на себя.