Ричард Длинные Руки – коннетабль - Гай Орловский

И мы, оба обладатели душ, смотрим друг на друга и ломаем в себе то "человеческое", что присуще всем человекам, коровам и свиньям. И подчиняем тому, чего нет у свиней, червяков и простолюдинов.

Еще час я отдыхал в отведенных мне покоях, оттаивал и восстанавливал силы после долгой и трудной дороги, но на самом деле просто страшился выйти и снова встретиться с леди Беатриссой.

Зашел Саксон, доложил, что конь вовсю жрет подковы, очень доволен, а слуги помнят его вкусы и наперебой таскают ему всякое ненужное железо.

– Не разбалуйте, – посоветовал я, – а то начнет харю воротить от некондиционных продуктов. А то и несертифицированных.

Саксон помялся, я видел вопрос в его запавших глазах, но сам помогать не стал, и Саксон все-таки решился спросить:

– Простите, сэр Ричард… у вас с леди Беатриссой все нор shy;мально?

Я невесело улыбнулся.

– Все в порядке, Саксон.

– Точно? – переспросил он и пояснил торопливо, чтобы я не расценил как непростительную дерзость и попытку сунуть нос не в свои дела: – А то, вы ж понимаете, мне будет трудно выполнять противоречивые приказы…

– Таких не будет, – заверил я. – Саксон, в наши дни мужу опасно оказывать жене какое-либо внимание на людях. Это заставляет всех думать, что втихую лупит ее, когда остаются наедине. Увы, счастливые браки настолько редки, что в них уже не верят.

Он посмотрел на меня с великим уважением.

– Сэр Ричард, все-то вы учитываете… Я когда вас только увидел, сразу понял: вот он – настоящий лорд!

– Эх, Саксон… Твои слова бы да Богу в ухи.

Он ухмыльнулся.

– Говорят, Господь больше слушает нас, простых солдат.

– Будем в это верить, – согласился я.

Я проводил его взглядом до двери, и, как в самом деле лорд, вспомнил, что вообще-то Бог на стороне больших батальонов, но число, как показывает опыт, можно уравновесить умением и выучкой, а также лучшей экипировкой. Я это уже начал еще в самом первом замке, велев Гунтеру обеспечить широкомасштабное производство дорогих и сложных составных луков. Если бы и все остальные проблемы гроссграфа были бы той же сложности!

Молоденькая служанка, а иных к гостям-мужчинам не посылают, внесла на большом подносе глиняную бутылку и две чаши. На меня поглядывает робко, прелести не демонстрирует, все в замке судачат о моих особых отношениях с хозяйкой, но на всякий случай сладко улыбается.

Я не стал спрашивать, зачем две чаши, так принято, но поинтересовался:

– Кстати, как там дела с пятнистым таким яйцом, что привезла леди Беатрисса?

Она посмотрела на меня в недоумении:

– Каким яйцом? А, вы про Красавчика?

– Нет, про яйцо, – повторил я. – Уцелело?

Она едва не выронила поднос.

– Так вы не знаете?.. Оттуда вылупился настоящий дракон! Правда, пока маленький. Не мелкий, а маленький. Детеныш. Смешной такой! А мамой признал, знаете, кого?

– Франсуазу, – предположил я.

Она огорчилась.

– Ну вот, вы знали!

– Нет-нет, – заверил я, – просто это было ожидаемо. Кто, как не она, возилась с ним?

– Она и сейчас возится, – сообщила служанка. – Он и спит в ее кровати. Вот так в обнимку и спят, представляете? Она и это пятнистое чудовище!

Я спросил обеспокоенно:

– А челядь его не обижает?

Она всплеснула руками:

– Помилуйте, ваша милость!.. Да тут чуть не дерутся, чтобы его покормить, почесать, приласкать!.. Избаловали, совсем на головы садится. Ну, не на головы, но на ручки сразу лезет. Сейчас еще ничего, а как вырастет?

– Где он сейчас? – спросил я.

Она ответила живо:

– Хотите, принесу? Пока леди Франсуаза с наставником занимается в своей комнате, его выставляют за дверь, и он всегда на кухне…

– Это мне знакомо, – подтвердил я. – Знаю одного такого… Тащи, посмотрим, что вылупилось.

Она живо метнулась к двери, очень заинтересованная, словно самой хочется подержать на руках и потискать, но старшие слуги не дают.

Я ходил вдоль стены, выглядывал в окно и все прикидывал, как мне лучше осуществить то, что задумал. Наконец распахнулась дверь, служанка переступила порог, прижимая к пышной груди толстого дракончика размером с откормленного кота.

Дракончик зевал, показывая розовую пасть, девушка попыталась закрыть дверь задом, не получилось, тогда пихнула ногой, едва удержавши равновесие.

– Ух ты, – сказал я, – в самом деле… крупненький.

– Да что вы, ваша милость!

Она бережно опустила его на пол, а когда распрямлялась, перехватила мой взгляд, направленный в ее низкий вырез. Это у нас, мужчин, непроизвольное, все претензии к Фрейду, все к Фрейду, но служанка точно так же настроена на проверку мужской реакции, и я видел, как довольная улыбка пробежала по ее полным губам.

Я опустился в кресло, дракончик сразу же, переваливаясь, как утка, засеменил ко мне. Я протянул к нему руки, а он, заторопившись, споткнулся и плюхнулся мордочкой о пол, проехал на мягком пузе, уткнувшись в носок моего сапога. Я начал его легонько поднимать, но он и без моей помощи вцепился в голенище сапога и умело покарабкался наверх. Я не шевелился, а он, принимая как должное, на коленях долго топтался, осматриваясь по-хозяйски, наконец лег и стал смотреть на всех с благожелательным интересом.

– Что-то он у вас толстый, – заметил я осторожно.

Она всплеснула руками, белыми и полными, как заметил только теперь.

– Какой толстый, какой толстый?.. Упитанный просто. Он и должен быть таким.

– Точно?

Она чуть смутилась, на пухлых щеках проступил нежный румянец.

– Ну, точно никто не знает, таких не видели, но… он же такой хорошенький!

– Это да, – согласился я. – Если хорошенький, то большим и противным не станет.

– Вот-вот, и мы так считаем!

Личико чистое, глазки наивные, ну совсем не помнит, что все звери и даже птицы в щеночках и птенчиках милые, забавные и очень хорошенькие. А потом из щеночков вырастают большие злые волки, из птенчиков – грифы-стервятники, а из хорошеньких девочек – отвратительные старые ведьмы.

– Ладно, – сказал я с усилием, – иди, а мы тут с ним вина выпьем.

Она охнула.

– Нельзя ему вино! Он еще маленький.

– А зачем две чаши?

Она потупилась.

– Ну, так положено. Вдруг у вас будет гость из благородных…

– Ладно, – согласился я, – упаивать его не буду. Так, выпьем, поговорим…

Она ушла, нерешительно оглядываясь, чувствует мой мужской зов, и в то же время нельзя, и не потому, что страшно перед хозяйкой, а любят, все здесь ее любят…

Глава 16