Жестокое перемирие - Александр Тамоников

– Отходим медленно, мужики, без паники! – прокричал Андрей, пятясь во внутренний двор.

Внезапно заработал крупнокалиберный пулемет, установленный на крыше бронеавтомобиля. Зимин не терял даром времени, забрался в люк и поливал свинцом подножие холма, утонувшее в клубах густого дыма. Двое укропов собрались перебежать, но пули подкосили их, прибили к земле.

– Окуленко, в машину! – гаркнул Ковальчук.

В бронированном «тянитолкае», защищенном с пяти сторон толстыми листами стали, было вдоволь места. Ополченцы загрузились в машину. Чумазые, бледные, в порванной одежде.

Выл от боли длинноволосый Антон Николаев. Пуля пропорола ему живот, он потерял много крови. Товарищи втащили его в салон, уложили на переднее сиденье. Липник держался за окровавленное ухо, как-то виновато поглядывал на командира.

Андрей с удивлением подметил, что в честную компанию затесались два чужака. Люди Ковальчука обращались с ними не больно-то гуманно, отвешивали затрещины, крыли матом.

Первый был невысокий, лысоватый, плотный, с погонами капитана украинской армии. Он сносил побои молча, только сжимал зубы.

Второй – сухопарый, высохший, с угловатым черепом. Волос на голове у него тоже было немного, череп украшала широкая залысина. Он носил камуфляж без знаков различия, щеголеватые ботинки. Запястье украшали здоровые швейцарские часы.

Этот фрукт, не мог молчать, надрывался фальцетом:

– Do not touch! You are not permitted me to touch! I have immunity! I am a citizen of the United Kingdom, I will complain![2]

– А это что за кексы? – удивился Андрей.

– Который хохол – командир батареи САУ «Акация» капитан Котрич Олесь Петрович, – объяснил Ковальчук. – Тот самый парень, который ежедневно кричал «Батарея, огонь!», прекрасно зная, что убивает гражданских и разрушает мирную инфраструктуру.

– Я просто выполнял свою работу, – сдавленно пробормотал украинский артиллерист.

– Да, конечно. Обычная работа, – сказал Андрей. – Чтобы штаны не сваливались. Понятно. Скажи, капитан, это ты командовал стрельбой, когда твоя батарея уничтожила колонну гражданских беженцев?

Капитан напрягся, паника забилась в его взгляде.

У Андрея потемнело в глазах. Он сбросил с плеча автомат и решил, что прямо сейчас прикладом выбьет дух из этой мрази.

– Все, капитан, хватит! Ты предлагаешь этому мерзавцу слишком легкую смерть. – Ковальчук шагнул вперед. – Не только ты пострадал. У меня тетку позавчера убило и двоюродную племянницу. Отвезем пленных в штаб.

– Ладно… – Затмение прошло, самое время включить мозги. – А это кто такой? – Андрей схватил за шиворот иностранца, лопочущего нечто непонятное.

– Отзывается на имя Брюс Фишер, – пояснил Ковальчук. – Я так понимаю, советник из Североатлантического альянса. Прибыл в Новороссию, чтобы учить украинских солдат убивать женщин и детей. Знаешь, капитан, пойми меня правильно, но мне как-то жалко стало его мочить, как самую заурядную мразь. Доставим куда следует, командование оценит. Это своему Савельеву спасибо скажи. Рушило штаб разнес парой выстрелов из «РПГ», а этих на развалинах нашли, под обломками – пытались выползти. Капитан был слегка контужен, но вроде оклемался.

Натовский советник энергично гримасничал, вопил, чтобы его немедленно отпустили.

– Отпустим, многоуважаемый сэр, не извольте беспокоиться, – проворчал Савельев и мощным ударом кулака отправил Фишера в хвост салона.

Последним в машину запрыгнул Голуб. Перед этим он раскрыл ворота. Зимин вывел броневичок со стоянки. Двигатель натужно ревел, из выхлопной трубы валил густой дым. Машина явно была проблемная, но вроде ехала. Кряхтел Лева Верещагин, припав к пулемету.

– Ексель-моксель! – вскричал в расстроенных чувствах Зимин. – Хлопцы, это же корыто с гвоздями! Где были мои всевидящие глаза?! Ладно, живы будем – не помрем!

– Мужики, кого-то не хватает! – крикнул Андрей, осмотрев прокопченные лица ополченцев.

– Панченко убили, – дрогнувшим голосом сказал молодой Добровольский. – Мы провода из хранилища вытягивали. Какой-то укроп в трансформаторной будке спрятался и засадил из автомата. На месте, сука, убил!.. Мы не успели его вытащить, нужно было уходить.

– Это так, Андрюха, – мрачно подтвердил Ковальчук, хватаясь за ручку над головой. – Начни мы вытаскивать – все легли бы. У нас в запасе секунды оставались. Жалко парня, но, как ни крути, потери минимальные.

– Эх, Олежка… – Добровольский вздохнул. – От него ведь вообще ничего не осталось.

Загрохотал пулемет на крыше. Верещагин давил на гашетку. На разгромленной базе кричали люди. Трое военных выбежали на дорогу, стреляли вслед уходящей машине. Их накрыло облако пыли от пуль, взбивших землю. Один повалился с перебитыми ногами, заорал. Остальные попятились, побежали обратно.

Сомнительное детище украинской военной промышленности уже проскочило ржавые ворота. Перед глазами ополченцев расстилалось поле.

– Зимин, только не по минам! – встрепенулся Андрей. – Держись дороги, не съезжай с нее!

Командование гарнизона в Ломове уже было в курсе последних событий. Вражеская база уничтожена, разрушительных обстрелов больше не будет! По крайней мере, какое-то время. Марчук был доволен. Танки Виктора Салина уже наготове, «Ноны» капитана Тарана ждали приказа! Город готовился встретить своих героев!

Неприятности начались еще до поворота. Ополченцам было ясно, что уйти просто так им не удастся. Во всех окрестных селах стояли украинские гарнизоны, а в Посевной, до которой по прямой десяток верст, и вовсе – танковый батальон аэромобильной бригады. Высоту, где находилась разгромленная база ВСУ, затянуло плотным дымом, видимым с любой точки района. Все же бойцы надеялись, верили, что им поможет уйти бардак, царящий в украинской армии.

Раненый Николаев вдруг начал издавать какие-то подозрительные звуки. Его выгнуло, глаза полезли из орбит. Он пытался что-то сказать, но из горла вырывался лишь булькающий лепет. Костюк пытался его перевязать, но кровь сочилась, не переставая. Ее потеря уже была невосполнимой. Раненый ополченец словно подавился, раскрыл рот, чтобы глубоко вздохнуть, и умер.

Зимин снизил скорость перед поворотом. Мрачные Горденко и Рушило укрыли мертвое тело брезентом, найденным под сиденьем. Добровольский злобно оскалился, сжал кулаки и повернулся к пленным. Украинский капитан благоразумно помалкивал, натовский советник что-то испуганно лопотал про права военнопленных.

– Не трогай их, – мрачно бросил Ковальчук. – Им еще достанется.

В открытое окно было слышно, как на востоке гудят моторы тяжелых транспортных средств. Украинская боевая техника шла на подмогу сослуживцам, угодившим в переплет.

Зимин ударил по газам, принялся выкручивать баранку влево. Бронеавтомобиль помчался на запад, мимо поля, вдоль Ванарвы и плотной полосы кустарника. До леса, синеющего вдали, оставалось не меньше пары верст.

От моста уже выворачивали приземистый грузовик на полугусеничном ходу, боевая машина пехоты, оснащенная скорострельной пушкой, пара тяжелых внедорожников. Люди, сидящие в них, сразу заприметили бронеавтомобиль, удирающий на запад, и устремились в погоню. Вырвался вперед проворный джип, ударил пулемет.

Зимин громко посылал к чертовой матери эту современную украинскую технику, которая даже скорости нормальной развить не может. Пули провыли над машиной, вспороли заросли чертополоха на обочине. Забила пушка, установленная на БМП. Первый снаряд улетел куда-то в поле. Это ж надо так промазать! Второй взорвался на обочине. Опять война?!

Верещагин возился в люке с пулеметом, хлопал коробкой, меняя ленту. Ударил жестко, грубо, толком не целясь. Джип, сокращавший дистанцию, вильнул в сторону, уткнулся в канаву. Водитель яростно газовал, пытаясь выбраться.

– Правильно, Лева, гаси их! – Добровольский злобно колотил кулаком по стене салона, видимо, хотел превратить ее в дверь.

Снова забилась в припадочном азарте пушка. Второй внедорожник вырвался вперед. Снаряды ложились уже ближе. «Спартан» взлетал на ухабах, уходил от преследования, а за ним разлеталась в клочья земля, летели ошметки придорожных трав.

Верещагин охнул. Его нога соскользнула с приступки, и он свалился на головы своим товарищам. Лысый череп был залит кровью, височную область раздробил осколок. Заместитель Ковальчука был мертв.

Добровольский, выкрикивая непечатные проклятья, полез в люк, остальные стали высовываться в открытые окна, пристраивали автоматы. Забился в приступе бессильной ярости пулемет. Но преследователи сокращали дистанцию. Безостановочно ухала пушка, снаряды ложились все ближе. Дорофеев и Рушило оттаскивали в хвост салона еще одного погибшего товарища.

– Окна закрыть, хватит проветривать! – проорал Андрей.