Иисус. Дорога в Кану - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взглянул ей в лицо, и она отвернулась. Я услышал музыку такой, какой слышала ее она: настойчивое биение. Я увидел факелы такими, какими видела их она: беззвучное мерцание.
Сумерки отступили.
Свет ламп, свечей и факелов ослеплял, они мерцали и сияли на шпалерах и крышах домов во всем городе.
Я слышал, как пение нарастает в сопровождении арф и более глубокого дрожащего звука лютней. Даже треск факелов вливался в хор.
Вдруг затрубили рога.
Жених въехал в Назарет. Он и его сопровождающие поднимались по склону холма навстречу радостным приветствиям.
Во дворе вокруг нас зажглись новые факелы.
Из средней двери дома вышли женщины в белых шерстяных платьях с разноцветными поясами, их волосы были убраны под тонкие белые покрывала.
Внезапно вознесся и замер большой белый балдахин, украшенный лентами. Его держали за ручки мои братья Иосий, Иуда, Симон и мой двоюродный брат Сила.
Улица перед домом наполнилась радостными криками.
В свет факелов шагнул Рувим, с венком на голове, в красивых одеждах. На его лице была такая радость, что мои глаза увлажнились. Рядом стоял его порывистый друг Иасон, который сейчас взялся сообщить о его прибытии звенящим голосом.
— Рувим бар Даниэль бар Хананель из Каны прибыл! — объявил Иасон. — За невестой.
Вперед вышел Иаков, и только тут я увидел рядом с ним нескладного, угрюмого Шемайю. Венок сидел на его голове криво, свадебное одеяние было коротковато из-за широких плеч и толстых рук.
Однако он был здесь! Он был здесь и теперь подталкивал Иакова вперед, навстречу взволнованному и светящемуся от счастья Рувиму, который вошел во двор, широко раскинув руки.
Молчаливая Ханна кинулась к двери дома.
Иаков обнялся с Рувимом.
— Рад приветствовать тебя, мой брат! — громко сказал Иаков, так что все услышали и ответили оглушительными хлопками. — Рад приветствовать тебя в доме твоих братьев, ибо ты пришел взять за себя свою родственницу.
Иаков отошел в сторону.
Факелы двинулись к двери дома, и Молчаливая Ханна отошла и жестом позвала Авигею, чтобы та вышла вперед.
И она вышла.
Окутанная множеством покрывал из египетских прозрачных тканей, она шагнула в мерцающий свет. Ее покрывала были расшиты золотом, ее руки были украшены золотом, на пальцах сверкали разноцветные кольца. И сквозь густой переливающийся туман белой материи я увидел ее сияющие темные глаза. Густые темные волосы водопадом струились ей на грудь под прозрачными покрывалами, и даже на обутых в сандалии ногах переливались великолепные драгоценные камни.
Иаков возвысил голос.
— Вот Авигея, дочь Шемайи, — сказал он, — твоя родственница и сестра, которую ты берешь теперь, с благословения ее отца, братьев и сестер, себе в жены, в доме отца ее, и пусть отныне будет она тебе сестрой, и пусть ваши дети станут тебе братьями и сестрами, согласно Закону Моисееву, как то записано, да свершится по слову сему.
Бараньи рога затрубили, арфы забренчали, цимбалы звенели все чаще и чаще. Женщины подняли бубны, присоединяясь к громкой музыке, летевшей с улицы.
Рувим сделал шаг вперед, как и Авигея, и они встали друг перед другом под свадебным балдахином, слезы беззвучно катились из глаз Рувима, когда он потянулся к покрывалам своей невесты.
Иаков протянул руку между двумя фигурами.
Рувим говорил, обращаясь к лицу, которое он видел теперь прямо перед собой, скрытое всего лишь прозрачной тканью.
— Возлюбленная моя, — сказал он. — Мы были разлучены с тобой с самого начала времен!
Иаков подталкивал Шемайю, пока тот не оказался за плечом у жениха. Шемайя смотрел на Иакова так, словно его загнали в угол, и он сбежал бы, если б мог, но затем Иаков стал что-то шептать ему, вынуждая заговорить.
— Дочь моя принадлежит тебе, — сказал Шемайя, — с этого дня и вовеки веков.
Он неловко покосился на Иакова, и тот кивнул.
— Пусть Господь Небесный, — продолжал Шемайя, — направляет ваши пути, оберегает вас обоих и вечно дарует вам мир и благодать.
Его слова потонули в торжествующих криках.
— Бери Авигею в жены, — сказал Иаков, — согласно закону и заповедям, записанным в Книге Моисея. Бери ее сейчас и веди в свой дом и дом своего отца. И пусть Господь и весь Двор Небесный благословляет вас на пути домой и всю вашу жизнь!
Последовала новая неудержимая волна хлопков и восклицаний.
Женщины сгрудились вокруг Авигеи. Иасон потянул Рувима назад, прочь со двора, и все мужчины вышли за ними, кроме моих дядьев и братьев. Балдахин лишь слегка сложили, когда выносили через ворота, и невеста, сопровождаемая по бокам всеми женщинами дома, включая Маленькую Марию, и Маленькую Саломею, и Молчаливую Ханну, последовала за ним, но только одна Авигея шла под пологом. Когда вышли на улицу, балдахин снова растянули.
Звуки рогов заглушали все более проворное и живое звучание арф. Флейты и дудки выводили радостную мелодию.
Вся процессия двинулась вниз мимо освещенных дверей и сияющих лиц, сопровождаемая восторженными воплями толпы. Дети бежали впереди, некоторые несли лампы, которые раскачивались на шестах. В руках у других были свечи — маленькие ладошки защищали пламя от ветра.
Женщины подняли бубны. Из всех дворов и дверей выходили музыканты с арфами, рогами и бубнами. Повсеместно были слышны трещотки и звон колокольчиков.
Люди пели.
Когда процессия вышла на открытую дорогу в Кану, все мы увидели невероятное зрелище: факелы протянулись по обеим сторонам, освещая путь, насколько хватало глаз. Факелы двигались в нашу сторону с далеких склонов холмов и из темных полей.
Балдахин теперь был развернут во всю ширь. Цветочные лепестки летели по воздуху. Музыка делалась все громче и живее, и пока невеста шла, окруженная женщинами, мужчины по бокам от них, впереди и сзади, сцеплялись руками и танцевали.
Рувим и Иасон танцевали слева и справа, держась за руки, одной ногой делая шаг в сторону через другую, а затем обратно. Они кружились, взмахивая руками, пели под музыку, их раскинутые руки взлетали над головами.
Образовались длинные ряды, ограждающие процессию с обеих сторон, и я пошел и танцевал с дядьями и братьями. Маленький Шаби, Яким, Исаак и другие молодые люди кружились и подпрыгивали, хлопая в ладоши.
И с каждым новым шагом, с каждым поворотом мы видели, что дорога впереди так и сияет бесчисленными приветственными огнями. Приближались все новые и новые факелы. Все больше и больше соседей присоединялось к нам.
И так все шло, пока людской поток не влился в просторные комнаты дома Хананеля.
Он поднялся со своего кресла в большом обеденном зале, чтобы встретить невесту внука раскрытыми объятиями. Он пожал руки Иакову и Шемайе.
— Войди, дочь моя! — сказал Хананель. — Войди же в мой дом и дом твоего супруга. Да благословен будь Господь, который привел тебя к нам, дочь моя, благословенна память твоей матери, благословен твой отец, благословен мой внук Рувим. Войди же в свой дом! Добро пожаловать, в благословении и в радости!
И он пошел вдоль мерцающих свечей, провожая невесту и всю ее женскую свиту в обеденный зал и другие комнаты, приготовленные только для них, где они могли бы пировать и веселиться, как душа пожелает. Завесы в многочисленных арках пиршественного зала, продернутые пурпурными и золотыми нитями, украшенные пурпурными и золотыми кистями, опустились, отделяя женщин от мужчин. Завесы, сквозь которые проникали смех, пение, музыка и веселье, предоставляли женщинам свободу казаться призрачными тенями в глазах разошедшихся и громогласных мужчин.
Под высокими потолками гремела музыка. Звуки рога сливались с голосами дудок, выводя мелодию, а бубны громыхали, как и прежде.
Гигантские столы протянулись через все главные комнаты, рядом с ними были приготовлены кресла для Шемайи и всех мужчин из семьи его дочери, которые пришли вместе с ним, и для Рувима, и для Иасона, и для раввинов из Каны и Назарета, и для огромного количества особых гостей, всех любимых друзей Хананеля, всех, кого он знал, и всех, кого не знал.
За распахнутыми дверями мы видели широкие навесы, установленные на мягкой траве, которые плотники возвели повсеместно, столы, за которые мог сесть каждый — либо в кресла, либо прямо на циновки, по своему желанию. Посредине стояли канделябры, в которых горели сотни сотен крошечных огоньков.
Появились огромные блюда с угощениями: жареная баранина исходила паром, блестели боками плоды, лежали горячие пряные пироги и медовые пирожки, возвышались горы изюма, фиников и орехов.
Повсеместно женщины и мужчины поворачивались к кувшинам с водой, к сновавшим между ними слугам, желая омыть руки.
Длинный ряд из шести громадных кувшинов для воды стоял в каждой комнате. Ряд из шести кувшинов стоял под каждым навесом.