Отраженная угроза - Михаил Тырин

– Вот, – торжествующе заявил Валенски и показал ему вялый стебель, покрытый розоватым налетом. – Вот, уже руками рвется.

– Она сдохла? – уточнил Сенин.

– Нет, конечно. Еще барахтается. Ничего, за месяц от нее останется одна труха.

На обратной дороге Валенски молчал и сдержанно улыбался сам себе. Сенин догадывался, о чем он думает. О том, что один-единственный умный человек справился с чудовищем, убившим целый город. Как в сказке. Сказка нового века – витязь с пробиркой против инопланетного змея.

Сенин даже завидовал биологу, ему до сих пор были неведомы подобные чувства.

Одним словом, вечер удался, и утром Сенин решил устроить выходной. Пока Валенски возился в контейнере с едой, подбирая меню на день, он разлегся в теплой палатке и некоторое время наслаждался бездельем.

Собственно говоря, само наслаждение было недолгим, ибо безделья в эти дни было немало, и оно уже поднадоело. Сенин с ужасом думал, чем занять дни на пенсии. Нежели так же лежать целыми днями?

Впрочем, одно хорошее занятие для пенсии он себе придумал уже давно, и мысль об этом заставила его умиротворенно вздохнуть. Он залез в ранец и вытащил одну из тех немногих вещей, которые постоянно таскал с собой. Это был потрепанный бумажный каталог малых морских судов.

Сенин знал его уже чуть ли не наизусть, но всё равно просматривал раз за разом с неубывающим интересом и удовольствием. Он уже выбрал себе яхту по вкусу и цене и точно знал, где и как ее купить. Ему оставалось только мечтать и с нетерпением ждать того великого дня, когда он ощутит под ногами спокойное покачивание деревянной палубы.

Когда-то ему пришлось это испытать. Планета называлась София, и оказался он там скорее по недоразумению, чем по необходимости. Управляющий богатой лесодобывающей компании сообщил об участившихся нападениях диких животных на его рабочих. В федеральном ведомстве, недолго думая, решили отправить на помощь группу Сенина, которая околачивалась без дела на летающей базе где-то неподалеку.

Внизу выяснилось, что информация отправлена всего лишь для отчета, как и положено по правилам, а с дикими животными компания прекрасно разобралась сама. Однако хозяин был просто поражен отзывчивостью и оперативностью федеральной полиции, которая так быстро и так просто примчалась по первому же сигналу.

Чтобы компенсировать бойцам напрасные хлопоты, он устроил им королевский прием, включив в программу прогулку на своей яхте.

Вот тогда-то Сенин и свихнулся на мореходстве. Что-то в этом было волшебное – слышать плеск волн, чувствовать мерное покачивание, вдыхать живой воздух, зависеть только от ветра и ни от чего больше. Возможно, это был просто очень резкий контраст с гулкими железными коридорами космических кораблей, ревом и скрежетом, от которых закладывает уши.

Так Сенин узнал, ради чего ему стоит жить. Он понял, что никогда не ощутит себя полноценным человеком, если не подарит себе возможность в любой день и час вставать на скрипучую палубу и уплывать прочь – в прямом и переносном смысле. И он почему-то был уверен, что Элиз полностью разделит эту его странность. В конце концов, на ее век тоже хватило железных коридоров и рафинированного воздуха.

У входа в палатку зашуршал снег, и Сенин поспешно спрятал каталог в ранец. Он не хотел ни с кем делить свою сокровенную мечту, словно она от этого уменьшалась в размере.

Валенски принес банки с комплексными обедами и неторопливо выдернул из каждой чеку разогрева.

– Люблю простую походную пищу, – сказал он. – Знаешь, почему? Она настоящая. Вот лежит у тебя такая банка в багаже, и знаешь – у тебя есть еда. А на Земле можно потратить кучу денег, забить холодильник, и всё равно у тебя не будет еды. Так всё как-то странно. Приходишь в огромный супермаркет, полки ломятся от всякой всячины, а взять нечего. Всё какая-то чепуха, а не еда.

– Не знаю, – вяло отозвался Сенин. – Я по супермаркетам не хожу, у меня везде было гособеспечение.

– Тебе повезло. А там встанешь перед прилавком и будешь долго думать, чем тебе питаться всю неделю – хлебцами для гипертоников или хлопьями для диабетиков. Там любой товар с какой-нибудь добавкой. Витамины, микроэлементы, даже транквилизаторы и антидепрессанты! Можно подумать, что ты в большой аптеке.

– Так это, наверно, хорошо, – пожал плечами Сенин. – Полезно.

– Полезно есть простую еду, в которой и так имеется всё необходимое. А питаться воздушным рисом, напичканным эссенциями и химикатами, – на этом долго не протянешь.

– Живут же люди, и ничего.

– Они живут, а ты – не протянешь. У них жизнь другая. Им уже можно, мне кажется, по утрам питательный раствор в кровь вводить, и им этого хватит.

– Ну, придется и мне к раствору привыкать, – кисло усмехнулся Сенин.

Он не считал, что это та проблема, над которой сейчас стоит ломать голову. Земля казалась ему тихим уютным местом, где он будет бездельничать, гулять по живописным паркам в обнимку с Элиз, ловить рыбу ручным способом (рассказывали, что это отменное удовольствие), находить друзей и наслаждаться легким общением. Ну, и яхта, конечно.

А еще Элиз всё время твердила про ребенка. К этой мысли Сенин подходил с осторожностью. Умом он понимал, что ребенок – нечто необходимое, почти обязательное, без чего не бывает семьи. Но плохо себе представлял, как это может быть – произвести на свет живое существо, которое подчинит себе всю твою жизнь. Зачем это? Какая в этом радость? Пусть детей растят другие – мало ли кругом народа?

Одним словом, сейчас Сенина совсем не волновало, что он будет покупать в супермаркете. Гораздо больше его тревожил день сегодняшний. И завтрашний. И еще чертова пропасть дней, которые он проведет в этом гнусном месте.

На следующее утро Сенин горько пожалел о своей лени. За время его импровизированного самовольного выходного на поселении произошли долгожданные изменения.

Укрывшись, как обычно, в кустах и наведя стереотрубу, Сенин увидел, что в километре от периметра появился несуразный палаточный городок. Там были люди – они иногда бесцельно шатались взад-вперед, но в основном отсиживались в палатках.

Выглядело всё это абсурдно. Зачем, спрашивается, отселять людей из поселения и совать их в полевые палатки когда в поселении полно свободных помещений, теплых и удобных?

Можно было подумать, что некие лица решили отделиться и зажить самостоятельно, по своим законам. Такое случалось, но не в таких молодых мирах.

Сенину пришла в голову другая мысль. Может быть эти люди не хотят жить рядом с грибницей? А что из этого следует? Только одно – главная тайна «мочалки» перестала быть тайной. Либо бойцы открыли обществу глаза, либо общество само как-то догадалось.

В это утро Сенин просидел в своей засаде гораздо дольше обычного. Но так ничего и не прояснил. Валенски тоже пожимал плечами. Окончательно замерзнув, Сенин, хмурый и донельзя озадаченный, вернулся в лагерь. Некоторое время размышлял, сообщить ли на рейдер об увиденном, но решил с этим делом не спешить.

Они пообедали, затем, как водится, выехали на природу. Сегодня Валенски попросил отъехать подальше от их лагеря, он искал какое-то редкое растение, которое упоминалось в отчетах разведчиков. Сенина мало интересовали растения, он попробовал было подремать в кабине, но в сон не тянуло. Тогда он занялся прослушиванием эфира. Впрочем, и это занятие было бесплодным.

На обратном пути, когда до их лагеря оставалось минуты три езды, он вдруг остановил машину и выключил двигатель.

– Что? – озадаченно посмотрел на него Валенски.

– Не знаю, – сказал Сенин. – Что-то не то.

Лес был другим. Изменилось нечто неуловимое, ускользающее, познаваемое только загадочным шестым чувством.

Лес утратил свое вековое безмолвие, словно в стоячую воду бросили камень и нарушили древний порядок вещей.

– Здесь кто-то есть, – сказал наконец Сенин.

– Почему?

– Не знаю. Чувствую.

Валенски некоторое время молчал, не отрывая недоуменного взгляда от Сенина, потом вдруг как будто что-то толкнуло изнутри.

– Это он, – сказал биолог. – Он нашел нас.

Сенин прекрасно понял, о ком говорит напарник. В груди что-то неприятно зашевелилось.

– Дальше идем пешком, – сказал он. – И тихо!

Затвор автомата неприлично громко клацнул в застывшем морозном воздухе. Детектор движения Сенин доставать не стал, сейчас он больше полагался на слух и зрение.

Они осторожно продвигались, стараясь поменьше хрустеть предательским ледяным крошевом под ногами. Пришлось попетлять – кровожадный колючий кустарник то и дело перекрывал путь.

Валенски абсолютно не понимал логику действий Сенина, он не знал, почему тот внезапно останавливается, меняет ни с того ни с сего направление, прислушивается, подолгу смотрит куда-то, не шевелясь и почти не дыша.

Ему и не надо было понимать. Достаточно было просто не шуметь.