«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

Но «ухо приходилось держать востро». Уже в мае 1855 года военный министр А.И. Чернышев сообщил новому государю Александру II, что из Кронштадта посылаются письма некоему англичанину в Берлин со сведениями о принимаемых мерах для обороны крепости. Чернышев получил приказание «войти в сношения» с Адлербергом «для принятия самых деятельных мер для усугубления секретного надзора за заграничною перепискою и преимущественно из губерний, объявленных на военном положении». В ходе доклада 21 мая 1855 года Адлерберг доложил императору, что дал распоряжение о бдительном наблюдении за частной перепиской из Кронштадта. Вместе с тем он указал, что направлять в имеющиеся «черные кабинеты» корреспонденцию всех прибалтийских губерний было бы «весьма затруднительно по отдаленности и замедление это не ускользнет от внимания публики и приведет к неминуемой огласке правительственной секретной меры, долженствующей оставаться тайною». Он также напомнил, что просмотр писем из Ревеля в Англию и Гамбург в Петербурге «не привел ни к каким важным в политическом отношении открытиям». Неприемлемым представлялся и вариант учреждения особых перлюстрационных пунктов в Прибалтийских губерниях. Ведь их следовало бы организовать в шести городах – Ревеле, Риге, Митаве (Елгаве), Либаве (Лиепае), Пернове (Пярну) и Таурогене, а это «создало бы величайшие затруднения в подборе сотрудников». В итоге государь согласился с предложением оставить перлюстрацию «в тех границах, в которых она производится»446.

Тем не менее лишь 25 марта 1856 года Александр II разрешил прекратить пересылку в Петербургский почтамт писем из Ревеля, адресованных в Англию и Гамбург. Оказалось, что за два года из 626 просмотренных писем не было сделано ни одной выписки – из‐за отсутствия «каких‐либо вредных замыслов». Между тем такая практика возбуждала ропот и жалобы ряда ревельских торговых домов, что угрожало сохранению тайны перлюстрации447. 26 мая 1856 года было повелено прекратить особые меры наблюдения за перепиской жителей Волынской и Подольской губерний, введенные в январе 1854 года, а 16 декабря 1856‐го – прекратить секретное наблюдение за частной корреспонденцией иностранцев в южных приморских городах, которая отсылалась для просмотра в Одессу448.

Николай I скоропостижно ушел из жизни 18 февраля 1855 года. На престол взошел Александр II. Началось, как писали современники и историки, время оттепели, гласности, великих реформ. Но «черные кабинеты» своей деятельности не прекратили. Наоборот, дело перлюстрации продолжалось и разрасталось. Новый император, как и его отец, уделял ей немалое внимание. О его отношении к перлюстрации говорит письмо от 2 августа 1862 года младшему брату Константину Николаевичу, управлявшему Царством Польским. Рассуждая об устройстве высшей полиции, император подчеркивает, что она должна быть непременно в руках наместника, а не в ведении А.И. Велепольского (в 1861–1863 годах помощника наместника Царства Польского по гражданской части и вице-председателя Государственного совета), «иначе до тебя будет доходить только то, что он заблагорассудит, чтобы было доведено до твоего сведения». «Ты должен действовать самостоятельно, – советовал старший брат, – что весьма трудно, когда слышишь только одну сторону. Хорошим противостоянием для этого может быть, до некоторой степени, перлюстрация, и я надеюсь, что ты ею пользуешься. Массон [А.П. Массон – варшавский почт-директор с 1841 года и начальник почтового округа Царства Польского в 1858–1866 годах], сколько мне известно, человек благородный, не принадлежащий ни к какой партии, и потому на беспристрастие его можно надеяться»449.

По словам генерал-адъютанта М.И. Черткова, приводимым В.Д. Новицким, ежедневно в одиннадцать часов утра министр внутренних дел А.Е. Тимашев, занимавший этот пост в 1868–1878 годах, доставлял перлюстрированные письма государю в особом портфеле, запиравшемся на секретный замок. Александр II просматривал содержимое, некоторые письма тотчас же сжигал в камине, «на других собственноручно излагал заметки и резолюции и вручал их шефу жандармов для соответственных сведений и распоряжений по ним секретного свойства, надзора, наблюдения и установления авторов писем и указываемых в них лиц»450. В апреле 1872 года князь Д.А. Оболенский, управлявший в это время Министерством государственных имуществ, отмечал в дневнике со слов графа П.А. Шувалова, главы III Отделения и шефа Корпуса жандармов, что по пути из Крыма государь показывал ему «новую толстую тетрадь пересматриваемых писем». По этому поводу Оболенский, касаясь своих отношений с императором, заметил, что чувствует себя совершенно беззащитным «перед человеком, который во все уже утратил веру, кроме доносов и перлюстрированных писем»451. Правдивость этих мемуарных свидетельств подтверждается многочисленными пометками императора на подлинниках или копиях перлюстрированной корреспонденции452. Можно отметить, что кроме общих проблем государь немало времени уделял решению частных вопросов, связанных с перлюстрацией. Например, 25 июня 1861 года ему доложили, что при секретном досмотре в Виленской почтовой конторе в пакете, адресованном статс-даме княгине Екатерине Дмитриевне Долгоруковой, были обнаружены брошюра Петра Долгорукова («Правда о России» – на французском языке, первое издание453) и статья из «Колокола» о государственном бюджете. Последовало разрешение послать пакет по адресу. 1 февраля 1862 года обсуждался вопрос, как поступать с экземплярами «Колокола», присылаемыми в редакцию газеты «Северная пчела» (издавалась при Министерстве внутренних дел). Александр II согласился с предложением всю иностранную корреспонденцию, адресованную в «Северную пчелу», отсылать к министру внутренних дел, чтобы не раскрывать перед редакцией тайну осмотра корреспонденции454.

Выше я указывал, что руководство перлюстрацией было сохранено за Главноначальствующим над Почтовым департаментом. Но, как известно, не бывает правил без исключений. Таким исключением оказался, конечно, польский вопрос. 25 июня 1862 года Ф.И. Прянишников обратился к императору за разъяснением, имеет ли право вступивший в должность киевского военного губернатора, подольского и волынского генерал-губернатора генерал-лейтенант П.И. Гессе «делать распоряжения по наблюдению за корреспонденцией вверенных ему губерний и требовать представления себе выписок из оной». На это последовала резолюция Александра II: «По состоянию края нахожу это необходимым». Такие же права имели виленский и финляндский генерал-губернаторы455. Во время восстания в Польше новый главноначальствующий над Почтовым департаментом И.М. Толстой 17 июня 1863 года дал указание суражскому уездному почтмейстеру Черниговской губернии исполнять приказания генерал-губернатора Северо-Западного края и Виленской губернии М.Н. Муравьева относительно контроля за корреспонденцией456. При назначении нового генерал-губернатора или по случаю его временного отъезда требовалось высочайшее согласие на сохранение права получать сведения по перлюстрации. Например, 30 апреля 1864 года государь дал разрешение на доставление выписок помощнику виленского генерал-губернатора генерал-лейтенанту Н.А. Крыжановскому в связи с отъездом Муравьева457.

Естественно, что другие генерал-губернаторы стремились воспользоваться этими прецедентами и получить такие же полномочия. Летом 1865 года генерал-губернатор новороссийский и бессарабский П.Е. Коцебу передал одесскому почтмейстеру Н.Д. Саржинскому список лиц, имеющих недозволенные заграничные газеты и книги. Почтмейстеру было предложено наблюдать за их корреспонденцией, а в случае подозрения о ее «неблагонадежном» характере – немедленно уведомлять об этом. В ходе всеподданнейшего доклада 31 августа 1865 года И.М. Толстой напомнил, что последний раз только предшественник Коцебу – П.И. Федоров во время Крымской войны имел право требовать сведения по частной переписке. Вместе с тем, как отмечал Толстой, ранее в этом не было надобности, ибо население Одессы «было всегда далеко от всякой политической деятельности и общественное мнение, как из результатов учрежденной там перлюстрации оказывалось, весьма редко проявлялось относительно дел внутреннего управления». В настоящее же время, с учреждением там университета (он был открыт в 1864 году), «нет сомнения, что умы одесских жителей от деятельности меркантильной обратятся к деятельности ученой, с которой связано стремление к анализу; кроме того, уроженцы Царства Польского и западных губерний, составляющие немалую часть одесского населения, требуют ныне столь бдительного за собою надзора, что содействие секретной почтовой части распоряжениям генерал-губернатора может быть совершенно необходимо». В итоге Александр II одобрил предложение предоставить Коцебу права, дарованные генерал-губернаторам виленскому и киевскому458.