Последний автобус домой - Лия Флеминг

Молча, почти не глядя друг на друга, они установили инструменты. Все устали после ночного переезда и чувствовали себя придавленными в окружении такого количества профессионалов.

– А я думал, тут как-то понарядней будет. В Манчестере могли бы сделать все то же самое, но в два раза дешевле, – хмыкнул наконец Лорни, оглядев помещение.

– Тони сказал, что здесь все как надо… Всякие навороченные студии могут наобещать тебе с три короба. Их тестовые записи всё врут. А тут мы получим хорошую пленку, – Марти старался говорить уверенно.

– Да что он понимает?! Нас просто поимели! – распалялся Лорни.

– Тони не такой, – возразил ему Марти.

– Ты откуда свалился? С Луны? Тони Амоса интересует только чем бы поживиться – тут урвал, там схватил. Я же видел, как он смотрит на тебя, – Лорни рассмеялся и закашлял от сигареты. – Ты же бываешь таким паинькой, что и не подступиться! Он с нас ничего не получил, вот и отправил сюда. Он просто тебя надул.

Марти стало нехорошо. Какого лешего Лорни заводит его? Чтобы он слетел с катушек? И вложил больше чувства, больше агрессии в свою гитару?! Черт его разберет…

– Ну и козел же ты, Лорни!

– Хватит, ребята, – вмешался Дез. – Лорни, дай руку.

– Не обращай на него внимания, – подошла Конни. – Ему просто охота почесать языком. Дай ему волю, ползала перетрахает.

– Я не знал, что Тони Амос гомик.

– И что с того, даже если так? – переспросила она. – Это никак не мешает ему находить таланты.

– Да, но использовать пацанов, чтобы…

– Да ладно тебе. Чуть не половина звезд Голливуда никогда не появились бы на экранах, если бы не… даже я знаю о постельном кастинге, – со смешком закончила Конни.

– Терпеть не могу геев, – пробормотал Марти.

– Тебе так кажется. Они такие же, как мы, ничем не отличаются, только любят друг друга иначе, вот и все.

– Да ты-то что можешь знать о геях, в твоей-то супершколе?

– Достаточно, чтобы понимать, что они такие же люди. Едят, моются, ходят в туалет. Зарабатывают на жизнь… Мы все живем на одной планете.

– Если бы ко мне приблизился один такой, уж я бы ему врезал.

– Они это чувствуют и не приближаются к тебе.

– Для несмышленого ребенка ты довольно хорошо осведомлена, – улыбнулся Марти, обнимая ее.

– Знаешь, достаточно вспомнить, что без них мы лишились бы уймы произведений искусства, балетов, опер, сонат, пьес, баллад и хитов. Без геев, как ты выражаешься, очень многого просто не появилось бы. Ненавижу это слово, кстати.

– Ну и с кем же из их мира ты знакома?

– Не могу тебе этого сказать. Но уверяю тебя, они не лучше и не хуже нас. Так что заткнись, и давай сменим тему.

Мама права, Конни здорово соображает и щедро делится своими знаниями. Но все же интересно, с чего это она так горячо защищает извращенцев? Салезианская школа напрочь отбила у него охоту общаться с такого рода людьми.

Подошло назначенное им время. После небольшой разминки они немного порепетировали и перешли к записи. Один мотив пришлось начинать пять раз – Лорни никак не мог вступить вовремя. Потом послушали, что получилось. Весьма погано. В глубине души Марти сознавал, что хоть они и в ударе, поют они посредственно, и звук получился средненький. Им нужна запоминающаяся песня с хорошим ритмом. Да, они лучше многих, но – не уникальны. Четыре мужика лупят в барабаны и рвут струны – что ж, вполне модная картинка, но «Битлз» им никогда не стать. Но ведь в чарты выходят и другие группы: «Спрингфилд», «Сикерз». В голове Марти внезапно зазвучал голос Конни. Точно! Им нужна девчонка, она подпустит нужную краску!

– Ты что, я не могу… Я не могу петь перед всеми, – Конни даже отшатнулась от него, прижавшись к стенке фургона. Все остальные ушли поглазеть на витрины.

– Но ты ведь выступала с «Шелковинками»! Ты это умеешь! – настаивал Марти.

– Там было совсем другое. Мы просто пели вместе с моими лучшими подругами…

– Давай попробуем. Можем порепетировать несколько номеров, а потом один показать на концерте. На чем ты играешь?

– На пианино немного, знаю несколько аккордов на гитаре и блокфлейте, – ответила она, надеясь, что это заставит его усомниться в ее способностях и он перестанет настаивать. Как бы она ни восхищалась Марти, она не сможет петь так, как Роза.

– Если распустить тебе волосы и надеть длинную юбку, в твоем образе будет что-то народное. Мы можем попробовать что-то из песен «Спрингфилд». – Марти явно не собирался принимать отказ.

– Но это все чужие песни! А ты сам не пробовал что-то написать? – спросила она, надеясь переключить его на другую тему.

– Так, кусочки и обрывки… Ничего стоящего. Я лучше подбираю мелодии, чем сочиняю слова.

– Кое-какие слова у меня есть… Давай посмотрим, получится ли из них что-то, – предложила Конни. – А как ребята отнесутся к моему появлению на сцене?

– Они будут делать то, что я им скажу. Я тут главный, – подмигнул он ей. – А Лорни вечно такой обкуренный, что ничего не заметит.

– Он пугает меня. Он никогда не бывает трезвым?

– Даже не знаю. Это его жизнь. Подозреваю, что внутри он совсем не такой, каким хочет казаться.

– Думаешь, он трусит, боится?..

– А кто из нас не трусит на сцену-то выходить? Да я перед выступлением со страху продал бы Англию! Не-е-е-т, тут нужно мужество, чтобы встать перед публикой! Но у тебя хороший голос… Богатый тембр.

– Тембр? А что это такое? – спросила она, утопая в его темных глазах.

– Глубина и наполненность, хрипловатость, как у Джудит Дарэм[39]. Наверное, это твои греческие корни поют… Ты видела когда-нибудь Нану Мускури[40], такая, в очках?.. Ты вполне могла бы сойти за гречанку, если бы не рыжие волосы.

– Вот тут ты ошибаешься. Грива у меня как раз критская. Критяне славятся рыжими волосами. Так что это во мне говорит минойская богиня! – расхохоталась она.

– Буду знать. Мама правильно говорила, ты умная.

– А что она еще говорила?

– Да ничего особенного. Но наказывала не давать тебе спуску.

– Очень мило с ее стороны. Но я ведь не твоя младшая сестренка, правда?

Глаза Конни излучали всю любовь, какую она испытывала к нему: «Ну же, иди ко мне, мой черноглазый бродяга!» Она распахнула руки, и он упал в ее объятья. В фургоне никого не было, и они начали целоваться, постепенно распаляясь все больше. На этот раз все внутренние предохранители слетели, и Конни испытала всю прелесть занятия любовью посреди скомканных спальных мешков под звуки проезжающих автомобилей. Она так хотела этого с первой секунды, как увидела его! Что ж, если для этого надо спеть на каком-то концерте для студентов, то почему бы и не попробовать? Что мы теряем?

– У тебя это в первый раз, – вздохнул Марти, когда они, успокоившись, лежали рядом, передавая друг другу сигарету, как в кино.

Конни кивнула.

– Но, надеюсь, не в последний! Давай-ка, иди сюда, мне понравилось!

– Слушай, ты знаешь песню «Бродяга-цыган»? Может, попробуем ее?

Она заставила его думать… Взглянуть под другим углом… У них еще несколько недель, чтобы приладиться друг к другу, отрепетировать и испытать результат на студентах.

– Ох, замолчи, сейчас наши вернутся! – засмеялась Конни, и Марти послушался.

Глава пятнадцатая

Цвета любви

Джой никогда прежде не чувствовала себя так пакостно, ее постоянно тошнило, и ни на что не было сил. По утрам она за волосы вытаскивала себя из постели, готовила Денни на завтрак яичницу с беконом, сдерживаясь, чтобы не бегать в ванную с приступами рвоты. Он требовал, чтобы распорядок дня соблюдался неукоснительно, независимо от того, как она себя чувствовала, а ее тошнило от одного только запаха пищи.

Когда-то она столько месяцев морила себя голодом, а теперь отдала бы все за то, чтобы с удовольствием проглотить полный обед, особенно если его приготовил кто-то другой.

– Может быть, все-таки выйдем в кафе, выпьем чаю? – спросила она однажды вечером.

– Вот уж точно не сейчас! С тобой? С таким жирным чучелом? – хохотнул Денни.

Почему он так груб? У нее же только немного показался животик… И само известие о беременности его совсем не обрадовало.

– А ты уверена, что это мой щенок? – спросил он, когда она сообщила ему.

Собрав все силы, чтобы остаться спокойной, она ответила:

– Мы вместе провели первую брачную ночь. Ты видел кровь… Разве это не достаточное доказательство?

– Ну, с вами, восточными женщинами, ни в чем нельзя быть уверенным. – И он перевернулся на другой бок и захрапел, предоставив ей молча рыдать.

Где же, где Денни Грегсон, само обаяние? Что с ним случилось? Он же боготворил ее, словно принцессу, устроил такую пышную свадьбу! Но уже во время медового месяца в Париже овладел ею так грубо, совершенно не заботясь, чтобы не причинить ей боль. После ей было больно ходить в туалет, а он только веселился, оставлял ее в спальне одну, возвращался поздно, окутанный ароматами «Голуаз», бренди и чужих духов.