Новый Мир ( № 8 2013) - Новый Мир Новый Мир

Как будто почувствовав его настроение, Эсти прислала сообщение: «Самолет не задерживается?». Мост между неуместным прошлым, несуществующим настоящим и рискованным будущим был перекинут. Осталось лишь по нему пройти. Л. Ничюс, подхваченный осознанием значительности своего поступка, нырнул в «рукав», ведущий прямо в самолет, и таким образом оставил за своей спиной все без остатка. o:p/

На первых порах в Израиле его многое изумляло. Потом начало слегка бесить. А потом он привык и перестал обращать внимание на то, что его раздражало. Поведение людей, обычаи, праздники, движение транспорта, погода... А еще дела бумажные — Л. Ничюсу и Эстер сильно не повезло.  В отделении, куда они отнесли свои документы, работали строгие и непреклонные люди, они не только под микроскопом изучали каждую бумажку (чего ж еще ожидать), но и устроили молодоженам собеседование по отдельности. И если Эсти это не сильно напрягло — ей-то что, говори правду — и все, то наш потенциальный израильтянин волновался до чрезвычайности. Он не только боялся не ответить на какой-то вопрос (спросят, кем работала Эсти пятнадцать лет назад, — что он ответит?) или что-то не понять, но и в целом не знал, чего ждать от процедуры. Но все прошло довольно буднично. Его спросили о дате знакомства с Эсти (хорошо хоть не поинтересовались обстоятельствами), о родителях, о работе в Москве и об источнике владения языками. В заключение женщина, проводившая разговор, сняла очки и посмотрела ему в глаза. «Госпожа Бернштейн старше вас на тринадцать лет. Это не самая типичная ситуация. Будь вы оба гражданами Израиля, никому бы до вас дела не было. А так мы вынуждены уточнить, нет ли у вас намерения через фиктивный брак получить гражданство». Л. Ничюс, чаще всего спокойный и даже флегматичный, аж покраснел от злости. «Я не знаю, как вам доказать, что я ее люблю. Вы можете установить в нашем доме...» Он не знал слово «видеокамера» на иврите, поэтому заменил его «наблюдением». Впрочем, на чиновницу эти слова желаемого впечатления не произвели. Она, нисколько не смутившись и не извинившись за бестактность, сказала, когда им нужно будет явиться снова, и отпустила Л. Ничюса восвояси. o:p/

Месяца через три после приезда он сменил визу «Б2», самую обычную, на «Б1» — полугодовую туристическую, которая, однако, давала право на работу. Затем Л. Ничюсу следовало прожить четыре года с визой «А5» — иными словами, с временным видом на жительство. По истечении каждого года ему с Эстер предстояли визиты в министерство с толстенной пачкой документов, подтверждающих, что супружеская пара действительно живет вместе и в Израиле. Постоянное пребывание в другой стране исключалось — допускались только краткие поездки. Далее запрос на ежегодное продление вида на жительство рассматривался (разумеется, в индивидуальном порядке) и удовлетворялся. Лет через пять Л. Ничюсу, при идеальном поведении, вполне светило гражданство. Он твердо решил, что получит новый паспорт. o:p/

Меж тем виза «Б1», разрешающая работу, оказалась палкой о двух концах. Формально трудиться в Израиле Л. Ничюс уже мог. Но даже при неплохом знании языка его мало куда соглашались взять. Он-то по наивности думал, что главное — идеально говорить на иврите, к чему он стремился изо всех сил. Но внезапно выяснилось, что Израиль, молодая страна, в языковом вопросе была предельно либеральной. Его окружали бывшие украинцы, эфиопы, узбеки, поляки, и все говорили на иврите по-своему, со своими ошибками и особенностями. Конечно, в школах и университетах преподавали на блестящем иврите. Но даже в присутственных местах, куда герою нашей повести регулярно приходилось являться, его почти музыкальное ухо постоянно ловило ошибки и недочеты. Для хорошей же работы требовались хорошие документы. А кто возьмет на службу туриста? Он же уедет в любой момент — и все. o:p/

Однако до получения позволяющей работать визы оставалось три месяца, и их хотелось потратить с пользой. Вечером и ночью он занимался Эсти, да и утром тоже — готовил для нее завтрак и провожал до машины. Ее это очень забавляло и умиляло. А далее начиналось свободное время. Первые дни он сидел дома и учил слова, как будто и не уезжал из Москвы. Но довольно быстро понял, что зубрить, находясь в естественной среде, неправильно. Поэтому он выходил на улицу и куда-нибудь шел. Изучал разные дороги, хотя чаще всего оказывался в центре. По дороге обязательно заходил в магазины, публичные учреждения, закусочные типа «Макдоналдса», где можно постоять незамеченным, и слушал, слушал. Пару раз в неделю позволял себе чашку кофе или чая где-нибудь на площади Дизенгофф, и там тоже ловил язык. На его удочку попадались не только слова и фразеологизмы (не всегда понятные), но и жесты, интонации, выражения лиц. Раньше, изучая языки, он никогда не задумывался о таком. В самом деле, зачем ему, в совершенстве знающему, к примеру, литовский, наблюдать за латышами? Достаточно, что он может своими словами выразить все, что надо. Врожденная способность имитировать произношение любого европейского языка избавляла от лишних хлопот. Сейчас же все было иначе. Он желал стать не только гражданином другой страны, но и ее настоящим жителем. o:p/

Иврит — язык, из-за своей гортанности на первый взгляд кажущийся чуть грубоватым, однако на самом деле изящный и мелодичный. Еще в первый приезд Л. Ничюса покорила звукопись иврита. Он, ни слова не понимая, с восторгом слушал, как общаются люди на улицах. А как ему понравились объявления остановок в израильских поездах! Он, впервые путешествуя в «ракевет» («поезд» на иврите, изумительное слово, похожее на «ракету»), нарочно отсел в свободную часть вагона, чтобы тихонько повторять вслед за женским голосом названия станций и прочие объявления. Обосновавшись в Израиле, он продолжал наслаждаться звучанием иврита, и впервые в жизни испытывал не только эмоциональное удовольствие от разговора на иностранном наречии, но и физическое, ему нравилось говорить на нем. Русский, литовский, английский были очень уж обыденными, чтобы замечать их красоту. Все прочие слишком мало для него значили. Ранее Л. Ничюс учил новый язык до уровня «понимать любую газету процентов на шестьдесят», относясь к нему с утилитарной точки зрения, без сантиментов. o:p/

К тому же на иврите говорила Эсти — дополнительный (а точнее, главный) повод относиться к нему по-особому. Недели со второй они совсем перестали общаться на английском, и теперь она даже ворчала, хотя и шутливо, когда он что-то не понимал. Эсти недоумевала, как ему это удалось — за четыре месяца заговорить на языке так, как многие эмигранты не могут за всю жизнь. «Ты у меня гений?» — спрашивала она изредка. Л. Ничюс самодовольно улыбался. o:p/

Эсти выглядела безоговорочно счастливой. Она расцвела и постоянно пребывала в хорошем настроении — то, чего за годы после смерти мужа ей очень не хватало. Некоторые коллеги заметили перемену и спросили, с чем это связано. Эсти, до той поры хранившая свой новый брак в секрете, раскрыла карты. Это был фурор. Ей даже поначалу не поверили, пока она не показала пражские фотографии. Работа на час остановилась — Эсти рассказывала все в подробностях: где, как и что. Мужчины недоуменно качали головами, женщины вслух завидовали. o:p/

Сменив визу, Л. Ничюс принялся искать работу. В серьезных офисах его не ждали, нянчить младенцев и детей постарше он просто не мог. Поразмыслив, он стал целенаправленно устраиваться курьером — можно и город узнать получше, и с людьми пообщаться. Но не удалось. Зато внезапно предложили поработать продавцом в книжно-канцтоварном магазине, что располагался близ улицы Алленби. Изучение местной топографии отменилось, а общения навалило выше крыши. Помимо героя нашей повести, в магазине работали две девушки — Ирит и Лиора, а также Элла, дама предпенсионного возраста, и невнятный полусумасшедший молодой человек, который, впрочем, почти сразу же уволился. Все, за исключением «Крэйзи» (как его мысленно называл Л. Ничюс, поскольку настоящее имя паренька он запомнить не успел), прониклись сочувствием к новоприбывшему и старались его поддерживать. Но если Элла и Лиора ограничивались дружелюбными улыбками и общими вопросами, наподобие «Как дела, помощь не нужна?», то Ирит постоянно таскалась за ним в обед, предлагала свою компанию на выходные и иными способами демонстрировала свою заинтересованность в коллеге. Этим она довольно сильно ему докучала. Во-первых, Ирит категорически не нравилась Л. Ничюсу, а во-вторых, он не собирался изменять своей жене. Хотя кто знает, что бы случилось, будь Ирит попривлекательнее? Однако он не мог прямым текстом отшить ее. Из разговоров коллег он понял, что она кем-то приходится владельцу магазина. Кем — вслух не сказали, хотя вполне могло быть, что он просто не разобрал этого в бурном потоке разговоров, а уточнять постеснялся. Нет сомнений: в случае конфликта владелец встал бы на сторону Ирит. Оставаться же без работы по такой причине наш хитрец не хотел, вот и бегал от воздыхательницы, уворачивался, придумывал какие-то смешные отговорки, а иногда просто имитировал незнание иврита, благо на английском Ирит говорила не очень хорошо. До столкновения так и не дошло: она была не только назойливой, но и чуть трусоватой. Ходила-ходила за ним, но впрямую так ничего и не сказала. o:p/