Механист - Вадим Вознесенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Венедис тоже успокоилась. Зачем надрываться, если все уже решено. Вик смотрит на ищеек Гоньбы, а разум теребит странная мысль — они ведь не сделали ему, механисту, ничего плохого. Формально — это же он на них охотился. Там, на пепелище лесного хутора, и тут — увлекая в ловушку приманкой из собственной крови. Но ведь они, же шли, их никто не тащил насильно. Какая-то цель ими двигала. Что там говорила Венедис: равновесие? Однако теперь это уже не важно.
Лавина, растревоженная выстрелами Старьевщика, достигает подножия гор.
Смесь из мокрого снега, скопившегося на обледенелой вершине с подветренной стороны, подхваченных потоком камней и сели раскисшего от дождя восточного склона — все это обрушилось многотонным комом грязи, крутануло тряпично тела ищеек, подмяло и расплющило, накрыло могильным грузом.
За несколько мгновений.
Дно ущелья стало метров на пять выше. Новый грязно-белый покров долины по-звериному голодно заурчал, ворочаясь, скрипя и проседая, приноравливаясь к ложу, собираясь оставаться здесь уже до весны. Механист снова припал к визиру — там, где лавина застала Гоньбу, снег лег плотным толстым слоем, лишая преследователей даже призрачной надежды. Зато в самом конце ущелья поток невероятным образом сошел на убыль, то ли отклонился скальным выступом, то ли сам по себе был менее мощным. И там вдалеке барахталась маленькая фигурка, вроде бы придавленная каким-то мусором и истошно — у механиста сверхъестественный слух — вопящая. Горы любят экспериментировать со звуком.
— Неплохо, — оценила масштабы содеянного Венедис, — и место удачное. Затхлое — не подпитаешься.
Похоже, спутница начала без опаски пользоваться своими силами.
— А что с этим делать? — Вик указал в сторону орущего мужика.
Венди присмотрелась, будто раньше его не замечала. Что вполне возможно — визиром она не располагала, да и слухом обладала самым ординарным.
— Пусть… остается. — Похоже, девушка раздумывала над вариантами. — Станет им… сторожем.
Вообще-то, Вика интересовало, облегчить смерть несчастному или оставить подыхать самостоятельно.
— Пусть, — легко согласился механист: тащиться к мужику по проваливающемуся, не улежавшемуся пятиметровой глубины месиву было лень и опасно.
— Ты это давно спланировал? — Девушка кивнула на склон, все еще сочащийся ручейками грязи.
Вик с каменным лицом выдержал взгляд — как известно, ложь в человеке выдают не бегающие глаза или бледные щеки. Самые честные части лица — это брови и особенно уголки губ. Они точно никогда не врут. Впрочем, такими характерными признаками часто пренебрегают — ложь, вдобавок, имеет ярко выраженную эмоциональную окраску, и видоку это проще определить. Но цвет мыслей Вика оставался тайной и для него самого, а лицо, по привычке, он всегда держал под контролем.
— Импровизация.
— Как скажешь. Спасибо. Это их надолго задержит.
Старьевщик все-таки дернул бровью. Только задержит?
— А это, — девушка размахнулась и забросила кухонный нож далеко в сторону осевшей лавины, — добавит сильной головной боли.
За все утро Венди ни разу не касалась рукоятей своих мечей — не доверяла, похоже, обычному оружию в предстоящей стычке. Бывают случаи, когда ржавый кухарь намного эффективнее клинка многокомпонентной стали с урановой примесью.
Нож провалился в снег острием вниз — как гвоздь в крышку гроба.
— Спускаемся, — Венедис уже впряглась в рюкзак, — и идем отсюда.
Раскомандовалась… Вик потянулся за поклажей.
До механиста еще некоторое время доносились далекие отголоски, и он мог оценить, как изощренно и надоедливо надрывается в крике заваленный грязью мужик на другом конце долины.
— Скажи, механист, — путь вниз давался легче, и Старьевщик ухитрялся все время держаться рядом со спутницей, — твоя вера не отрицает понятия судьбы?
Вера?.. Вик покачал головой — так звали женщину Палыча. У механиста веры не было — никакой. Что же касается судьбы, на этот счет учитель всегда приводил пример. Объяснять его смысл Старьевщик бы не взялся — требовались специфические познания у обоих участников беседы. Можно было, конечно, рискнуть изложить на пальцах про вакантные состояния в валентной зоне атомов и про электроны, так или иначе занимающие уготованные им места на отведенных орбитах. Даже вырвавшись под воздействием внешних сил уровнем выше, в область проводимости, они вливаются в потоки, заданные разностью потенциалов. Так и человек затыкает отведенную ему дырку в пространстве или следует сложной траектории, притягиваясь и отталкиваясь от себе подобных. Но человек не квантовая частица, и мир его не элементарен. Оттого у него иногда бывает возможность выбора. И это сильно усложняет жизнь.
— Допускаю — в определенной мере.
— Хорошо. Тебе не кажется, что в нашем совместном нахождении есть нечто… предопределенное?
Если таким образом спутница намекала механисту на радужные перспективы дальнейших взаимоотношений, то нет — готовности к планированию семьи тот не испытывал.
— Конечно — мы созданы друг для друга.
— Не паясничай. — Венедис шутливо толкнула его в плечо. — Я имела в виду другое.
— Что?
— У меня есть цель, в которую ты не вписываешься. Говоря твоим языком, вполне определенный алгорифм и четко сформулированные ориентиры поиска. Ты в моих расчетах — ошибка. Лишняя переменная. Но так навязчиво лишняя, что возникает сомнение: а может быть, ты недостающая величина в системе уравнений?
Старьевщик даже заслушался. Смысл сказанного Венедис воспринимался словесным поносом, но терминология ласкала слух соскучившегося по таким заклинаниям механиста. Математика не была запрещенной наукой, но и всерьез к ней никто не относился.
— Например, я связывала Убийцу с Колесом фортуны только с точки зрения фатальности. Попытайся объяснить мне теперь: почему Судьба — это некий Механизм и что может быть общего между Убийцей и этим устройством?
Между ними и не было никакой связи, если только Вик верно догадывался, о чем идет речь. То есть о существовании Убийцы он мог предполагать, а в реальности Механизма — был уверен.
— А зачем это тебе?
— Я должна найти Убийцу.
Когда-то она сказала: пройти по стопам Легенды. Иногда слухи становятся легендами, а иногда — наоборот. Но почти всегда и те и другие имеют под собой реальные факты. События с характерными участниками, временем и местом.
Пройти по стопам…
Вот в чем Старьевщик не был уверен, так в том, что его удастся заставить волочься в такую даль. Туда, откуда пришел Палыч.
— Я не знаю, кто он и что он такое.
Венедис остановилась как вкопанная, а Вик с досадой понял, что прокололся на интонации.
— Но ты слышал о нем, да?
Если до этого их мытарства можно было списывать на происки не судьбы, но случая, то теперь убеждать настырную девчонку в отсутствии следов провидения представлялось тщетным. Тем более что и сам Старьевщик начал задумываться с легкой руки спутницы.
Плохо было то, что при малейшем подозрении в сверхъестественном влиянии на его поступки следовало немедленно совершать нелогичные, противоречивые действия. Чтобы непоследовательностью решений обмануть судьбу или что там волочит человека по проводнику жизни от плюса к минусу. Из рождения в смерть. То есть сейчас назрела необходимость, например, вернуться на рудник.
Впрочем, пытаться хитрить с провидением — неблагодарнейшее из занятий. Все, что человек, в конце концов совершает, можно оправдать безотказным «значит, так надо было». А рассуждения на тему «как было бы, если бы» всегда носят неопределенно-сослагательный характер.
Механист улыбнулся своим рассуждениям, заработав настороженный взгляд Венедис. Исходя из закономерностей его поведения, логичным было как раз бросить эту затею и отсидеться в каком-нибудь тихом месте. А пробовать обдурить судьбу — значит потащиться по маршруту этой самой Легенды.
— Ты слишком много думаешь, чтобы ответить на простой вопрос, — подтолкнула Венди.
— Пытаюсь прежде отделить правду от вымысла.
— В вымысле бывает намного больше правды, чем нам кажется. Рассказывай.
Пожалуй, Вик определился.
Почти.
То, что произошло с ними утром, эта толком не успевшая начаться стычка в ущелье, позволила Старьевщику доверять своей спутнице. Настолько, насколько он вообще мог кому-нибудь доверять, — минимально. И если мельком слышанная история про Убийцу Драконов его не интересовала совершенно, то Механизм, созданный Палычем, конечно, заслуживал самого пристального внимания. Тем более что учитель отказался воспроизводить в последующем что-либо подобное.
А у Вика имелись соображения на этот счет. Уверенность — Дрей тогда создал единственную и неповторимую Машину Желаний. Утрированно и чересчур пафосно? Ладно — Грандиозный Усилитель Материальных Возможностей Человеческой Мысли. Беда в том, что ни Палычу, ни Вику не удалось бы воспользоваться этим устройством. Разум механистов пребывал в том рациональном мире, где материализоваться могли только знания, но никак не мысли. А Танцующая — когда-то смогла. И у Венедис, наверное, тоже бы что-нибудь получилось.