Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там - Филипп Матисзак

гребне или угодив в ложбину волны, «Нереида» всякий раз предательски скрипит, а морская вода проникает между изъеденными солью балками, сводя на нет усилия мастеров, всю зиму старательно конопативших судно. Впрочем, в тихой гавани уровень воды в трюме не поднимется чересчур высоко, а занятые ее выкачиванием моряки не успеют попасть в какую-нибудь передрягу.

Разминая больные суставы, Палеонавт встает с трюмной помпы и взбирается на палубу, чтобы посмотреть на приближающуюся гавань. Он гадает, сколько еще таких плаваний выдержат они с «Нереидой». Оба далеко не молоды; обоим давно пора ограничиться портами Понта Эвксинского (Черного моря) и перевозить пассажиров и грузы вдоль берега, раз в несколько дней возвращаясь домой, в гавань Нимфея, с безделушками и подарками для внуков. В очередной раз Палеонавт обещает себе, что больше не повезет зерно в Афины.

Непросто отказаться от путешествий, которые приносят такую большую прибыль. Афинянам очень нужно импортное зерно, и они всячески поощряют тех, кто готов им его доставить. Прежде всего, рисков практически нет – не считая, конечно, того, что «Нереида» вполне может затонуть. О цене Палеонавт еще в Нимфее договорился с агентом афинского ситона, чиновника, ответственного за закупку зерна. Необходимые средства он занял у того же агента по ставке 15 % годовых под залог корабля. На следующий день он пошел торговаться с местными оптовиками, скупающими зерно у жителей внутренних районов. Нужно было приобрести 300 амфор (около 6200 литров) зерна по такой цене, чтобы прибыль от его продажи в Афинах составила минимум 85 %. Заранее договорившись с агентом, Палеонавт вышел в море, точно зная, сколько заработает, если плавание окончится успешно.

Еще придется заплатить десятипроцентную пошлину в Халкидоне, где кончается Понт Эвксинский, портовый сбор в Пирее и жалованье трем матросам, но эти расходы компенсируются доходами от продажи груза, который он закупит в Афинах. Таким образом, прибыль поставщику зерна практически гарантирована. А если «Нереида» все же затонет, афинские власти погасят его долг.

Несентиментальный Палеонавт никогда не признается даже себе самому, что прибыль не единственная причина, по которой он регулярно возит зерно в Афины. «Нереида» и при попутном ветре движется медленно, но чем дольше приходится плыть, тем дольше может он наслаждаться этим чувством полной свободы, когда над ним – бледно-синее небо, а под кораблем – глубокое голубое море, и можно просто лежать и смотреть, как проплывают пухлые белые облака. Или спрятаться в безопасной бухте и рыбачить с борта «Нереиды», видя перед собой мрачную тень ее корпуса, падающую на белый песок и кристально чистую воду.

Палеонавт постоянно жалуется на то, какая тяжелая у него работа, но правда в том, что ему нравится жизнь моряка. Особенно в такие моменты, как сейчас, когда корабль стремительно и свободно движется к пирейской гавани Канфар, длинные вечерние тени холмов Акты скрывают стою и эмпорий в восточной части порта, а вдалеке похожий на ведьмину шляпу холм Ликабетт сияет в лучах солнца. Это чувство знакомо лишь морякам. Посейдон снова уберег корабль от штормов Понта Эвксинского, от губительных течений ниже горы Афон и от кровожадных пиратов, терроризирующих Киклады, и привел его в гавань.

Растроганный Палеонавт говорит матросам:

– Мы снова сделали это, ребята!

Теперь нужно довести «Нереиду» до причала. Кажется, будто ворота гавани не становятся ближе, но кудрявый след за судном свидетельствует о том, что оно развило хорошую скорость. И вдруг колонна справа от входа в гавань – моряки зовут ее «колонной Фемистокла» – оказывается совсем рядом, и матросам пора убирать паруса, а самому Палеонавту – садиться за парные весла в задней части корабля, играющие роль руля.

«Нереида» принадлежит к классу торговых судов, которые греки называют керкурами («короткохвостыми»), потому что корма у них практически плоская. Достигнув причала, «Нереида» повернется к морю носом и пришвартуется кормой. Если привязать корму к причальным тумбам, сходня окажется между ними, и разгрузить корабль будет нетрудно.

Пока «Нереида» стоит в порту, Палеонавту нужно будет принять непростое решение. Проблема в возрасте корабля: сосну, из которой изготовлен его корпус, срубили близ Алеппо, когда Палеонавт был еще ребенком. Сейчас ему шестьдесят, и корабль не намного его моложе. Степс мачты уже дважды приходилось надстраивать, чтобы установить трюмную помпу большего размера, но угнаться за повышением уровня воды в трюме с каждым разом становится все труднее.

Корабль построили традиционным способом: сперва, пригнав друг к другу доски, собрали каркас судна и лишь затем вставили шпангоуты, закрепив их медными штырями. Палеонавт помнит, как его отец купил этот корабль, заложив принадлежавший семье земельный участок. Маленькое новенькое судно буквально скакало по волнам, радуя мальчика, который карабкался по снастям, улыбаясь яркому, разноцветному парусу.

«НЕРЕИДА»

«Нереида» – это на самом деле «Кирения», корабль, остатки которого были обнаружены в 1960‐х гг. у берегов Кипра. Как и «Нереида», «Кирения» оставалась на плаву на протяжении многих лет – примерно восьмидесяти. Даже после этого она не затонула сама по себе: наконечники от оружия, застрявшие в корпусе, заставляют предположить, что «Кирению» захватили пираты.

Видимо, затем они решили, что затопить ее легче, чем ремонтировать. Тем не менее судно так хорошо сохранилось, что ученым удалось построить его точную копию. Ее назвали «Кирения II», и она до сих пор бороздит моря в качестве символа кипрской культуры.

Если вы хотите больше узнать об этом удивительном судне, см. National Geographic Society Research Reports, 13(1981)

С тех пор парус меняли несколько раз, но даже нынешний давно выцвел и покрыт заплатами. Впрочем, парус беспокоит Палеонавта меньше всего. Проблема в корпусе. Палеонавт слишком давно бороздит моря, чтобы верить, что его удача никогда ему не изменит.

Когда-нибудь жуткий штормовой ветер подует с Эвбейских гор, и в водовороте из высоких и бурных волн корабль закружится, как щепка в бочке. Если течения не разорвут ветхое суденышко на части, оно просто переполнится водой и утонет. Даже за время этого относительно спокойного путешествия в корпусе появились щели шириной почти в палец, через которые в трюм проникла вода. Палеонавт хмуро смотрит на то, как матросы грубо затыкают эти щели вымоченной в масле материей.

Должен ли Палеонавт смириться с тем, что «Нереида» в последний раз пересекла Эгейское море и теперь будет ходить лишь вдоль берегов Понта Эвксинского? Или ему стоит