Фавориты – «темные лошадки» русской истории. От Малюты Скуратова до Лаврентия Берии - Максим Юрьевич Батманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам он не заблуждался относительно своей роли и без ложной скромности писал впоследствии, что «с оного числа вся французская война шла через мои руки, все тайные повеления, донесения и собственноручные повеления государя».
Личные качества Аракчеева делали его идеальным исполнителем самых щекотливых поручений императора и в то же время надежным хранителем любых государственных тайн. Он не делал секрета из мотивов своей службы: Аракчеев служил царям, а не России. «Что мне до Отечества!» – вырвалось у него как-то раз в грозном 1812 году.
Когда войска Наполеона заняли Москву, Аракчеев разделял мнение большинства окружения Александра I, желавшее скорейшего мирного соглашения с оккупантом в ущерб интересам России. Надо отдать должное твердости характера царя – тогда он еще не потерял способности слышать голос и чувствовать настроение всей России. Император говорил, что не пойдет на мир с Наполеоном, пока его армия находится в пределах России, даже если для этого придется ехать в Сибирь и питаться одной картошкой. Он сдержал свое слово, правда, бежать в Сибирь ему не пришлось, а Аракчеев как вернейший слуга государя во всем послушно исполнял его волю.
Главной заботой Аракчеева во время Отечественной войны было формирование армейских резервов и снабжение армии продовольствием. С этими задачами он справился если не блестяще (особенно со второй), то, во всяком случае, вполне сносно. Многие другие на его месте были бы явно хуже. Это возвело доверие Александра I к Аракчееву в высшую степень.
В 1814 году, возвратясь из освобожденного от тирана Парижа, Александр I раздавал чины и награды большому кругу лиц. Он предложил и Аракчееву высшее воинское звание – генерал-фельдмаршала. Тот отказался, ссылаясь на то, что сам он в военных подвигах не участвовал, неприятеля перед собой не гнал. Александр был в восторге от такого скромного подчиненного. Это дополнительно укрепило его доверие к Аракчееву. Царь не собирался отпускать от себя графа и после войны.
«Правая рука» императора
Александру не удалось прельстить неподкупного Аракчеева высшим воинским званием. Тогда он подарил графу свой портрет, украшенный бриллиантами, а его мать Елизавету Андреевну, урожденную Ветлицкую (1750–1820), пожаловал придворным званием статс-дамы. Но Алексей Аракчеев отклонил милость в отношении его матери. Портрет же принял, но украшавшие его драгоценные камни отослал назад императору.
– Ты ничего не хочешь от меня принять! – сказал ему как-то Александр с нескрываемой досадой.
– Я доволен благоволением вашего величества, – ответствовал граф, – но умоляю не жаловать родительницу мою статс-дамою. Она всю жизнь свою провела в деревне и если явится сюда, то обратит на себя насмешки придворных дам, а для уединенной жизни не имеет надобности в сем украшении.
Позднее Аракчеев говорил придворным об этом случае как о единственном, когда он провинился перед своей матерью: «Она прогневалась бы на меня, если бы узнала, что я лишил ее сего отличия».
Александр I не забывал и о братьях Алексея Андреевича. Генерал-майор Андрей Аракчеев, средний из трех братьев, уволенный Павлом, был в 1804 году снова принят на службу, занимал разные посты, участвовал в русско-шведской войне, был комендантом Киева, воевал против Бонапарта в составе 3-й армии Тормасова и в 1814 году внезапно скончался. Младший из братьев, Петр Андреевич Аракчеев, перед Отечественной войной получил звание полковника, был офицером для особых поручений при генерале Багратионе, участвовал в Бородинском сражении и Заграничном походе, в 1816 году получил чин генерал-майора.
Должность, которую Аракчеев занимал с 1812 года, называлась «управляющий собственной Его императорского величества канцелярии». В 1816 году он был, в дополнение к этому, назначен докладчиком императору по делам Комитета министров и Государственного Совета, а также снова председателем Военного департамента Государственного Совета. Таким образом, по совокупности занимаемых постов Аракчеев стал первым лицом в империи после самого императора.
В 1821 году Александр I учредил Сибирский комитет для рассмотрения доклада Сперанского, только что назначенного генерал-губернатором Сибири, о реорганизации управления этой обширнейшей восточной окраиной России. В обсуждении подлежащих комитету вопросов Аракчеев вовсе не проявлял себя каким-то «крепостником» и «держимордой», высказывал здравые и толерантные суждения.
Примерно в то же время Александр I поручил Аракчееву подготовить секретный проект об освобождении крепостных крестьян. Мы уже говорили, что и во второй период своего царствования, после победы над Бонапартом, царь не оставил своего либерального прожектерства, присущего ему ранее. Графу Новосильцеву он поручил выработать проект русской конституции, а Аракчееву вот – план освобождения крестьян. Казалось бы, нельзя были найти более неподходящего исполнителя для такого дела! Но Александр I знал, что именно как исполнитель Аракчеев – персона отменная. И тот блестяще справился с порученным делом.
Примечательно, что Аракчеев чутьем понял: русских крестьян надо освобождать только сразу с землей. При попытке их безземельного освобождения (как раз такое в 1816–1819 годах предприняли по просьбам местных помещиков в Лифляндии и Эстляндии) может случиться такая пугачевщина, что империя рухнет. И Аракчеев составил план одаривания освобождаемых крестьян наделами по две десятины (десятина – это почти целый гектар) пахотной земли с правом выкупить больше.
Неизвестно, что собирался предпринять Александр I со своими проектами конституции и отмены крепостного права, если бы прожил и процарствовал дольше. В реальности – увы! – все эти начинания были произведены слишком поздно, чтобы спасти Российскую империю от неизбежного системного кризиса. Освобождение крестьян было предпринято только через 40 лет, а созыв законодательного собрания – через 85 лет.
Но что примечательно в проекте Аракчеева: предлагавшийся им минимальный крестьянский надел при освобождении в точности соответствовал наделу, предлагавшемуся Никитой Муравьевым – одним из членов тайного революционного общества, подготовившего восстание декабристов, в его проекте российской «Конституции»! Управляющий собственной императорской канцелярией и диссидент мыслили практически одинаково, разрабатывая планы будущего государственного устройства! Это показывает, конечно, что в ту пору обе эти линии общественной мысли – охранительная и преобразовательная – еще не разошлись непримиримо. Между ними еще возможно было согласие, если бы Александр I сам, по своей инициативе, не прервал контакты с обществом.
А Аракчеев не был, как некоторые думали, «жестоким крепостником» в своей сущности. Он всего лишь исполнял затеи и предначертания своего государя. Это особенно ярко проявилось в самом одиозном мероприятии Аракчеева, из-за которого вся вторая половина царствования Александра I получила название «аракчеевщины».
Создание военных поселений
«Одинокий в семье, которой, собственно, у него и не было, – так пишет военный историк Российской империи Антон Керсновский об Аракчееве, – одинокий в обществе, где все его ненавидели предвзятой ненавистью, Аракчеев
