Мент для новых русских - Александр Золотько

Глаза спокойно посмотрели в темноту, потом взглянули в сторону городских огней. Лицо было спокойно, движения точны и легки. Но…

– Не нужно психовать, Ирина, – в который раз попытался успокоить свою сожительницу Тотошка, – чего ты, в самом деле? Ну, парень и парень. Михаил и Михаил. Тебе-то что? Ну, хоть ты ей объясни, Айболит!

Доктор не ответил.

– Ну, ты-то чего морду в дулю сложил? Баба – дура, понятно. Но ты же человек образованный, хоть и этот… – Тотошка постучал костяшками пальцев по столу, – ударенный жизнью.

Тотошке было хорошо. Его веселое настроение поддерживалось стаканом водки, выпитом за ужином, и чувством выполненного долга. Палатка стояла, свежая постель лежала на почти новой раскладушке, а ужин для Михаила Ирина приготовила в совершенно новой, только сегодня купленной посуде.

Было решено всем остальным Крысам сегодня на глаза Михаилу не попадаться, дать возможность человеку отдохнуть. Прозрачные намеки Тотошки на причастность Михаила к происшествиям на лоходроме и «пятачке», отчего-то породили в Крысах уверенность в способностях неожиданного покровителя.

– Сам ты ударенный! – зло бросила Тотошке Ирина. – Это тебе все просто и красиво, лишь бы водяры хлебнуть.

– И хлебнуть! – радостно согласился Тотошка. – Есть за что!

– За что? – спросил Доктор, оторвавшись от созерцания чистой клеенки, покрывавшей отныне крышку стола.

– Как за что? – изумился Тотошка. – С клубом разобрались, с цыганами – тоже. И деньги он достает просто. И ты, Доктор, погляди, как все наши… Как они все… Как его народ любит!

– Любит… – протянула Ирина.

– Любит, любит, – поспешил уверить ее Тотошка, – ты хоть раз видела за десять, да чего там, за все двадцать лет, чтобы наши жмоты так деньги в складчину собирали? Видела? А как тут порядок наводили?

Ирина промолчала. Тут Тотошка был совершенно прав. Редко Ирина соглашалась с дедом, но против очевидных фактов она почти никогда не выступала.

– Хотя субботник сегодня можно было не проводить, – сказал Доктор, – все равно ветер сюда сносит всякий хлам.

Словно в подтверждение его слов на стол упала ветка.

– Еськин глаз! – подпрыгнул от неожиданности Тотошка. – Светопреставление какое-то!

– Конец света, – очень тихо сказала Ирина.

– Ты, зануда, скажи спасибо, что в овраге живем. Наверху уже давно бы все посдувало: и шалаш твой любимый и палатку.

– Тебе что ль, спасибо сказать, хрен болтливый? Вот влупит ливень, тогда нас отсюда не ветром, так водой вынесет.

– Типун тебе, дура, – Тотошка оглянулся на палатку, – Кошкины, мать вашу, а ну гляньте, как там колышки держаться? Если нужно – вбейте поглубже.

Близнецы безропотно выполнили команду, по очереди осмотрели каждый колышек и, вернувшись к столу, пробормотали что-то успокоительное.

– И что странно, – словно продолжая разговор с кем-то, сказал Доктор, – ведь действительно, ни один из обитателей нашей Норы, даже тот же Петрович, не остался в стороне. Тертые, даже битые люди, которые и себе-то верят только по очень большим праздникам, поверили молодому парню, который лишился памяти, который неизвестно откуда пришел и неизвестно куда уйдет. Непостижимо!

– Чего тут непостижимого, – Тотошка хлопнул Доктора по плечу, – ведь классный парень. Душевный. Сказал – сделает и сделал. А?

Последний вопрос адресовался Кошкиным и был вполне риторическим, но один из близнецов неожиданно для всех ответил:

– Мужик!

– Михаил, – сказал второй, вложив в это имя все положительные чувства, на которые только был способен.

– Господи! – Ирина быстро перекрестилась.

– Даже вот братья Кошкины прониклись общим настроением! – Доктор поцокал языком.

– Прониклись! Общим! Настроением! – передразнил Доктора Тотошка, – Лучше скажи, трубка клистирная, будет сегодня дождь или нет. Еще только около восьми часов, а темно, будто заполночь.

– Думаю, не будет, – сказал Доктор.

– А с чего это ты решил?

– Если бы собирался дождь, то ты, пенек ревматический, щас бы выл в шалаше и за ноги держался, – сказала Ирина.

– А я – за поясницу, – поддержал Ирину Доктор, – не будет дождя.

– О! – сказал Кошкин и встал, глядя в темноту.

– Привет! – сказал его брат, тоже вскочивший, словно по стойке «смирно».

– Кого это вы встречаете? – Тотошка обернулся и, прищурившись, попытался рассмотреть пришедшего.

– Добрый вечер! – громко, чтобы перекрыть шум ветра и листьев, поздоровался Михаил.

– Вечер добрый! – Тотошка тоже вскочил, – А мы тут уже заждались. Присаживайся, Михаил! Поужинай. Ирина сегодня постаралась. Голодный, небось?

– Голодный, – согласился Михаил.

– Давай, я тебе воды на руки солью, – предложил Тотошка.

– Если вам не трудно.

– Какой там трудно! Вот твое полотенечко, вот – мыло. Не додумались мы, Миха, умывальник тебе тут соорудить. Ничего, завтра. – Тотошка уже привычно понес ведро к кустам.

– Дурень старый, – прошептала Ирина так, чтобы услышал только Доктор.

– А мы тут тебе палатку… – Тотошка сделал паузу и со вкусом добавил, – купили.

Он, как и все Крысы, ужасно гордился тем фактом, что именно купили, а не украли.

– Высокая и широкая. Там еще раскладушка и постель, с одеялом, как знали, что сегодня такое начнется. Так что, спать тебе будет тепло, не боись. И палатку поставили так, что и трактором не вырвешь.

Михаил ответил не сразу. Он тщательно вытер руки и лицо полотенцем, аккуратно повесил на веревку полотенце, которое тут же забилось на ветру.

– Вот, глянь! – Тотошка широким жестом указал на палатку.

Михаил подошел к палатке. Остановился перед входом. Ирина напряженно смотрела ему в спину. Над самым входом, к передней стойке, она прикрепила маленькую дешевую иконку, освященную и подаренную ей когда-то отцом Варфаламеем.

От стола было видно плохо, Ирина замерла, вглядываясь в полумрак. Секунда, другая… Две долгих, почти бесконечных секунды. Так же напряженно на нее смотрел Доктор, который видел, как Ирина вешала иконку, и который понимал, что сейчас Ирина чувствует.

Силуэт Михаила дрогнул. Ирина затаила дыхание. Михаил не оглянулся, но Ирина вдруг поняла, что он видит икону, понимает, кто ее туда повесил и, самое главное, знает, зачем ее туда повесили.

Михаил медленно перекрестился. Ирина облегченно всхлипнула и тоже перекрестилась. Доктор выдохнул, наконец, воздух.

– Чего тут топтаться! – заторопился Тотошка.

Михаил подошел к столу, сел. Когда Ирина наклонилась возле него, ставя на стол еду, Михаил положил ей на руку свою руку и сказал негромко:

– Спасибо.

И хотя он не сказал, за что именно спасибо, Ирина поняла. Она торопливо закончила подавать на стол и отошла к печи. Доктор встал из-за стола и тоже пошел за ней.

– Стопарик примешь? – потер ладони Тотошка.

– Спасибо, не хочется, – Михаил взял в руку вилку, – вы не могли бы сейчас позвать сюда Старого? Он еще не спит?

– Не спит! – уверенно ответил, снова вскакивая, Тотошка, – Я его сейчас. Я быстро.

Быстро не получилось.

Пока Тотошка по темноте добрался до жилища Старого, пока объяснил, что того требует к себе САМ Михаил, пока высказал свое мнение о причинах вызова (за палатку поблагодарить хочет, точно говорю), пока вместе со Старым объяснил ближайшим соседям, что Михаил требует к себе только одного человека и пока вернулся к столу, Михаил успел уже поесть, а Ирина подала на стол чай.

– Вечер добрый! – поприветствовал Михаила Старый.

– Присаживайтесь.

Доктор, наблюдавший за этой сценой со стороны, поежился. Воет ветер, отблески огня из печи неровно освещают пространство вокруг стола, а все ведут себя так, будто собрались в чьем-то доме, чтобы попить чайку и обсудить последние новости.

– Присаживайтесь, – предложил Михаил, – выпьете со мной чаю?

– Что? А, чаю… Это, попью, – Старый осторожно присел на край скамейки.

Ирина поставила перед ним чашку, тоже чистую, тоже купленную сегодня. Налила заварку и кипяток.

– Я хотел кое-что выяснить, – отхлебнув из своей чашки, сказал Михаил.

– Ага… Ладно, – Старый, не сводя глаз с Михаила, глотнул чая и обжегся, – черт!

– Вы сахару положите, – спокойно посоветовал Михаил.

– Хорошо, да, – Старый суетливо потянул к себе банку с сахаром.

– Давай я сама, – Ирина отобрала у Старого сахар, – сейчас все рассыплешь, безрукий.

Старый что-то беспомощно пробормотал. Он и сам не мог понять, что с ним происходит. Давно забытый страх и неуверенность удивили бы Старого, если бы он отчего-то не лишился начисто возможности удивляться. Рядом с Михаилом все казалось одновременно и возможным и нереальным.

Старый, как и все остальные Крысы, лучше, чем кто-нибудь другой, знал, что одиночка в этом страшном мире обречен на поражение. Знал Старый и то, что сами они сбивались в стаю именно потому, что боялись гибели в одиночестве. И знал Старый, что нет ангелов в Норе, что каждая Крыса рано или поздно готова была воровать, драться или даже убить.