Не смей меня касаться. Книга 3 - Марина Дмитриева

Тещечка побледнела еще сильнее, краше в гроб кладут.

– Эльвира Тимофеевна, вам плохо?!

– Нннет…

– Схема была простая… даже примитивная, но все гениальное просто. Под видом того, что им нужно подготовиться к занятиям, ну, или поболтать о своем о девичьем, после занятий ваша дочь шла в гости к Алине, как я понял, у той родители очень часто не бывали дома, потом туда приходили мужчины и через два-три часа якобы девичьих посиделок удовлетворенная Юля отправлялась домой.

Телефон запищал о принятии сообщения на вайбер… Быстро посмотрел – это Андрей Анатольевич прислал видео, которое я просил.

– Боже мой… какой кошмар, какой кошмар, какой кошмар, – как сомнамбула, начала повторять Эльвира Тимофеевна.

Но что удивительно, мои слова «любимая» теща не опровергала. Судя по ошеломленному лицу Эльвиры Тимофеевны, она мне поверила. Уже?! Так быстро?! Даже видео не понадобилось? Признаться, я был настроен к более долгому отстаиванию святости своей любимой дочки. Реакция мамы Лазаревой порядком удивила. Впрочем, как взрослая и здравомыслящая женщина она должна понимать – поскольку за Юлей было установлено наблюдение, все мои слова имеют под собой существенную доказательную базу.

– Впрочем, как оказалось, ее облегченная сексуальная жизнь не самое страшное, в ходе прослушки выяснилось, что Юля… – невольно сделал паузу, – принимает наркотики. Практически весь срок беременности она травила себя и ребенка дурью, – я старался говорить спокойно, но в голосе все равно появились нотки возмущения, а пальцы сотый раз за сегодняшний день сковала судорога злости.

– Нет, это неправда! – вскрикнула Эльвира Тимофеевна, не желая принимать смысл моих слов. – Коля всегда твердил девочкам, что наркотики, сигареты и алкоголь приличные девочки не должны употреблять. Она не могла, не могла! – горячо возмущалась мама сестер Лазаревых.

Криво ухмыльнулся. Еще как могла. Сука, да как же она могла?!

– Кажется, Юле нравилось поступать совсем не так, как говорят старшие, причем не в открытую, а исподтишка, радуясь тому, что провела наивных родителей и лошка-мужа. Она даже сестру не пожалела, специально ведь влезла в наши отношения с Таней.

– Нет, она не могла… не могла, – продолжала, как заведенная, твердить Эльвира Тимофеевна и, словно защищаясь от моих слов, отгораживаясь, сжала крестом руки на груди. Правда, голос ее становился все тише и тише… Видимо, момент отрицания подходил к концу.

– К сожалению, могла. Но если вы мне не верите на слово, то я могу предоставить записи их разговоров с Игорем Карнауховым и подружкой. Ну и анализы, которые возьмут сегодня, я предупредил Ларису Вячеславовну, должны выявить употребление наркотиков. Также в моем распоряжении есть видео оргий с участием Юли. Она даже на нашей свадьбе траха… занималась сексом!

При этих словах «любимая» теща вздрогнула, руки ее затряслись, словно в эпилептическом припадке, губы распахнулись, судорожно вдыхая воздух.

– Эльвира Тимофеевна, вам плохо?! Черт…

Завертел головой, пытаясь найти кого-нибудь в белом халате… Пусто, весь медперсонал неизвестно куда испарился. Неужели все на операции моей жены?!

– Нет-нет… – опять сомнамбулой стала твердить любимая теща, – нет, пожалуйста… – жалобно всхлипывала она, мотая головой из стороны в сторону, снова входя в режим отрицания. – Это я-я во всем виновата… я во всем виновата… Нет, пожалуйста, нет…

Млять, да млять же! Идиот несчастный, прежде чем сообщать такие новости, надо было подготовиться, нашатырем хотя бы запастить.

– Эльвира Тимофеевна, давайте к окошку подойдем, подышим свежим воздухом. Тут ужасно душно.

– Я-я, о боже, это я во всем виновата-а-а… – мама сестер Лазаревых зарыдала.

Подтащил любимую тещу к подоконнику, распахнул створки окна. Свежий промозглый декабрьский воздух ворвался в пропитанный медикаментами коридор. Эльвира Тимофеевна, оттягивая ворот тонкого свитерка, шумно и часто задышала.

– Теперь вы понимаете, почему произошел этот злополучный толчок, другой бы на моем месте ее попросту убил.

– Она беременная, – бесцветным голосом произнесла Эльвира Тимофеевна и уткнулось лбом в холодное стекло окна.

– Вот именно! Этот факт больше всего возмущает… Ребенок может родиться больным, уродом, если вообще появится на свет.

Любимая теща начала легонько биться лбом о холодное стекло окна. Неужто помешалась от таких новостей?!

– Я сама во всем виновата, – шептала она почти в бреду.

Виновата, безусловно, виновата, в том, что Ля-ля-ляшка выросла такой бляшкой, наверняка есть заслуга, точнее упущение родителей. Хотя надо отдать должное моей «милой» женушке, она любого способна обвести вокруг пальца, виртуозно умеет играть на чувствах других и прикидываться хорошей пай-девочкой. Неужели родители не почувствовали фальши? Ладно, муж, я Юлю в принципе плохо знал, да и знать-то не хотел. Но они ведь с пеленок ее растили.

Все же странно, почему «любимая» теща так покаянно и настойчиво твердит о своей вине?..

– Вы что-то знали, Эльвира Тимофеевна? – высказал я догадку.

– Нет, нет, не знала, – запротестовала мама Лазарева, – просто мне нужно было сильнее за ней следить.

Эльвира Тимофеевна отошла от окна и снова села на стул, судорожно закрыла лицо руками и стала горестно плакать, словно смертельно напуганная и обиженная маленькая девочка. Женские слезы меня всегда вымораживали... точнее наоборот, размягчали, я не мог их переносить, бросался отважным рыцарем спасать прекрасную даму. Надо бы сказать что-нибудь утешительное, но я не находил слов, их смыли волны злости, которые постоянно бушевали во мне сегодня, их растворили оскорбления, бросаемые семьей Лазаревых в мой адрес, слова поддержки гасились тем мраком человеческой низости, в испражнения которой меня с головой окунула прекрасная Юленька. Единственное, на что хватило сейчас моего джентльменства, – сходить к кулеру и набрать водички в пластиковый стаканчик.

– Эльвира Тимофеевна, выпейте воды, надо успокоиться, слезами делу не поможешь.

Одна из дверей, ведущих в медицинский коридор, распахнулась, на пороге показалась усталая, но собранная Лариса Вячеславовна, «дорогая» теща моментально очнулась, встрепенулась, совершенно забыв про протянутую ей воду.

– Что с Юлей, она жива?!

– Давайте пройдем в мой кабинет, там и поговорим, – сдержанно сказала врач.

Почему Лариса Вячеславовна не ответила на этот отчаянный материнский зов? Внутренности словно жидким азотом обдало. Неужто Юля в самом деле подохла на операционном столе?! Нет, она, конечно, сука редкостная, и скорее всего, конченый человек, ведь, кажется, ничего человеческого в ней уже не осталось. Но млять!.. Ей только восемнадцать лет, точнее через десять дней девятнадцать, но все равно это ничтожно мало, в пределах стандартной человеческой жизни только начало пути.