Охота на канцлера - Платон Обухов

Фишер поджал губы:

— Нынешние признания польских террористов бросают тень и на вас, и на меня, и на все правительство. Шеф службы безопасности Германии, как жена Цезаря, должен быть вне подозрений!

По виду канцлера Хаусхофер догадался, что беседа закончена, и поспешил ретироваться из кабинета Фишера.

США (Нью-Йорк, Чикаго, Сент-Луис, Канзас-сити)

На американской земле Соломон Гинзбург решил избрать наступательную тактику. Без предварительной обкатки программы в маленьких городах он устроил гастроли «Медрано» сначала в Нью-Йорке, потом в Чикаго. Артистов повсюду ждал успех. Наибольшее количество аплодисментов и цветов выпадало, как и следовало ожидать, на долю Веры. В довершение к этому она получила более сотни предложений руки и сердца.

Не стало исключением и выступление «Медрано» в Сент-Луисе. Сидевший в первом ряду мужчина с маленькими черными усиками на благородном смуглом лице преподнес Вере такой огромный букет роз, что два борца «Медрано», посланные Соломоном, с трудом протиснули его сквозь двери артистической уборной циркачки.

Возвратившись после представления в отель «Сент-Луис», Вера приняла холодный душ и уселась перед телевизором. На экране мелькали кадры веселого мультфильма «Розовая пантера». Несмотря на триумфальные выступления артистов «Медрано» в Америке, Вере уже хотелось вернуться назад, в Англию. И дело было не только в более спокойном ритме жизни Лондона. Вера скучала по лорду Уорбертону.

…Когда на розовую пантеру обрушился кусок скалы и неунывающий зверек превратился в лепешку, задребезжал телефон. Вера неохотно сняла трубку.

— Мадам, какой-то мужчина с букетом добивается встречи с вами, — услышала Вера голос портье «Сент-Луиса».

— Пусть обратится к мистеру Гинзбургу.

Вера швырнула трубку на рычаг. Наверняка это был один из многочисленных поклонников ее таланта. Ей меньше всего хотелось видеть их.

Пока Вера отвечала на звонок, розовая пантера уже успела восстановить свои формы и сейчас удирала от громадного злобного койота. В эту секунду в дверь тихо постучали.

— Кто там?

Дверь распахнулась, и на пороге Вера увидела человека со смуглым лицом и маленькими черными усиками. По виду это был богатый латиноамериканский плантатор. Тот самый, что презентовал ей огромный букет после выступления.

— Я дал портье сто долларов, и он пустил меня, — нимало не смущаясь, признался мужчина.

От такой наглости Вера оторопела. Потом она вспомнила о Джованни Моруа, Оле Свенсоне, Максиме Берси, Мишеле Вальмане — о всех тех людях, которые, пользуясь ее бедственным или зависимым положением, пытались удовлетворить свою похоть. «Несомненно, это владелец какого-нибудь колоссального ранчо, привыкший ни в чем себе не отказывать. Сейчас он предложит несколько тысяч долларов за то, чтобы переспать со мной, и будет страшно удивлен, когда я откажусь», — пронеслось в голове Веры. Металлическим голосом она отчеканила:

— Будьте любезны покинуть мой номер.

— Я думал, вы будете мне рады, — с грустью произнес посетитель с сильным испанским акцентом.

— Будьте добры уйти отсюда! Я не шучу!

Мужчина вздохнул и пошел… Нет, не к выходу, а в ванную.

— Вы что, с ума сошли? — всплеснула руками циркачка и побежала вслед за ним. — Немедленно уходите, а не то я устрою скандал, слышите?

Незнакомец тем временем пустил сильную струю воды и стал умываться.

— У вас что, дома ванны нет?

Внезапно мужчина дернул себя за волосы, и в руках у него оказался густой темный парик. Взору Веры открылась коротко стриженая белокурая шевелюра. Отклеив маленькие черные усики и смыв с лица краску, незнакомец превратился в лорда Уорбертона.

— Я устроил весь этот маскарад, дорогая, чтобы не вызывать ненужных пересудов, — смеясь, объяснил он.

Вера доверчиво прижалась к широкой груди лорда Генри:

— Ты не представляешь, как мне тебя не хватало все эти дни!

Лицо лорда стало серьезным.

— Мне тоже не хватало тебя… Но, раз мы вместе, не будем терять время!

Он бережно подхватил циркачку на руки и, словно самую драгоценную ношу в мире, понес к широкой кровати. На наволочках и простынях была вышита золотыми нитками буква «С», а в обрамлении лавровых листьев — эмблема «Сент-Луиса».

— Мы с тобой словно Антоний и Клеопатра, — шепнула Вера.

Расслабленная любовью, она была в восторге от необузданности своего любовника…

В девять утра труппа «Медрано» отправилась в Канзас-Сити.

Пока все рассаживались в автобусе, Соломон Гинзбург расплачивался за пребывание в отеле. Получив от портье конверт с бумагами, оставил ему сто долларов «на чай» и поспешил присоединиться к артистам.

Канзас-Сити принял «Медрано» так же радушно, как и другие американские города. Внимание зрителей вдохновляло артистов, и они не жалели сил.

После представления автобус отвез циркачей в мотель «Три сезона». Соломон предпочел дать отдых артистам и выбрал гостиницу за городом.

Он попросил принести себе виски с содовой, но пить не стал. Машинально поглаживая стакан рукой, долго не решался набрать номер Веры. Ему пришлось подождать, прежде чем циркачка сняла трубку.

— Ты вытащил меня из ванны, — объяснила Вера.

— Не возражаешь, если я зайду через пять минут?

Вера встретила его в голубом японском халате, расписанном хризантемами. Она была так красива, что у Гинзбурга захватило дух. Чувствуя, что почва ускользает у него из-под ног, Соломон приступил к делу:

— Это, конечно, твое личное дело, но нельзя ли быть осторожнее? Если о том, что в отель «Сент-Луис» наведывался лорд Уорбертон, узнал я, значит и жене его все станет известно. А как ты уже успела убедиться, она ревнива!

Кусая губы, Вера посмотрела на Соломона. Потом спросила:

— Ты что, подслушивал у двери?

— Если бы это было так, то тебе ничего бы не грозило, — вздохнул Гинзбург. — Но о визите лорда мне сообщил портье «Сент-Луиса». А американские газетчики… Если бы ты знала, что это за люди, то никогда бы не решилась на подобное безрассудство. Связь британского лорда с русской циркачкой для них более лакомый кусочек, чем Уотергейтский скандал. Если вы попадетесь им на заметку, завтра об этом рас трезвонят на весь мир!

— Хорошо, я учту это, — сухо сказала Вера и отвернулась.

— Я надеюсь, — со значением в голосе произнес Соломон и вышел.

Ночью к Вере снова пришел лорд Генри. Нежно сжимая любовницу в объятиях, он прошептал:

— Я так люблю тебя!

— Я тоже, мой дорогой. Но сейчас тебе пора идти. Спокойной ночи!

Лорд Уорбертон надел свой темный парик, но лицо красить не стал. Низко надвинув на лоб шляпу, он прошел мимо сонного портье и, выйдя на улицу, остановил такси.

— В аэропорт, — коротко бросил англичанин.

Он отправлялся в Даллас, куда должны были прибыть артисты «Медрано». Это было последнее выступление цирка в Америке.

Германия (Бонн)

Положив на тарелку порцию картошки и сосисок, охранник, как обычно, прокомментировал:

— Похоже, все в порядке.

Яцек Михник и Войцех Куронь вежливо улыбнулись. Пока они жевали сосиски и выуживали распаренные картофелины из котелка, надзиратель уже закончил обед.

— Преснятина, — заметил Куронь, протянул руку за солонкой, посолил картофелины и сосиску. Подумав, Михник последовал его примеру.

А вот надзирателю, наоборот, на соль глядеть было тошно. Вчера к нему приезжал брат жены, рыбак с Северо-Фризских островов. Он привез в подарок бочонок свежезасоленной селедки. Охранник накинулся на рыбу и, почувствовав сильнейшую жажду, долго запивал ее пивом.

Неожиданно Куронь пробормотал что-то нечленораздельное. Яцек с удивлением взглянул на него, но тут во рту у него начало жечь, как от огня. Ему стало не хвататъ воздуха, и Михник широко открыл рот, судорожно глотая кислород. Охранник, сидевший напротив поляков, с недоумением уставился на них. Войцех облизнул губы и попытался объяснить немцу, что ему плохо, но слова застряли у него в горле. Огонь распространялся по всему телу и вскоре тело его потряс мощнейший спазм. Стул под Войцехом качнулся. Он упал на спину, ударившись затылком об пол.

Охранник, выйдя из оцепенения, бросился к Михнику. Но и Яцеку уже никто не мог помочь.

Польша (Валбжих)

Анна читала журнал для женщин и время от времени бросала слегка удивленные взгляды на Леха. Мазовецкий, только что оживленно с ней беседовавший, неожиданно замолчал и с отсутствующим видом уставился в потолок. В сельском домике Дитриха он не находил покоя. Мыслями Лех был далеко.

«Смерть Яцека и Войцеха пошла только на пользу делу, — думал он. — По всему выходит, что немцам не удалось ничего из них выжать. Поэтому канцлер и Отто фон Мольтке выглядели такими подавленными, когда журналисты атаковали их вопросами на пресс-конференции. Жалко, что нас осталось только двое. А канцлер жив! Ну ничего, ему придется заплатить за смерть моих товарищей!»