Золушки из трактира на площади - Лесса Каури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не удивляюсь, что тебя одолели поклонники! – продолжил он, свирепо нахмурившись.
Хмыкнув, Бруни пальцами разгладила морщинку между его бровями.
– Не хмурься! Лучше улыбайся – я так люблю твою улыбку!
Кай поймал ее руки и поднес к губам. Он не говорил ни слова, но она будто слышала наяву тихое: «Ты – мое счастье, Бруни! Нежданное счастье…»
Ветер распахнул шире створку окна, впустив в комнату звуки музыки. Отсветы костров с площади скакали по подоконнику, будто рыжие коты. Уже достаточно стемнело, чтобы можно было начинать разделывать приготовленные на открытом пламени туши, прыгать через огонь и провожать молодых на свадебную ладью, где они, по традиции, собирались провести первую ночь в объятиях Океанского творца и под присмотром его возлюбленной – Пресветлой богини Индари.
Смех из толпы, запахи вкусностей и мелодии, что становились все более заводными, не оставили Матушку равнодушной. Да и любимый был рядом, поэтому она ничего и никого не боялась.
– Ты умеешь танцевать? – лукаво улыбнулась она. – Пойдем туда!
– Девчонка… – пробормотал он, с опаской выглядывая в окно. – Ну пойдем, раз ты хочешь! – Обняв Бруни, он повел ее к двери, однако все же предпринял последнюю попытку переубедить: – Я не танцевал целую вечность! Ты можешь лишиться туфелек!
Матушка погладила его по плечу:
– Ты справишься, мой Кай! Я в тебя верю!
На небе уже появились первые звезды. Растущая луна подслеповато щурилась на веселящихся внизу человечков и ткала серебристо-зеленое покрывало для гавани. Похолодало, но в толчее этого заметно не было. На площади всем желающим раздавали куски ароматного мяса, положенные на ломти черного хлеба, наливали молодое вино из бочонков. Тут и там звучала музыка. Казалось, менестрели со всей Ласурии собрались нынче в квартале Мастеровых – то ли погостить на свадьбе, то ли проводить быстротечные Золотые дни.
Смеясь, Бруни затянула Кая в круг танцующих.
– Закружи меня, – попросила она, – закружи так, чтобы позабыть обо всем!
– Уверена? – улыбнулся он. – Ну держись!
Звучал веселый ригодон. Танцоры поочередно менялись местами, плутали в хороводе, партнеры подбрасывали дам под лихие взвизгивания последних, тут и там мелькали азартно взмахивающие ноги в разноцветных чулках. Зашипевший и задымившийся магический свиток пришлось заменить на другой, с неожиданным достоинством заигравший менуэт.
Прошли времена, когда менуэт был танцем одной пары. Нынче кавалеры и дамы из всех гильдий, всех мастей, размеров и родов занятий выстраивались в две длинные шеренги, церемонно кланялись друг другу и делали шаг навстречу.
Бруни смотрела в светлое лицо Кая так, словно шла к нему по тонкому мосту над пропастью… Да, наверное, так и было.
– Вот ты где! – прозвучал над ухом знакомый голос с властными нотками. – Нашлась, пропажа моя!
Холодея, Матушка обернулась.
Он оказался совсем близко, незнакомец в полумаске. Так близко, что она ощутила его запах – дорогих благовоний, умасливших тело и волосы, мужественности и… желания. Жгучего желания, подстегнутого выпивкой, танцами и близостью множества хорошеньких горожанок.
Спустя мгновение Кай стоял за ее спиной. Она не видела его, но почувствовала, будто оказалась на суше в самый разгар шторма.
Выражение глаз блондина изменилось. Веселье и жажда обладания превратились в изумление, а затем… в бешенство.
– Ты? – хрипло спросил он Кая. – Тебя не должно здесь быть! Ты…
– Замолчи! – негромко сказал тот.
Сказал так, что назвавшийся Аркеем отступил на шаг, легко поклонился и скрылся в толпе.
Бруни испуганно взглянула на Кая.
– А… кто он такой?
– Этот жеребец? – задумчиво посмотрел ему вслед Кай. – Известный дворцовый ловелас. Из тех, что не пропустят ни одной юбки и ни одного увеселения. Забудь о нем.
– Но я… – набралась духу Матушка, желая признаться, что ехала с ним на лошади и даже, кажется, согласилась танцевать в паре.
– Забудь! – тем же тоном, что говорил с блондином, приказал Кай. – Ты – моя! Все остальное – прах!
И отступил на шаг. И поклонился. И подал ей руку, приглашая на менуэт.
Незадолго до полуночи шафера разыскали новобрачных, уснувших, трогательно обнявшись, на пустой телеге, растолкали и с пением псалмов начали собирать свадебную кавалькаду в порт.
– Тебе обязательно ехать? – поинтересовался Кай.
Они с Бруни сидели за одним из импровизированных столиков, утоляя голод и жажду.
Матушка, с удовольствием отпивая из кружки легкое осеннее вино и заедая жареным мясом, помотала головой и пожаловалась:
– У меня ноги гудят!
Кай засмеялся.
– Я предупреждал!
– Ты мне ни разу не наступил на ногу! – отметила она и уважительно добавила, вспомнив слова Ваниллы: – Настоящий мужик! А знаешь, – Бруни поставила кружку, – я бы с удовольствием посмотрела на фейерверк, если бы так не устала!
Кай поднялся, запахивая плащ.
– Вид с моря еще лучше. Идем со мной!
– Куда? – заинтересовалась Матушка.
Он загадочно улыбнулся.
– Подожди! – спохватилась Бруни. – Я только провожу молодых!
Изрядно потрепанный экипаж выглядел так, будто лошадки самостоятельно распряглись, знатно поужинали астрами и хризантемами, а потом вернулись в упряжь. Шафера как раз загружали молодых, когда подошла Матушка. Взглянув на Ваниллу, она поняла, что говорить сейчас подруге что-либо вообще бесполезно. А вот его светлость Андроний Рю Дюмемнон держался молодцом и даже умудрялся связывать слова в предложения!
Поймав шута за рукав, Бруни поцеловала его в щеку и шепнула:
– Спасибо тебе!
– А? – он перевел на нее осоловевшие глаза. – А-а-а! Дык не за что, маменька!
– Ты едешь? – спросила, проходя мимо, Персиана. – Мы с Мархом и детьми будем во-он в той телеге, давай с нами? Или, – она хихикнула, – останешься с кавалером?
– Останусь, – улыбнулась Матушка и направилась назад.
– Готова? – спросил ее Кай, когда она вернулась.
– К чему? – удивилась Бруни.
Он обнял ее и, крепко прижав к себе, укрыл плащом. А потом что-то сделал со своим кольцом, которое носил, не снимая, на среднем пальце правой руки – то ли повернул, то ли надавил на камень. Мгновенная вспышка скрыла площадь с уже угасающими кострами. Матушке показалось, что она падает в пропасть. Вскрикнув, она уцепилась за любимого и прильнула к его груди. Затем она почувствовала знакомый запах – йода, водорослей, соли, и услышала мерный шум моря. Бруни распахнула глаза и развернулась – перед ней была та самая пристань, где стояла яхта Кая. Судно сонно покачивалось на волнах, белея в темноте кормой.
В тишине, наполненной Матушкиным изумлением и нарушаемой лишь свистом ветра и шумом волн, Кай провел ее на корабль, усадил, а сам занялся швартовыми.