Сроку давности не подлежит - Сергей Кузьмин

Кровь и страдания детей, попавших в фашистскую неволю, звали советских воинов в бой. И во имя их спасения совершали свои подвиги на фронтах Великой Отечественной войны солдаты и офицеры армии-освободительницы.

Фашистский разбой

Грабеж и разрушение

Гитлеровская Германия стремилась не просто к покорению мира, а к превращению захваченных стран в колонии. Она хотела за их счет обеспечить процветание третьего рейха. Германский империализм пытался создать свою колониальную империю в Европе. Ликвидация независимости и государственности европейских народов, подавление национального самосознания и культуры, закабаление людей, лишение их гражданских прав, установление режима устрашения и террора — все эти элементы колониальной политики империализма проявились в деятельности фашистских захватчиков на оккупированной территории СССР и других стран.

В то время термин «колониализм» не употреблялся для характеристики нацистского оккупационного режима. Союзники СССР по антигитлеровской коалиции владели девятью десятыми колоний мира. И, обеляя свой колониализм, всячески отмежевывались от фашистской политики грабежа и подчинения народов, пытаясь представить ее в качестве какого-то особого, чисто случайного явления, вызванного к жизни честолюбивыми стремлениями или необузданной жестокостью бесноватого фюрера и его сообщников. Нюрнбергский процесс, признав гитлеровский оккупационный режим несовместимым с нормами жизнедеятельности цивилизованных народов, тем не менее не заклеймил фашистскую оккупационную политику как разновидность колониализма, пе признал его преступным.

В наши дни особенно отчетливо выявилась неразрывная связь гитлеровского фашизма и империалистического колониализма. Многочисленные факты свидетельствуют, что гитлеровцы в своей оккупационной политике использовали те же методы, которые применяются всеми колонизаторами. Поэтому нет принципиального различия между нацистским ограблением Европы и хищнической эксплуатацией развивающихся стран империалистами, между действиями гитлеровских оккупантов на советской территории и политикой грабежа и насилия, осуществляемой империалистами там, где они устанавливают свои колониальные порядки. Ограбление и беспощадная эксплуатация чужих народов, разрушение и замедленное развитие производительных сил и культуры зависимых стран, установление в них коллаборационистских порядков, удушение любой оппозиции, уничтожение лучших представителей народа и устрашение остального населения — таким был колониальный режим, насаждаемый фашистами на оккупированных территориях. Таким же он является в Гренаде, раздавленной американской солдатней, и в других странах, где безнаказанно хозяйничают американцы и их пособники.

В демагогических целях нацисты объявляли себя борцами против англо-американской плутократии и даже обличали британские и французские колониальные порядки. Этим они хотели привлечь на свою сторону угнетенные империалистами народы и закамуфлировать свои истинные намерения захватить чужие колонии и присоединить их к третьему рейху. При этом гитлеровцы мечтали превратить в свою колонию всю Европу, особенно Восточную. В ноябре 1941 года Гитлер цинично заявил, что для Германии «восточное пространство является тем же самым, чем является Индия для Англии».

Изучая один очень важный документ, определяющий характер экономической деятельности фашистов на оккупированных территориях, я воочию убедился в том, что гитлеровский колониализм мало чем отличается от любого другого колониализма. Из этого документа следовало, что нацисты преследуют цель не только разгромить и расчленить СССР, ликвидировать социалистический строй и его экономические и идеологические основы, но и использовать нашу страну в качестве колониального придатка гитлеровской метрополии. Именно такую задачу ставил Гитлер на совещании в своей ставке 16 июля 1941 года, говоря о Стране Советов как о якобы побежденном уже государстве: «В основном дело сводится к тому, чтобы освоить огромный пирог, с тем чтобы мы, во-первых, овладели им, во-вторых, управляли и, в-третьих, эксплуатировали…» (Преступные цели — преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944 гг.). М., 1968, с. 53.).

Перед самым отъездом на Нюрнбергский процесс меня вызвал в Кремль председатель Чрезвычайной государственной комиссии Николай Михайлович Шверник.

Кремль — это святое место для всех советских людей, а для москвича тем более. Вступаешь на его мостовые с каким-то трепетным чувством преклонения перед святостью и красотой седой старины. Я всякий раз, входя на территорию Кремля, не могу не снять шапку и не поклониться величию его зодчих и строителей.

Красно-кирпичная зубчатая кремлевская стена, а за ней белокаменные строения, то как бы мягко стелющиеся по земле, то гордо рвущиеся ввысь, и золоченые купола, напоминающие ослепительно яркое полуденное солнце. На это великолепие можно смотреть часами, но я вызван сюда не на экскурсию, а по важным государственным делам, поэтому надо спешить.

Вхожу в рабочий кабинет товарища Шверника. Николай Михайлович, встав, приветствует меня и приглашает сесть.

Сколько бы раз я ни встречался с Николаем Михайловичем Шверником, меня всегда поражали его глаза. Они были необыкновенно голубого цвета, бездонны, как небо, большие, открытые, смотрящие на тебя с удивительным доброжелательством и прозорливостью. Член партии с 1905 года, на протяжении 45 лет являвшийся членом ее ЦК, он был очень добрый, мудрый человек, пользовался большим уважением и любовью тех, кто работал с ним, всех советских людей. Партия доверяла ему ответственные посты. 18 лет он возглавлял советские профсоюзы. В 1944–1946 годах был председателем Президиума Верховного Совета РСФСР, а затем Председателем Президиума Верховного Совета СССР, заменив на этом посту М. И. Калинина. Почти 15 лет, до конца своей жизни, он руководил Комитетом партийного контроля при ЦК КПСС.

Объяснив причину вызова, Николай Михайлович передал мне в руки документ и сказал, что это «Зеленая папка» Геринга, документ особой государственной важности, который нужно представить в Нюрнберге Международному военному трибуналу.

— Вы за него отвечаете головой, — предупредил в заключение Николай Михайлович.

И вот в моих руках «Зеленая папка».

Я пока знаю о ее содержании лишь в общих чертах. Она была захвачена советскими десантниками, выбившими внезапным ударом с моря врага из Феодосии. Это произошло в декабре 1941 года. Уже в 1942 году о грабительских целях фашистов, изложенных в этом документе, сообщалось в специальной ноте народного комиссариата иностранных дел СССР. Но полностью текст папки тогда не был воспроизведен в печати.

Смотрю на ее обложку — зеленая. Почему зеленая? И память мгновенно переносит к давно прочитанным строкам о русских декабристах. У тайного общества декабристов «Союза благоденствия» (1818–1821) была «Зеленая книга», в которой излагались цели и задачи борьбы этого общества с самодержавием. Зеленый цвет — цвет надежды. И они, эти высокогуманные и образованные люди XIX века, страстно надеялись осуществить цели своей борьбы за человеколюбие, всеобщее образование, справедливое правосудие, улучшение хлебопашества и промышленности России.

А что же содержала «Зеленая папка» Геринга? Коротко, обобщенно это документ, поощряющий человеконенавистничество, разбой, грабежи, полное порабощение и разорение моей Родины. Эти сокровенные мечты и надежды нацистов Геринг изложил в папке зеленого цвета. Но надежды его, к счастью людей мира, не сбылись.

Понятно, с каким чувством ответственности вез я ее в Нюрнберг.

Летел туда самолетом через Берлин. Московский аэродром нас «выпустил», Берлин «принял», все хорошо, а дальше синоптики сообщили о нелетной погоде. Сутки ждали. Погода не улучшалась. Надо лететь во что бы то ни стало. Трибунал в Нюрнберге уже начал работу. После долгих выяснений дали разрешение на вылет. Полет проходил в очень сложных метеорологических условиях: по трассе кораблю был дан очень узкий «коридор», за бортом сплошное «молоко», никакой видимости, летим «вслепую». Я наблюдаю за командиром корабля Циновым. Он в поту, капли выступили на лбу, переносице. Летчик напряжен до предела. Но и его и мое желание слились воедино — только вперед, только вперед.

Летное мастерство Цинового сделало свое дело. Мы, правда, несколько отклонившись от заданного курса, приземлились на аэродроме в Фюрсте. Циновой мгновенно сориентировался, самолет молниеносно снова взмыл в небо, и через несколько минут мы были на нюрнбергском аэродроме.

Там нас встретили товарищи, уже участвующие в работе трибунала, и без лишних слов и приветствий усадили в машину: время слишком дорого, заседания трибунала продолжались с нарастающей остротой, и документов, доставленных мною из Москвы, ждали с нетерпением.