Предатель - Алексей Макеев

– Ну, пусть хоть так, – согласился Гуров.

Все время этого разговора и Орлов, и Крячко смотрели на него со всевозрастающей тревогой – им категорически не нравилось ни его физическое состояние, ни душевный настрой.

– Пошли чай приготовим, – решительно заявил Петр, поднимаясь из кресла.

– Сиди, я ему сам помогу, – сказал Стас, отправляясь следом за Орловым, но задержался около Гурова и, наклонившись к нему, тихонько спросил: – Как я понял, спрашивать тебя, что это за седой мужик в черном был, бесполезно?

– Какой мужик? – вскинув брови, вяло удивился Лев Иванович.

– Я так и знал, что бесполезно, – хмыкнул Крячко и, войдя в кухню, плотно прикрыл за собой дверь.

«О господи! – вздохнул Гуров. – Теперь они думают, что со мной делать. Но ни в санаторий, ни в больницу я не поеду! А если попробуют силой везти, то накостыляю обоим – уж на это меня еще хватит!» Но вернувшийся Стас ни о чем таком и не заикался, а сквалыжным голосом заявил:

– Мы не баре, чтобы по гостиным чаи распивать, так что пожалте на кухню, – и протянул Льву Ивановичу руку.

– Ты меня еще, как раненого бойца, на себе оттащи, – буркнул тот и, хоть и с трудом, но поднялся сам.

Чай в кухне был уже накрыт и Петр сидел за столом, причем его решительный вид Гурову активно не понравился.

– Лева! Ты надорвался, и тебе надо отдохнуть! – твердо, словно гвозди вбивая, начал он. – Провернуть такую работу за одну неделю – это тебе не кот чихнул. Мы тут посовещались и решили…

– В больницу или санаторий не поеду, – отрезал Лев Иванович.

– Прикажу, так поедешь! – Голос Петра отдавал металлом. – А будешь сопротивляться, так я и ОМОН вызвать не постесняюсь! И препроводят тебя туда под белы рученьки! Да и охрану я к тебе тоже приставить могу, чтобы ты оттуда не сбежал!

– Если мне надо будет, то сбегу, – заверил его Гуров. – Или ты меня не знаешь?

– Вот именно что знаю! – Орлов и не думал сдаваться: – Поэтому до таких крайностей я дело доводить не буду. И поедешь ты вместе со Стасом к нему на дачу! И жить там будешь всю неделю. Вы в отгулах со вторника? Вот, чтобы я раньше следующего вторника тебя на работе не видел!

– Вы обалдели? – изумился Лев Иванович и даже поежился. – Да что там в такую погоду делать? Вы за окно-то посмотрите!

Сугубо городской житель, Гуров действительно не представлял себе, что можно целую неделю делать в деревне. Ну, ладно бы летом в погожий день на шашлыки съездить, но сейчас и на столько?!

– Ну, во-первых, это дача только по названию, – начал объяснять Стас так, словно сам Гуров об этом не знал, – а на самом деле – дом в деревне. Там и печка есть, и баня, так что не замерзнешь! А во-вторых, там речка неподалеку, и мы с тобой еще и на рыбалку сходим, да и лесок имеется, чтобы погулять и воздухом подышать. Так что не ерепенься! А то ты здесь один в квартире за неделю дойдешь до того, что тебя, как раненого бойца, придется уже не мне на себе, а нам с Петром вдвоем на носилках выносить. Допивай чай и начинай потихоньку собираться, а я сейчас домой за вещами заскочу, потом заберу тебя, и двинемся мы, благословясь, наконец-то отдыхать по-человечески.

Гуров переводит взгляд с Петра на Стаса и обратно и видел, что настроены они оба крайне решительно. Он начал мысленно подбирать аргументы поубедительнее, что не прошло для Орлова незамеченным, потому что он ласково поинтересовался:

– Мне ОМОН вызывать?

– Черт с вами! – наконец согласился Гуров. – Вы, как тот мужик-зануда, которому женщине легче дать, чем объяснить, что она его не хочет.

– А участкового я на всякий случай предупрежу лично, чтобы он каждый день к вам в гости наведывался. А то ведь ты, друг Левушка, как только немного окрепнешь, так ведь можешь и деру дать, – по-прежнему ласково добавил Петр, отрезая Гурову все пути к отступлению, потому что тот о таком выходе из положения действительно думал и даже прикидывал, у кого в городе он мог бы до следующего понедельника отсидеться.

– Ну, словно волка обложили! – вздохнул Лев Иванович и смирился со своей судьбой окончательно.

Орлов и Крячко ушли, причем Петр поехал на работу, а Стас – к себе домой, но по дороге позвонил Никитину и сказал:

– Все, юноша! Пиши все нужные бумажки о том, что Васильев действительно по доброй воле решил свести счеты с жизнью и никто в этом не виноват.

– Да написать недолго, – растерянно ответил тот. – А я?

– Ждите, и обрящете, – туманно ответил ему Крячко и больше ничего объяснять не стал.

Дома он с порога заявил жене, что немедленно уезжает на дачу, причем до следующего понедельника в город не вернется.

– Ты что же творишь, оглашенный? – возмутилась она. – Ты бы хоть позвонил и предупредил – я же собраться не успею! Да и чего ехать-то на ночь глядя? Завтра утром и отправились бы.

– Нет, мать, ты здесь остаешься, и чтобы на даче тебя и близко не было! – предупредил ее Крячко.

– Это еще что за новости? – опешила она.

– Я, мать, не один еду, а с Левой, – объяснил Стас. – Совсем он себя загнал, вот и надо ему отдохнуть, чтобы в себя прийти. Мы с Петром на него сегодня посмотрели и поняли, что еще немного, и он точно в больницу с нервным истощением попадет. Так что ты туда и не суйся! Ему тишина и покой нужны, а ты у меня дама говорливая. А вот продуктов положи побольше – едоков-то нас двое будет.

– Так я бы вам и сготовила, – она попробовала переубедить его.

– Я и сам чего-нибудь сварганю, – отмахнулся от нее Крячко.

– А… – начала было она, но муж перебил ее:

– Я не пойму, тебя что, любопытство заело?

– Да помидоры же там! – объяснила она.

– Тебе кто дороже? Гуров или помидоры? – начиная сердиться, спросил Стас.

Понимая, что, выбрав помидоры, она может нарваться на нешуточный скандал, она вздохнула и сказала:

– Конечно, Лева. Только не пойму, чего это вдруг его в деревню потянуло? Уж сколько ты его приглашал, а он и был-то у нас считанные разы. А уж, если так худо ему, так и отдохнул бы дома с женой. Сходил бы к ней в театр, в кино там…

– А вот о Маше, я думаю, нам всем стоит навсегда забыть, – заметил Стас.

Его жене, конечно, льстило, что друг ее мужа был женат на самой Строевой, с которой она, правда, и виделась-то всего несколько раз, но брак этот не одобряла и поэтому теперь только заявила, поджав губы:

– А я всегда знала, что этим кончится! Ведь вам при вашей ненормальной работе какая жена нужна? А такая, чтобы дома ждала, а не на стороне хвостом вертела! Чтобы пришел ты с работы, а на столе уже борщ дымится. Да котлеты с картошкой. И все с душой сделанное! С любовью! А не дерьмо покупное! Чтобы рубашки были не из прачечной. Чтобы жена рядом с тобой посидеть могла, в плечо тебе уткнувшись. И пусть ты ей ничего рассказать права не имеешь, а все равно чувствуешь, что вот она, своя, родная. Которая и беду, и радость разделит. И в трудную минуту не бросит, а поддержит и уже свое плечо подставит. И раненного выходит, и от увечного не уйдет. И на душе сразу тепло и спокойно становится, потому что у тебя за спиной такой тыл, что никто тебя сзади не ударит. А Маша? Да разве ж она ему когда нормальной женой была? Да и не хотела становиться! Они оба своей жизнью жили, а не общей. Вечером встретились, а утром разбежались каждый в свою сторону – разве же это семья?

– Ну, раз столько лет прожили, значит, что-то их все-таки связывало, – возразил ей Крячко, хотя, при всем уважении к Строевой, на самом деле думал так же. – Только ты не вздумай ему никого подыскивать и сватать! – предупредил он жену. – А то с тебя станется! И, не приведи господи, рассоришь ты нас с ним тогда на старости лет, чего доброго, – и он поехал к Гурову.

А тот, проводив гостей, начал неторопливо собираться и первым делом положил в сумку все, что было связано с этим делом: документы, фотографии и даже флешку. Он представления не имел, что ему может пригодиться в деревне, поэтому собирался, как в автономное плаванье, то есть брал все, начиная от бритвенных и туалетных принадлежностей и полотенец и заканчивая курткой и сапогами, причем делал упор на теплые вещи. Подумав, он решил, что пистолет в доме без присмотра лучше не оставлять и его стоит взять с собой, тем более мало ли что в этой деревне случиться может. Надев джинсы и толстый колючий свитер, он пошел на кухню и начал перегружать продукты из холодильника в пакеты – нахлебником он быть не собирался, поколебавшись, положил также на всякий случай и вторую, не начатую бутылку коньяка. Таким образом, к приезду Стаса возле входной двери уже стояли две сумки с вещами и пакет с продуктами, и вошедший Крячко, увидев это, от удивления присвистнул и спросил:

– Лева! Ты на зимовку собрался?

– Будешь издеваться, так вообще никуда не поеду, – пригрозил Гуров.

– А вот те фигушки! – рассмеялся Стас. – Куда-нибудь ты да поедешь! Только согласись, что уж лучше со мной в деревню, чем с ОМОНом в больницу. Ну, двинули, что ли?

Попытку Льва Ивановича поехать следом за Крячко на своей машине тот погасил в зародыше: