Из ниоткуда в никуда - Виктор Ермолин

же рану, но теперь уже провалился, как в подтаявшее масло. Человек скончался.

Вытирая замаранным рукавом слезы, меняя их на свежие капли крови, Ершов осознал, что появился единственный шанс стать другим человеком. Мертвым не нужны звания, медали и регалии. А у Ершова еще вся жизнь впереди – бесславная, в шкуре рядового. Сдерживая тошноту, он похлопал по нагрудному карману и нашел там офицерский военник. Поблагодарив судьбу, что ранее не ударил в сердце штыком, сохранив документ в целости, солдат поместил свое удостоверение в пустой отсек одежды. Акт подмены завершился на капитанских погонах.

Так, среди разложения и вони трупов, Ершов пролежал весь день и половину ночи. В три часа появился другой разведотряд. В живых никого не нашли, кроме поседевшего заикающегося капитана.

– С-слабак, – гаркал он. – Гнида.

2. Недоразумение

Каждый год семья Флейманов праздновала День Победы с особым размахом. Приглашались родственники со всех близлежащих городов: Верхней Пышмы, Березовского, Первоуральска, Нижнего Тагила. Мария Павловна, жена главы семейства, начинала приготовления за сутки: резала салаты, выпаривала мясо, пекла пятикилограммовые пироги. Младшее поколение в это время выдраивало все углы, вылизывало полы, выбивало одеяла и подушки. Такой всеобщей сплоченности нельзя было увидеть ни в какой другой день в течение года.

Помимо батареи водочных бутылок, главным украшением стола всегда был Евгений Флейман – герой, ветеран и просто хороший человек. Его подвиг, когда он повел свой отряд на борьбу с остатками немецко-фашистских захватчиков под Смоленском, наизусть знал каждый мальчишка во дворе. Ведь о чем же еще было рассказывать всем подряд пожилому капитану в отставке?

В ту весну гости стали подтягиваться уже к часу дня. Первым на пороге возник любимый тагильский дядька по линии жены. Раньше родственника в дом проник только пакет с бутылками и салом, который тот зачем-то ежегодно привозил и увозил обратно с собой. Затем появился женин двоюродный брат и две родные сестры со своими детьми. Замыкало шествие младшее поколение Флейманов: дочь и младший сын. Отсутствовал только старший.

Решили, что семеро одного не ждут. Открытие празднества началось с вкушения многоградусной жидкости. Склянки только и успевали опрокидываться по стаканам и закатываться под стол, разливая на пол недолитые капли. Евгений, по своему обыкновению, сначала прихлебывал выпивку, а уже потом опрокидывал ее в глотку по прямому скату. Мария Павловна, точно бы участница марафона, бегала с тарелками туда-сюда, предлагая гостям все новые и новые яства.

Часы пробили четыре. Это было то самое время, когда Евгений Флейман начинал свой традиционный пересказ фронтового подвига. Налив очередную рюмку, глава семейства встал, облизал губы и прокашлялся. Он уж было хотел открыть рот, когда затрещал дверной звонок. Мария Павловна побежала открывать.

– Здравствуйте, – раздалось с порога. Это был старший сын, Константин. – Отец, подойди, пожалуйста. У меня есть для тебя сюрприз.

Евгений Флейман нахмурился из-за прерванного обычая, но все равно поставил рюмку и вышел к сыну. Константин улыбнулся и отошел чуть вбок, чтобы освободить проход. Все это время за его спиной стоял какой-то старик.

– Ну, здравствуй, Женька, – улыбаясь, сказал человек в обшарпанной военной форме. Всю его грудь украшали ордена и медали; плечи – майорские погоны.

– Д-день д-добрый, – выпучив глаза, промямлил Евгений.

– Не узнал, что ли? – неловко улыбаясь, спросил новый гость. – Это я – Василий. Ну! Николаев.

– Это я его отыскал, полгода на поиски ушло. Вот только с аэропорта вернулись. Ездил, встречал. Представляешь, из твоего родного города прилетел.

– Да? Здорово, – медленно проговорил капитан. – Машк, принеси гостю стул.

Все вернулись к столу. Евгений вновь поднял рюмку, но пересказывать подвиг не решился.

– Давайте выпьем за гостя, – предложил глава семейства.

– Представь хоть его нам, Женьк. Мы же с ним не знакомы, – остановил вдруг тагильский дядька.

– Это Василий. Николаев.

Все с улыбкой ожидали продолжения, но Евгений Флейман замолчал и в одиночестве отхлебнул из рюмку.

– Все-таки не помнишь меня, Женька? – расстроено спросил гость.

– Нет, – честно ответил ветеран.

– Жаль. А ведь мы выросли с тобой в одной деревне. Вместе призвались. Вместе КМБ прошли.

– Прости, контузило меня. Забыл все.

– Таньку свою тоже не помнишь? Детей? Ведь ни разу на могилку к ним не приехал.

– Жень, о ком он говорит? – вдруг встряла в разговор Мария Павловна.

– Это недоразумение. Он меня с кем-то спутал.

Майор посмотрел на товарища полными грусти глазами.

– Простите, мне следует уйти, – извинился и встал гость.

– Я вас провожу, – тут же поднявшись со стула, предложил Константин.

– Не утруждайте себя. До свидания.

Мария Павловна ушла в коридор закрыть за офицером. В комнате за столом стало тихо.

– Прости, отец. Мне не следовало устраивать подобное без твоего ведома.

Евгений Флейман пожал, как ребенок, плечами, вышел из-за стола и ушел в свою комнату. Гости недоумевающе посмотрели друг на друга, но расходиться не стали и через пять минут уже пили водку, как ни в чем не бывало.

В десять часов вечера Евгений Флейман застрелился из наградного оружия. На его столе нашли короткое письмо с подзаголовком «Правдивая история Петра Ершова».

Примерно через шесть месяцев после происшествия Константин сменил фамилию Флейман в паспорте на Ершова.

3. Прикладное христианство

Прежде чем выйти к мирским на слушание, отец Петр широко зевнул. Он не успел подставить ладонь, чтобы прикрыть разинувшуюся пасть, и оттого испугался, что через глотку к душе прокрадутся бесы. Следовало перекреститься. Свернув губы трубочкой и сложив пальцы в «троицу», священник сделал традиционное движение справа-налево и сверху-вниз. На душе стало спокойнее.

Сглотнув вылезшую из глубины горла желчь, отец Петр вышел к народу. Распахнув двери, он увидел только одну женщину в темном платке и такого же цвета юбке до пола. От увиденного на душе священника стало совсем светло.

– Мир вам и вашему дому, – сказал батюшка, низко кланяясь прихожане. – Вы по какому вопросу пожаловали?

– Здравствуйте, преподобный отец, – ответила женщина с более низким поклоном и поцеловала протянутую руку священника. – Хотела узнать у вас – можно ли сына записать на крестины?

– А почему нельзя? Конечно, можно, – расплываясь в сытой улыбке, сказал служитель церкви. – Вы же крещеная, надеюсь?

– Конечно!

– А причащались?

– Разумеется, давно еще.

– Как давно? Насколько давно?

– Лет пять назад. Где-то перед крещением.

– Как пять? Как вам вообще совести хватило в церковь прийти? Причащаться важно не реже, чем единожды в месяц, – забобычил священник.

– Простите, пожалуйста, – краснея, извинилась женщина.

– А в церковь как часто ходите?

– О, я из верующей семьи – мне походы в церковь с детства прививали. Это всегда было даже своего рода праздником.

– И все-таки, как часто?

– Раз в два-три месяца.

Отец Петр схватился за сердце и перекрестился.

– Ну, матушка, прогнать вас за такое должно. Если бы не Закон, который велит пускать в храм всех грешников и прокаженных – погибать вам в миру.

На глазах женщины выступили слезы.

– Ну-ну, будет, матушка. Покрестим вашего малыша, – испугавшись реакции женщины, стал утешать священник.

– Благодарю вас, преподобный отец, – смахивая слезы платком, сказала прихожанка.

– Как звать хоть чадо?

– Феликс.

– Как-как?

– Феликс. Для