Гарсоньерка - Элен Гремийон

Витторио и в голову никогда не приходило подобное истолкование картины. Он отвечает не сразу.

– Лисандра и в самом деле была ревнива… как многие женщины.

– Нет, вот именно что не «как многие женщины»! Ваша жена была болезненно ревнива, а вы и не знали? Впрочем, это понятно: когда на человека даже не смотришь, где уж там заниматься его душевным состоянием.

Ева Мария забывает о такте, о деликатности, она решает играть в открытую. Ева Мария сообщает Витторио, что Лисандра ему изменяла. Витторио не верит ни единому ее слову: он бы знал. Ева Мария цитирует ему его же слова: «Как правило, муж не знает о существовании любовника». Витторио упирается: Лисандра была не из таких. Ева Мария отвечает на это, что подобная классификация гроша ломаного не стоит. Витторио утверждает, что Лисандра его любила. Ева Мария возражает: «Разве одно с другим несовместимо? Потому она и изменяла вам, что любила». И Ева Мария описывает Витторио любовные сцены, повторяет не оставляющие сомнений слова, которые слышала от Франсиско. И повторяет их так же бесстыдно.

– Это в вас не находит никакого отклика? Или вы все-таки узнаете свою жену? Лисандра страдала, она дошла до того, что у нее осталось о дно-единственное желание: вновь обрести в объятиях другого то прекрасное, что ей дарили вы. Дарили – но перестали дарить. Она отдавала другому то, на что вы больше не отзывались. И из-за этого умерла. У меня есть два предположения насчет того, что могло произойти в вечер убийства.

Витторио выпрямляется. Ева Мария продолжает:

– В тот вечер ваша жена принимала любовника у вас дома, понятия не имею, случилось это впервые или она уже привыкла приводить туда мужчин. Лисандра надела новое платье и туфли на высоких каблуках, чтобы испытать свою власть над вами, она знает, что не удержит вас, знает, как обстоит дело, она ни в чем не обманывается, она понимает, что вы ее разлюбили, что у вас связь с другой женщиной, ей известно, что и самое новое платье не может соперничать с новой женщиной, хорошо ли, плохо ли одетой, но все же она надеется хоть ненадолго задержать на себе ваш взгляд и, нарядившись для другого, не может удержаться и не упрекнуть вас за то, что не заметили ее нового платья. Потому что этот Другой – тоже вы, вы, доступный, свободный, другой, но – вы, и никто иной. Отсюда и вся сцена. Отсюда и ваша ссора. Отсюда и показания соседки. Но ссора не мешает вам уйти. Тогда Лисандра берет два бокала и бутылку белого вина, думая о том, какая это пошлость – женщина, наливающая себе вино. А потом включает радио и ждет. Звонят. Она дважды спрашивает, кто там, потому что опаслива, и, услышав ответ, открывает. Любовник ждет в прихожей несколько секунд – так требуется по сценарию, а она возвращается в гостиную, поднимает подол платья и, наклонившись, поворачивается голым задом к двери, чтобы одарить гостя первой картинкой – той, какой одаривает его всегда. Ее ритуал. А любовник, чтобы избавиться от штанов, кладет на стол букет, с которым явился… допустим… букет красных роз… Лисандра краем глаза видит цветы, распрямляется, опускает подол своего нового платья, она старается овладеть собой, она пытается справиться с яростью при помощи действий, а потому берет вазу, идет наполнить ее водой и возвращается в гостиную, но этого оказывается мало, видеть красные розы ей по-прежнему невыносимо, она открывает окно, пытается остудить гнев свежим воздухом, высовывается в окно, подставляя лицо ветерку, только и этого недостаточно, и тогда она оборачивается, хватает букет красных роз и бросает любовнику в лицо. Уходи. Кем ты себя вообразил? Я ненавижу розы! На самом деле она не то чтобы ненавидит розы, на самом деле вы, Витторио, всегда дарили ей лилии – ее любимые цветы, так ведь вы мне сказали? Оскорбленный в лучших чувствах любовник забирает свой букет и уходит с цветами в руках, а осиротевшая вода остается напрасно ждать их в вазе… да, «осиротевшая», поскольку, заметив, что вода из вазы растекается по полу, невозможно не задаться вопросом, где же цветы. Чем еще можно объяснить, что на месте преступления этих цветов не нашли? Если у вашей жены не было странной привычки наполнять водой все вазы, сколько есть в доме, с цветами или без, единственное тому объяснение – изгнанный любовник унес букет с собой. Но перед тем задержался, чтобы вытолкнуть Лисандру в окно, у которого она, возможно, так и стояла… возможно, ждала, чтобы выветрился запах роз… Если бы она за несколько секунд до того не высунулась в окно глотнуть воздуха, возможно, гостю даже и в голову не пришло бы ее толкнуть, но в том-то и загадка чужого поступка, заставляющего совершить убийство. Лисандра, разумеется, сопротивлялась, тогда и упали кресла и лампа и разбилась фарфоровая кошечка и ваза с водой, конечно, но обиженный любовник победил. Выброшена в окно та, что не признавала роз. Та, что любила только лилии. Та, что любила только вас… Он выбросил из памяти ту, что заставила его потерять голову. И поспешил уйти. А потом вы вернулись. Вот и все.

Ева Мария умолкает. Когда знаешь, что у жены есть любовник, легче признаться в том, что у тебя есть любовница, думает она. И пробует снова:

– Витторио, кто эта женщина на фотографии?

– Да не знаю я ее! Чего вы от меня хотите, в конце концов? Чтобы я сказал – да, это моя любовница? Полный бред…

– Хорошо, это полный бред, извините, тогда правильной должна оказаться моя вторая версия.

– А именно?

– Не догадываетесь?

– Нет.

– Вернувшись из кино, вы застали жену с любовником. И цветы выбросили вы. И свою жену в окно вытолкнули тоже вы.

Витторио качает головой:

– Мне кажется, вам лучше уйти.

– Я тоже так думаю.

Ева Мария встает. Ей хотелось бы, чтобы Витторио сказал: «Останьтесь, Ева Мария, да, эта женщина действительно моя любовница, но я не убивал Лисандру, и вы мне еще нужны, мне надо, чтобы вы и дальше помогали мне искать настоящего убийцу».

Но Витторио ничего не говорит. Витторио не пытается ее удержать. Витторио позволяет ей уйти. Нет, все-таки еще не совсем. Он задает вопрос. Последний.

– Ее любовник… Кто это был?

Ева Мария поворачивается к Витторио:

– Тот, кто был с Лисандрой в вечер убийства? Мог быть кто угодно – похоже, их было несколько.

– Тот, кто рассказал вам обо всем, что они делали вместе.

– Вы его не знаете.

Витторио качает головой:

– Вы забываете о моей профессии. Утверждение, что я «не знаю» этого человека, напротив, доказывает, что я его знаю. Если бы я его не знал, вы бы мне попросту назвали его имя. Так что скажите, кто это.

Ева Мария размышляет. Если Франсиско все равно уже рассказал об этом полицейским, она может назвать Витторио его имя.

– Франсиско.

– Франсиско… из «Пичуко»?

– Да.

Витторио сидит неподвижно. Ева Мария делает несколько шагов по направлению к двери. Взявшись за ручку, оборачивается:

– Не сообразила сразу. А вы? Когда вы говорите, что «не знаете» эту женщину на фотографии, какой вывод я должна из этого сделать? Что вы ее знаете?

Ева Мария не ждет ответа. Ева Мария выходит из комнаты свиданий.

Ева Мария очень устала. Она уже засыпает. Из комнаты Эстебана до нее доносятся звуки бандонеона, Эстебан из тех, кому хватает мужества не уйти, Эстебан вернулся. Еве Марии становится легче. Впервые за долгие годы она готовит ужин. Впервые за долгие годы она стучится в комнату Эстебана. Эстебан не сразу слышит. Или, скорее, не верит собственным ушам. Ева Мария не открывает дверь. Она говорит через дверь. Взгляды еще не готовы. Жесты – может быть, а взгляды – нет. Слова? Слова более-менее.

– Я сделала бутерброды, они на кухне, если хочешь, возьми.

Молчание. Ева Мария боится трех вещей. Что Эстебан не ответит ей. Что Эстебан ответит «нет». Что Эстебан откроет дверь. Взгляды еще не готовы. И необходимые слова тоже. Какое облегчение. Ева Мария слышит голос Эстебана. Все на том же расстоянии.

– Хорошо.

Ева Мария снова приближается к двери:

– До завтра.

– До завтра.

Ева Мария уже засыпает. Она отказывается поднимать завесу. Она все прекращает. Витторио придется справляться без нее. Ей придется справляться без него. Эстебан здесь, это единственное, что имеет значение. Ева Мария измучена. Ей хотелось бы, чтобы ночь длилась две недели, как на Луне. Ребенком она думала, что впадины на Луне – это кратеры, но на Луне нет вулканов. Ева Мария думает о lope Олимп[28] на Марсе, вулкане высотой двадцать три километра. Впервые после смерти Стеллы она думает о высоте, не думая о падении, думает о расстоянии: двадцать три километра, старается представить себе, откуда и докуда это может быть расстоянием. Ева Мария засыпает. Ей хотелось бы, чтобы ночь длилась две недели, ночь без снов и кошмаров. Ей кажется, что в дверь звонят. Или это звук бандонеона. Она не знает. Все, что она знает, – Эстебан вернулся. Ева Мария улыбается.

– Мама? – Эстебан приоткрывает дверь в комнату Евы Марии. – Там какие-то двое мужчин хотят тебя видеть.