Маршал Италии Мессе: война на Русском фронте 1941-1942 - Александр Аркадьевич Тихомиров

служило для русских только стимулом сражаться до последней возможности, избегая пленения любой ценой.

Итальянский солдат-чернорубашечник обменивает у мирного жителя сигареты на продукты питания на рынке оккупированного украинского города. Днепропетровск

Позже немецкое Верховное командование пыталось реализовать программу улучшения условий жизни в концентрационных лагерях, где скопилась большая часть военнопленных, захваченных на первом этапе наступательных операций. Они находились в тяжелейшем положении, а улучшить их существование было просто нереально. Например, в июле-августе 1942 года в лагере Миллерово насчитывалось свыше 30 тысяч военнопленных. Обеспечить питанием такую массу немецкое командование было просто не в состоянии, так же, как и выполнить все обещания, сделанные для перебежчиков на листовках, сбрасываемых с самолетов. Перебежчики, которые приходили в надежде на достойное обхождение и оплачиваемую работу, чаще всего перемешивались с обычными военнопленными.

Один циркуляр немецкого Верховного командования от 21 августа 1942 года содержал материал, являющийся красноречивым доказательством этому. Там были перечислены районы, где содержались дезертировавшие советские военнопленные, а также дословно приводились слова одного русского пленного летчика, изложившего свое пребывание в плену после двух недель, проведенных в трех различных концентрационных лагерях: „Я не верил тому, что рассказывали комиссары, но то, что я видел и вижу в плену, невозможно описать, и мне после этого просто не хочется жить“.

Далее в циркуляре говорилось о необходимости выполнения обещаний, распространяемых посредством пропаганды.

Следующий циркуляр от 1 сентября 1942 года констатировал, что „даже летом военнопленные мучились от голода“. Говорилось о распространении чувства недовольства, источником которого являются телесные наказания, о трудностях в организации питания, так как руководство, поставленное во главе продовольственного снабжения не намеревается улучшать ситуацию с военнопленными. Кроме того, не было никакой разницы между пленными и перебежчиками, хотя эти два потока следовало разделить. Во многих лагерях придерживались мнения, что перебежчики не заслужили преимущества в обращении и заслуживают презрения. Голод и эпидемии косили советских военнопленных целыми рядами, что приводило к политическим и моральным последствиям, воздействующим на население и на неприятельские войска.

Требовалось провести инспекцию со стороны немецкого Верховного командования, издавшего в конце апреля 1942 года следующий циркуляр: „Население принимает во внимание отношение к соотечественникам, в частности, к военнопленным, как основу для сравнения поведения победителей к остальному русскому народу. Нельзя пренебрегать сотрудничеством с населением в работах по эксплуатации местных ресурсов и в работах по восстановлению. Жестокое обращение с военнопленными оказывает сильное отрицательное воздействие на атмосферу общего сотрудничества…“

Видно, что в немецких докладах абсолютно отсутствуют элементарные принципы гуманизма и справедливости! Поэтому и результаты были очень скромными. Положение не улучшилось и когда Верховное командование поставило задачи по использованию военнопленных в качестве ценной рабочей силы, организуя специальные батальоны. Эти подразделения имели ограниченные возможности из-за суровости климата и эпидемий. „Гражданское население каждый день видит больных и обессиленных военнопленных, которых еще заставляют работать“, – так говорилось в одном донесении.

Летом 1942 года немцы провели эксперимент: послали на сельскохозяйственные работы освобожденных пленных, принадлежащих к нескольким национальностям: азиаты, украинцы и прибалты.

Первые могли также быть зачислены в военные формирования, а украинцы и прибалты – в формирования вспомогательной полиции, но такими „освобождениями“ стали пользоваться лазутчики противника, что привело к существенному ограничению этих мероприятий, к тому же их политический резонанс был невысоким, так как они не нашли поддержки и ясного изложения на более высоком уровне.

„Ошибка немцев состояла, прежде всего, в двойственности их отношений к военнопленным. Главную ставку они сделали на освобожденных пленных, были даже разработаны „Правила в отношениях с военнопленными других национальностей“, регламентирующие их работу в тыловых службах: на кухне и в столовых, погонщиками скота, водителями. Но к основной массе попавших и сдавшихся в плен русских солдат преобладало жестокое и бесчеловечное обращение, что и послужило причиной отторжения местными жителями немецких „освободителей“ и вызывало резкие вспышки недовольства, чем активно пользовались русские в своей пропаганде“.

Это моя последняя цитата из доклада, сделанного в 1942 году, когда я представлял свои, возможно, простодушные взгляды, типичные в то время для многих итальянцев. Не знаю, смогут ли мои наблюдения и критические замечания облегчить понимание того горестного и болезненного момента нашего союзничества, который познали на себе „освобожденные“ народы: русские, украинцы и другие национальности советского общества.

Два итальянских солдата-чернорубашечника 63-го ударного легиона MVSN «Tagliamento» обедают, сидя на разбитом монументе И. В. Сталина на станции Ясиноватая Сталинской области

Итальянские солдаты убирают советский плакат, призывающий бороться с немецко-фашистскими захватчиками

Чтобы показать разницу между нами, итальянцами, и немцами, перейду к рассмотрению вопросов нашей политики в отношениях с гражданским населением и пленными на оккупированных территориях.

В предыдущей главе были представлены проблемы и факты, воспринимавшиеся мной, как свидетельские показания в докладах моих офицеров, но теперь, когда я оставил свой пост, все это стало для меня личными воспоминаниями, позволяющими извлечь определенные уроки и выводы.

К. С. И. Р. выполнял исключительно военные функции, но оперативная обстановка требовала стабильности на оккупационных территориях. Поэтому, несмотря на явно временный характер нашего пребывания, мы обязаны были дополнительно проработать вопросы по контактам с гражданским населением, по обращению с военнопленными и дезертирами, по использованию местных ресурсов и правосудия в административных рамках. Наши полномочия оставались всегда достаточно ограниченными, особенно во время первого периода, длившегося с июля 1941 года до июля 1942 года, когда К. С. И. Р. входил в состав немецкой армии и получал все приказы и директивы от германского командования, не отличающиеся гуманизмом.

Привожу фрагмент нашего доклада: „Официальные правила никогда не препятствовали нашему солдату выражать по отношению к русскому населению всю свою доброту, врожденное великодушие, щедро делиться чувствительностью своей души, так что итальянское командование часто находилось в открытом контрасте с немецкими приказами, защищая пленных и улучшая условия жизни всего гражданского населения“.

Во время быстрых наступательных операций летом 1941 года мы были вынуждены максимально использовать местные ресурсы, но при этом старались не портить отношения с населением. Когда дороги превратились в грязные болота, и снабжение частей полностью нарушилось, мы регулярно платили владельцам продовольствия, а не грабили их, как немцы.

Подобное поведение частей из оккупационных войск открывало широкие перспективы по закреплению на захваченных позициях, но в основе наших действий лежали, прежде всего, искренность и симпатии к народу, чьи страдания тронули сердца итальянских солдат. Из-за неожиданно наступивших холодов все больше операций в секторе фронта К. С. И. Р. приостанавливались. Мы расположились в районе Сталино, в нижней части Донецкого бассейна. Тогда