Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд

идти. Артиллерии у французов не было, а порох для мушкетов заканчивался. На следующий день они смогут обороняться лишь штыками.

Но теперь они были в пределах досягаемости от подкрепления, и польский офицер, Пешебендовский, вскочил на одну из нескольких лошадей, оставшихся после переправы, и медленно поскакал вперед, чтобы принести невероятные известия о том, что маршал Ней пробил себе дорогу к главным силам, но нуждается в немедленном подкреплении. «Это известие, — пишет Коленкур, — в штабе было воспринято как известие о выдающейся победе!» С того момента как в сентябре Великая армия с Поклонной горы увидела золоченые маковки московских соборов, ничто не могло так поднять ее боевого духа. Известие о появлении Нея передавалось от палатки к палатке. Ней прорвался. Ней в пределах досягаемости и нуждается в помощи. Смертельно уставшие солдаты, выкроившие несколько часов для отдыха, перед тем как вновь пуститься в свое бесконечное путешествие, вскочили и застегнули свои патронташи. Наполеон был вне себя от радости. За день до этого, считая Нея погибшим, он сказал: «В Тюильри у меня миллионы в золотых слитках. Я бы все отдал, чтобы спасти его». Это было не то золото, в котором в данный момент нуждался Ней, ему требовалось незамедлительное подкрепление. Он получил его от принца Евгения и Мортье, которые стремительно бросились ему навстречу. «Это был национальный праздник, — продолжает Коленкур, — потому что теперь нам казалось, что французы непобедимы!»

Арьергард, состоявший из 900 человек, воссоединился с главными силами. Огромная сила воли и непоколебимая вера в себя человека, который их вел, сделали невозможное. Только благодаря присутствию Нея они дошли до Орши[50].

Глава 7

«Он коротышка, бледный, у него толстая шея и темные волосы…»[51]

1

Генерал Чичагов, завоеватель Минска, был оптимистом. Он верил хорошим вестям, когда слышал их, и действовал согласно этому. Ему сказали, что Шварценберг, австриец, не окажет ему сопротивления, — так оно и оказалось. Шварценберг пропустил его, и он оккупировал Минск, находившийся на расстоянии всего лишь двух дней перехода южнее линии отступления.

Теперь он получил известие, что Великая армия превратилась в неорганизованную толпу. Чичагов не видел причин, почему ни старый Кутузов, ни его заместитель Милорадович или бывший у них в подчинении Витгенштейн, действовавший на севере, — почему никто из них не пожелал войти в русскую историю как человек, захвативший Наполеона и всех его маршалов в ноябре 1812 года. Его собственная армия была вполне пригодна для этой миссии. Кроме большого количества готовых к боевым действиям солдат, у него много пушек и огромный обоз с припасами, нагруженный всем, что солдаты могли пожелать, начиная от копченой рыбы и заканчивая новой обувью. Казалось, что Чичагову не выгодно торчать в Минске, ожидая, пока Кутузов выгонит противника на него, или в большей мере невыгодно действовать вместе с Витгенштейном, получившим подкрепление в лице генерала Штейнгеля. И он стал склоняться к тому, чтобы со всей возможной быстротой наступать в сторону Березины и там одержать славную окончательную победу. Он был настолько убежден в том, что ему удастся схватить Наполеона, что даже выпустил его полицейское описание на тот случай, если невежественные крестьяне, бывшие под его командованием, затруднятся опознать пленника, после того как вынудят французов принять бой. Заголовок описания гласил: «Виновник всех несчастий Европы»; а в самом описании содержались следующие строки: «Он коротышка, бледный, у него толстая шея и темные волосы…»

Этой детали тоже уделили внимание, и русский генерал привел свою армию в движение.

Решение было смелым и не особенно опрометчивым. Весь ноябрь поступали донесения, в которых сообщалось о распаде Великой армии, ее огромных потерях в людской силе и боеприпасах, оставлении у Красного императорских сокровищ и о нескольких оставшихся пушках, о тысячах спешившихся кавалеристов, шедших по направлению к границе в тяжелых сапогах для верховой езды, совершенно непригодных для долгих маршей по снегу и льду.

С другой стороны, русские войска крепли с каждым днем. Теперь это были три боевые армии, каждая из которых по количеству солдат и экипировке значительно превосходила редеющие колонны французов. Однако Кутузов, сохранявший осторожность, имел более чем достаточно сил, чтобы без чужой помощи выгнать армию императора из России, и Витгенштейн, выбивший Второй корпус из Полоцка и объединивший свою армию со Штейнгелем, мог теперь преградить отступавшим дорогу, если французы поменяют направление и двинутся на северо-запад, чтобы избежать встречи с наступавшим Чичаговым.

Ключевым пунктом во всей ситуации была Березина, которая в этом районе текла на юг и впадала в Днепр. Она не стала бы большим препятствием для такой опытной армии, как у Наполеона, и могла лишь задержать ее, будь у французов понтоны наподобие тех, которые они использовали при переправе через Дунай за три года до этого. Тем не менее Чичагов сильно сомневался в том, что Великая армия дотащила все необходимое для наведения мостов так далеко, и его сомнения были совершенно точными. Понтоны уничтожили при Орше, поскольку Наполеон собирался переправляться через Березину у Борисова, где были хороший мост и крепость, и все это находилось в руках поляка Домбровского.

В план Чичагова входил штурм Борисова, захват моста и эффективное противостояние любому дальнейшему продвижению Наполеона. Как только этот великолепный план возник, он сразу же получил одобрение царя и его советников в Санкт-Петербурге. Тотчас поступили приказы: Кутузову — усилить давление на тылы французов, Витгенштейну и Штейнгелю — спешить на юг из района Полоцка и соединиться с Дунайской армией Чичагова.

Австрийцев Шварценберга можно было теперь не брать в расчет. Имелась уверенность, что никакой помощи французам со стороны Шварценберга не последует.

Чтобы не допустить такого соединения частей русской армии в одной точке, Наполеон сосредоточил в этом районе 20 тысяч человек, набранных из восстановленного корпуса Удино, насчитывавшего теперь 8 тысяч солдат, и Девятого корпуса Виктора, в котором было около 12 тысяч. Оба корпуса вполне годились для этой миссии, однако Удино располагал еще и кавалерией. Его полковники использовали временное затишье, наступившее между двумя сражениями при Полоцке, чтобы собрать запасных лошадей и все имевшиеся в этом районе запасы фуража и рогатого скота. Марбо, заслуживавший наибольшего доверия в описании того, что происходило на северном фланге Великой армии, хороший образец того типа офицеров, которые окружали маршала. В ожидании суровой русской зимы он приказал каждому солдату 23-го конного егерского полка добыть себе в качестве экипировки куртки из овечьей шерсти. Когда было тепло, солдаты ворчали из-за ненужных курток, но в последующие несколько